Страница 17 из 39
Блин! Я не знаю что тут и где.
— Эм, подскажи, где у мамы чай? — кричу я.
Она заходит на кухню и так мило улыбается.
— Давай помогу — говорит она — чай на полке над печкой.
— А чашки? — блин голос дрожит, похоже, она догадывается, что я дико нервничаю.
— Я достану — говорит она.
— Хорошо — Слава Богу.
Она ставит чашки на поднос, и я наливаю чай. Она наливает заварку и достает печенки. Я беру поднос.
— Идем — говорю я, и иду в гостиную.
Она присаживается на диван. Ставлю кружку перед ней, блин руки дрожат. Сажусь на стул напротив неё. А была, ни была.
— Ты хотела знать — говорю я.
Глава 15
Эми
Уил очень нервничает, у него даже руки дрожат. Что с ним? Неужели, я довела его до этого состояния? Я не хотела.
— Ты хотела знать — говорит он так решительно, что у меня стынет кровь. Хотя я этого очень хотела.
— Уил, не говори, если не хочешь — знаю, что не хочет.
— Сейчас или никогда, Эм, только не перебивай, иначе я никогда не заговорю об этом — он настроен серьезно.
У меня звонит телефон. Это Мери. Я быстро сбрасываю звонок. Надо ей написать.
— Прости две секунды — говорю я.
Пишу, что не приду и выключаю телефон.
— Все больше никто не позвонит.
— Хорошо — он выдыхает. — В общем, когда я вернулся из больницы, меня никто не встретил. Мамы дома не было. Состояние было у меня не очень, голова раскалывалась и кружилась. Таблетки не помогали. Я добрался до пастели и больше не вставал до вечера. Вечером ко мне зашел отец.
Его передергивает, и я беру его за руку, он выдыхает и продолжает.
— Он назвал меня никчемным сыном, не способным ни на что, за то, что из-за меня погибла Джена он ударил меня по лицу и я слетел с кровати и… — он поднимает голову и закрывает глаза.
Крепче сжимаю его руку, ему очень тяжело. Он выдыхает и продолжает.
— Он стал бить и пинать меня, как собаку. Я не мог пошевелиться и дышать, я только слышал его гневный голос, что это я во всем виноват. Я помню, что меня вырвало, после очередного пинка по животу, и я потерял сознание.
Он замолкает. Глажу его по руке. Как мог Джонс так с ним обращаться. Какой кошмар. Не замечаю, как слезы начинают обжигать глаза. Он тяжело выдыхает и продолжает.
— Ночью, когда я очнулся от кошмара, мама сидела со мною на кровати. Она плакала и извинялась. Я хотел её успокоить, но тело так болело, что я не мог пошевелиться — он опускает глаза — и она ушла. На следующий день пришел Уилсон. Он был в шоке от моего состояния. Он хотел забрать меня обратно в больницу, а на родителей заявить. Но я попросил его не делать этого и заменить мне таблетки. Он выписал мне другие таблетки. Мама купила их. Но они мне не помогали. Всю неделю я жил как в аду. Меня выключало, я спал по полчаса и то в это время мне снились кошмары, никого не было рядом, когда я просыпался, я не понимал, что со мною. За неделю такой жизни я, наверное, превратился в зомби. Я не вставал, меня постоянно мутило в промежутках между сном. Ладно, мама догадалась поставить мне ведро. Я думал, свихнусь тогда от этой боли — он смотрит на меня, вытирает мне слезы — не плач детка, я пережил все это. Через неделю таблетки начали помогать, и я стал потихоньку вставать и возвращаться к нормальной жизни. Через месяц я решил их не пить, но на второй день вернулись боль и головокружение. Так я просидел на них три месяца. Затем решил бросить и как-то получилось. Боль прошла, головокружение стало реже, два раза в неделю. Потом вообще прошло. Теперь возникает только тогда, если я резко встаю и как выяснилось на высоте. Поэтому, Эм ничего особенного мне не надо. Что ты еще хотела знать?
Милый, ты и так мне много рассказал.
— Уил, спасибо, что рассказал.
Встаю, подхожу к нему и обнимаю его.
— Малыш, мне так жаль, что тебе это все пришлось пережить — у меня сердце сейчас разорвется, наверное, столько боли, не любви, жестокости к ребенку, который не такой как твой сын. Как же он это выдержал?
— Мне, тоже, но ты не ответила на вопрос.
— Мне хотелось бы узнать, как ты провел все эти годы, не общаясь ни с кем? Как ты это выдержал и сохранил любовь к своим «недородителям»? Я просто этого не понимаю — я отпускаю его и сажусь напротив него на стул.
— Ох — выдыхает он — «недородителям» это верно подмечено. С того случая я больше не видел отца, не знаю то ли мама может не подпускала его ко мне, то ли он сам не хотел видеть меня, не знаю. Мне было очень обидно и не понятно его отношение, почему он обвинял и обвиняет меня в том, что случилось, ведь я не был за рулем, но это очень — он выдыхает — очень больно осознавать, что ты не нужен отцу, своей матери, брату. Про него вообще молчу. Он ненавидел меня с самого детства, теперь понятно, почему. Я не был ему родным и никому из них не был — у него появляются слезы на глазах.
Малыш, не выдерживаю, подхожу к нему, опускаюсь на колени, мое солнышко. Глажу его по лицу и обнимаю за шею. Он опускает голову мне на плечо и у него вырывается всхлип.
— Эм, это очень больно, я не могу об этом, пожалуйста — он тяжело выдыхает.
— Не надо, все, все малыш — говорю я и крепче обнимаю его, глажу его по спине.
Он плачет. Блин может я зря его так расстроила сегодня. Хотя нет, ему должно стать легче. Целую его в шею и в плечо.
— Солнышко мое, все хорошо — провожу рукой по его волосам, и он поднимает голову.
Я вытираю его слезы со щек.
— Эм… — у него срывается голос.
— Не говори ничего — целую его в губы как можно нежнее, он отвечает на поцелуй и притягивает меня к себе, я его обнимаю.
— Спасибо — говорит он мне на ухо — я так тебя люблю, Эм.
Так приятно всегда слышать, что он любит меня.
— А я люблю тебя сильнее — говорю я.
Он мотает головой в ответ.
— Нет, я сильнее.
Я ему не отвечаю, улыбаюсь, так приятно чувствовать его, как он прижимается, тепло его тела. Не могу оторваться от него. Мне кажется, я стала любить его еще сильнее.
Слышу шум в коридоре.
— Это, наверное, мама.
Он отпускает меня.
— Я в ванну — говорит он.
— Хорошо.
Он выходит, и я замечаю, что мы даже не пили чай, прошло часа полтора, наверное. Мама проходит в комнату.
— Привет, детка, а где Уильям — спрашивает мама.
— Он в ванной.
— А, что вы чай не пили? Смотрю, остыл совсем.
— Да, мам, мы забыли про него.
Ну, конечно, нам было совсем не до чая.
В дверях появляется Уильям. Его покрасневшие глаза и щеки выдают его и ему не очень ловко.
Подхожу к нему, и обнимаю за плечи, он улыбается уголками губ, смущенно. Какой же он красивый.
— Мам, мы будем в комнате, я помогу тебе с ужином чуть позже.
— Конечно, Эм.
Мы идем в мою комнату. Уил садится на кровать, я стою перед ним. Он кладет руки мне на талию и упирается головой в живот.
— Все хорошо? — надеюсь с ним все нормально.
— Все хорошо, детка, просто ощущение, как будто меня вывернули наизнанку, вытащили всю грязь из меня и просто… — блин, сердце замирает, неужели я переборщила? — просто отмыли — он выдыхает — спасибо, Эм.
Неужели свершилось! Ура!
Наклоняюсь к нему, беру его лицо в ладони.
— Я так рада, что тебе стало немного легче, это здорово — целую его в нос.
— Да, мне тоже нравится — он притягивает меня к себе и ложится поперек кровати.
Я ложусь на него сверху, аккуратно, чтобы не надавить на его ребра.
— Не бойся детка, ложись нормально.
— Без резких движений, как сказал твой доктор, не помнишь?
Он улыбается, а я стараюсь сползти с него на бок, и лечь ему на плечо. Он быстро хватает меня за талию и держит.
— Куда собралась? — смеется он.
— Я не буду лежать на тебе, тебе тяжело — говорю я.
— Совсем нет.
— Уил, я серьезно.
Он поворачивается вместе со мною на бок, потом резко отпускает меня, поворачивается на спину, хватается за бок и тихо стонет.