Во имя справедливости

Запереть их в камере вместо узников! — приказал я. — Вас будет судить народ!

Невольники, увидев спасителей, почему-то затаились в своих камерах. Я вынужден был закричать:

— Не бойтесь нас! Мы принесли вам свободу!

— Кто вы такие? — послышался вопрос.

Пришлось ответить:

— Освободительная армия.

— Придут гвардейцы и жестоко выпорют тех, кто сотрудничает с вами.

Я подумал, что рабство — это, пожалуй, не рок, а состояние души.

— Здесь все боятся гнева Белого, — сказал присоединившийся к нам местный житель. — Он жестокий палач, именем Бога приказывает карать любое неповиновение, пороть и увеличивать срок заточения за малейшую провинность, остальные перед ним выслуживаются.

Я закричал:

— Белого больше нет и не будет! Его власть окончена. Прокуратор тоже в наших руках. Все ранее принятые решения о заточении в карцер отменяются!

Двое молодых мужчин вышли из ближайшей камеры. Радость от внезапного освобождения придала им сил. Посему они держались на ногах достаточно твердо, хотя и выглядели изможденными.

— Мы действительно свободны? — спросил один из мужчин.

— Да, свободны, как и все остальные! — сказал я.

Мужчина, задавший вопрос, подошел ко мне и низко поклонился со словами:

— Мы благодарны вам за спасение! Вы действительно посланник богов, а освободительная армия взяла наш город?

— Да, это так!

— А нам тут внушали, что самозванца и всех, кто посмеет сотрудничать с ним, будут жестоко пороть.

— Пороть будем прокуратора и всех, кто такое говорит, — убежденно ответил я.

— Теперь у нас одно желание — сражаться под твоим руководством, — сказал мужчина.

— Присоединяйтесь к нашей армии! — предложил я. — Впереди будет много боев, но мы обязательно победим. Боги с нами!

Мужчина закричал:

— Братаны! Это действительно наше спасение. Не бойтесь! Палачи не будут больше над нами издеваться!

— Нужно отплатить истязателям той же монетой, — сказала Аленка. — Иначе не будет соблюден принцип справедливости.

— Мы будем их судить, — ответил я.

В камерах сидели больше сотни заключенных, в основном избытых и истощенных. Они стали покидать свои темницы. Многие едва держались на ногах.

Все же я предложил всем вступить в освободительную армию. Предложение не нашло серьезной поддержки.

— Пацифисты? — спросил я у местного жителя.

— Не знаю такого слова. Здесь находится известный разбойник Навал. Вон он. Спроси у него.

Навал выглядел вполне здоровым. Своих освободителей он встретил молчанием, лишь небрежно поклонился.

Я кивнул в ответ и сказал:

— Ты здесь, вроде как, вор в законе, уважаемый заключенными человек. Объясни, почему обиженные режимом люди не хотят против режима воевать.

Разбойник хриплым тоном ответил:

— Не знаю про воров и ваши законы. Ты говоришь красно, а вот правильно ли действуешь? Ты, как я понял, очень даже неплохой бандит. Сумел взять целый город, теперь будете грабить. Но под твое начало не пойду! Я свободный человек, и остальные здесь хотят свободы, а не войны.

Я спокойным тоном ответил:

— Это твой выбор! Мы набираем лишь добровольцев. Тех, кто хочет построить новое государство. Справедливое и сильное.

— Государство?! Ты хочешь свергнуть Нитупа? А кто вместо него? Ты? Заменишь своими голодными людьми нынешних правителей? И так же будете обогащаться, сидеть на шее народной?

Я пояснил:

— Мы создадим здесь первое в мире социалистическое государство равных возможностей, без нищеты и баснословного богатства.

— Не знаю, что такое социалистическое государство, — сказал Навал. — Это когда все равны?

— Почти так.

— Ого! У тебя амбиции! — авторитетный товарищ даже улыбнулся. — Но не противоречит ли это природе человечества? Сильный и умный всегда будет стремиться быть богаче и властвовать над теми, кому менее повезло в жизни.

— Мы поменяем жизненные установки, — ответил я.

— Буду следить за вами, но воевать не хочу.

Я махнул рукой:

— И без тебя обойдемся!

У меня полно дел, вместо того, чтобы агитировать сомневающихся. Необходимо навести порядок, допросить и изолировать пленных, убрать трупы, заняться врачеванием и организовать оборону. Не хватало после столь убедительной победы потерять город.

Взятие города закончилось нашим полным триумфом. Но нужно было подумать, как развить успех.

У нас оказалось много раненных воинов. Все же был кровавый бой. И врагов пострадало не меньше. Целителям работы хватит надолго. Я распорядился лечить и пленных.

Питер испытывал последствия взятия его толпой бывших разбойников и рабов. В нем все еще продолжались локальные стычки, но многие профессиональные воры и разбойники приступили к грабежам и насилиям. Недавно избранные командиры отчаянно пытались навести порядок, но им это не очень удавалось. Я решил применить силу. Приказал всех грабителей арестовывать и помещать в освободившиеся камеры карцера для последующих порок. Это возымело эффект, количество грабежей заметно уменьшилось.

Потом мы займемся экспроприациями. Но только у самых богатых жителей города.

Мои бойцы засадили в клетку Белого и приволокли его к тюрьме. С бывшего градоначальника сорвали дорогую одежду.

Повстанцы издевались:

— Как чувствовать себя нищим?

— Теперь работать пойдешь на рудники!

— Давайте с него жирок сгоним. Пусть его в карцере не кормят!

— Такого пороть нужно каждый день.

Белый боялся, что повстанцы растерзают его. Бывший градоначальник почти скулил:

— Пощадите меня! Я вам все отдам!

В ответ послышалось:

— Мы и так все возьмем! Будем в дворце твоем жить!

Повстанцы стучали палками по прутьям клетки, тыкали через прутья знатную особу дубинками.

Я тоже подошел к клетке и сказал:

— Его дворец станет общественной собственностью. Будем в него на экскурсии народ водить.

Кто-то спросил меня:

— Что такое общественная собственность?

Я попытался разъяснить:

— Это когда все принадлежит народу. Не какому-то отдельному богатею, а всем нам.

— И дворцы прокуратора и Белого?

— Да!

— Так не бывает.

— А у нас будет! Мы установим новый народный порядок!

Меня спросили опять:

— А кто будет следить за новым порядком?

— Выборные или назначенные мной люди!

К тюрьме подвели группу пленных. Ее встретила Аленка.

Пленных построили в шеренги, рядовым предложили присоединиться к повстанцам. Большинство простых солдат были из числа бедноты и некоторые согласились.

Я, Аленка и знахарь Чарли обходили ряды. Чарли осматривал раненых, Аленка остановилась возле группы гвардейских командиров и со смехом сказала:

— Что-то бравые гвардейцы приуныли! Видно, понимают, что им еще долго не увидеть девушек!

И ударила кулаком офицера в подбородок. Потом заставила пленных становиться на колени и целовать свои слегка запыленные сапоги.

Гвардейцы покорно целовали, не смели возражать.

Я вмешался в процесс:

— Зачем ты их унижаешь?

Аленка улыбнулась:

— А тебе не кажется, что им это нравится?

— По-моему, это нравится только тебе, — ответил я.

— Смотри, как они целуют с энтузиазмом, — возразила Аленка, — хотят доставить удовольствие красивой воительнице.

— Да, трудно найти девушку краше тебя, — сказал я комплимент. — С дубиной ты производишь неотразимое впечатление. Но зачем унижаешь пленным, заставляешь целовать свои ноги?

— Я же говорю: им нравится чмокать мои сапоги, они даже облизываются от удовольствия, — со смехом подтвердила воительница. — А я пользуюсь правом победительницы.

— Унижение пленных повышает самооценку, — почти серьезно сказала я. — Но есть же правила приличия и нормы поведения, не престало тебе вот так себя непристойно вести.

Воительница отмахнулась, словно услышала откровенную чушь:

— На войне твои нормы поведения не применимы! Вон мужчины главу города унижают, а ты мне про какие-то нормы толкуешь.