Страница 3 из 16
– Понятия не имею, красавица, – улыбнулся ей молодой, турецкого вида парень, стоящий за прилавком, скучающе засунув руки в карманы джинсов. – Я в женских побрякушках не очень разбираюсь. Но у серёг должна быть застёжка, так? А эти сплошные… И на руку по размеру как раз подходят, – он покрутил кольцо на пальце. – Тебе пойдут. Скидку сделаю. А? Всем за двадцать отдаю, а тебе за десять. А? Возьмёшь?
Верена демонстративно задумалась. Медленно, выдерживая паузу, обвела взглядом нарядные, умытые полуденным светом фасады домов на набережной и увенчанный гигантским тёмным куполом монолит музея Боде на противоположном берегу – он ей всегда казался похожим на сказочную крепость из какого-то мультфильма.
– А может, и возьму. За пять.
– За восемь.
– Семь!
– Договорились…
Необыкновенно довольная в равной степени и покупкой, и собственным умением торговаться, Верена засунула приобретение в карман и, насвистывая, направилась в сторону вокзала.
Тимка спустился на платформу и, перебравшись через железнодорожные пути, шагнул на узкую, посыпанную гравием дорожку. Солнце потихоньку опускалось за горизонт, и воздух постепенно становился всё прохладнее. Под ногами жадно чавкала налипающая на кроссовки грязь.
На территории садоводства не было ни души, только ветер со свистом носил тучи жёлто-красных, похожих на обрывки цветной бумаги листьев по выложенным деревянными досками тропинкам между домами.
Какие-то чёрные птички с одинаковыми жёлтенькими клювами, сидящие на клёне у самого дома, перекликались между собой тонкими переливающимися трелями; на козырьке над крыльцом курлыкали голуби.
С трудом открывая тяжёлую деревянную входную дверь, Тимка автоматически бросил взгляд в маленькое, покрытое чёрными точками старое зеркало, в незапамятные времена зачем-то привинченное проволокой к столбику крыльца. Глаза всё ещё были покрасневшими, под ними наметились едва заметные голубоватые тени.
Если тётка сразу не хватится ключей, может, и не поймёт, что он здесь.
Сбежавший из собственного дома.
Мама бы никогда такого не допустила. И папа тоже.
Но их было не вернуть…
Тимке хотелось есть, поэтому первым делом он стал шарить по дому в поисках ключа от кладовой. Он точно знал, что тётка имела привычку закупать тушёнку и всякие запаянные компоты на дачу ящиками, чтобы потом не таскать с собой тяжёлые сумки каждые выходные.
Дом внутри пах застоявшейся сыростью и затхлостью. Деревянные половицы с раскиданными по ним пёстрыми тряпочными ковриками отчаянно скрипели даже от лёгких шагов.
«Где же он может быть», – думал Тимка, один за другим обыскивая ящики громоздкого, с толстыми, словно бочонки, ножками-тумбами, письменного стола в жилой комнате. Он как раз выгребал из глубокого пыльного нижнего ящика ворох каких-то журналов со смятыми выцветшими обложками и вырванными страницами – кажется, мама использовала их исключительно в качестве подстилок, когда пересаживала цветы, – как вдруг увидел на самом его дне большой нераспечатанный конверт из мягкой жёлтой бумаги. Тимка взял конверт в руки и переместил его под зелёный жестяной колпак настольной лампы.
Отправитель: Константин Зиновьев. Синяя наклейка «avia». Тимка взглянул на штамп…
Письмо пришло по адресу через два месяца после того, как было отправлено.
Спустя две недели после возвращения папы из своей трёхмесячной командировки в Мексику.
И через четыре дня после аварии.
Его просто никто уже не успел прочесть…
Совершенно забыв о том, что он здесь искал, и чувствуя, как озябшие пальцы внезапно начинают предательски дрожать, Тимка, торопясь, вскрыл конверт зубами. На полированную поверхность стола выпали большая, размером с тетрадный лист, глянцевая открытка с кактусами на фоне заката и два тонких золотистых кольца в запаянном целлофановом пакетике. На оборотной стороне открытки знакомым крупным папиным почерком было размашисто выведено:
«Ангелочек! Скучаю по тебе страшно – скатываюсь в банальности, так что уже, можно сказать, ночами пишу письма пером при свете свечи. Совсем скоро домой. Не могу, прямо дни уже считаю. Поцелуй от меня Тимофея крепко-крепко. Твой Ко.
Р. S. Нашёл тебе браслетики на местном развале, ты вроде такое любишь. Продавщица клялась, что это традиционное украшение ацтеков. По легенде, их надо надевать сразу на обе руки, чтобы с тобой пребывала гармония стихий. Мне, правда, показалось, что эта легенда – сплошной экспромт, но с другой стороны – если поверить, получается очень романтично, правда?»
Тимка перечитал текст ещё три или четыре раза, осторожно сжимая открытку в пальцах. Потом он тихонько всхлипнул и, закусив губу, разорвал целлофан, вытащил браслеты и нацепил их себе на оба запястья. Он понимал, что ведёт себя как полный идиот, примеряя женские украшения, но… в конце концов, его ведь никто сейчас не видит. И кто знает, может быть, действительно сработает какая-нибудь магия, и родители ему хотя бы приснятся?
Тимка додумывал эту мысль, уже забираясь на свою скрипучую тахту в углу комнаты и укрываясь старым синим стёганым одеялом.
Верена села за стол, сгребла в сторону кучу карандашных набросков с неопределённо-крылатыми светящимися существами для очередного конкурса фэнтези-рисунка, несколько многоэтажных стопок разнообразных распечаток, долженствующих означать прилежную подготовку к написанию курсовой по социологии («Успе-ет-ся», – мысленно строго сказала им Верена), десяток тетрадей, пару кофейных чашек, зарядку от ноутбука и весь прочий хлам, который обычно пылится на рабочем месте у любого нормального человека, и положила открытую шкатулку перед собой.
Из кухни тянуло жареным мясом и оливковым маслом и слышалась музыка – наверное, соседка Луиза опять готовила себе что-нибудь итальянское.
…дарить или не дарить?
Верена задумчиво посмотрела в окно – на вытянутую колонну телебашни и зелёный купол Берлинского собора, виднеющийся вдалеке. С семнадцатого этажа было видно, как стремительно ползут по небу и стягиваются в одно большое облако маленькие пушистые клочки небесной ваты. Потом на землю легла густая прохладная тень, и в стекло тут же застучались мелкие капельки дождя.
– Может быть, всё-таки не дарить? А? Как думаешь? – спросила она у устроившегося на наличнике дрозда. Птица посмотрела на неё блестящим чёрным глазом и спорхнула прочь, вниз. Хорошо им, крылатым, можно никогда не бояться высоты.
Верена повертела один из браслетов в пальцах. С одной стороны, для подарка как-то дёшево. Это ведь явно не золото и даже не серебро. Может быть, мельхиор?
А с другой стороны…
Верена нацепила один из браслетов на правое запястье.
С другой стороны, если, например, надеть индийское платье с такими вот штуками поверх рукавов, может получиться очень даже оригинальненько… Может быть, даже как-нибудь пригодится для выступления. Она нацепила второй браслет на левую руку и подошла к зеркалу. Оценивающе посмотрела на себя и пригладила ладонями светлые волосы, шкодливо улыбнувшись своему отражению. «Нет, не отдам», – решила Верена. Потом включила накинутую на зеркало бумажную гирлянду и сделала пару движений из классического танца Одисси, сложив перед собой ладони.
…и внезапно поняла, что не может их расцепить.
– Что за…
Запястья неожиданно начало жечь, и Верене показалось, что два браслета притягиваются друг к другу, как намагниченные. Она с усилием развела руки в стороны и с ужасом почувствовала, как тонкие золотистые кольца всё больше сжимаются, сдавливают руки, а потом… как будто всасываются под кожу…
– А-а! – вскрикнула Верена, тряся руками.
Больно. Больно…
– А-а-а! – она упала на четвереньки.
– Эй, что случилось? – раздался голос Луизы в коридоре. В дверь начали стучать, потом она приоткрылась, и в проёме показалась смуглая кудрявая темноволосая голова.
– Что за кричание? Для тебя всё в порядке? – обеспокоенно спросила Луиза, как всегда путая немецкие слова с итальянскими.