Страница 61 из 64
Девчонке пятнадцать лет, а он с ней живет вовсю. Во дает, во расслабитель. Скорей бы Новый год. Оторвемся на Туюк-Су, попразднуем. Хочу новый сезон, соревнования. Хочу выбраться из монотонности работы, тренировок, походить в горах, хлебнуть воздуха, посидеть у костерочка. И каркают по ночам вороны на тенистых стенах скал у реки Или, и я ворочаюсь на кровати и не могу уснуть заполночь.
К празднику возвернулась Ирина Петровна Давыдова. Устроила разбор предыдущих полетов. Что с бабы возьмешь, кроме воя, визга и причитаний на ентих посиделках?! И это у нее разбором поведения на тренировках называется? Сидим и льем дрянь друг на друга, а она на нас. Разделяет и властвует.
То мужское достоинство Дюкова определила, то разнообразные недостоинства остальных мужиков. У нашего тренера все под контролем. Абы выше крыши кто не высунулся. Дюков настолько лидером стал, что никто с ним в паре лазать не желает. У него поучиться нечему. А все Мать... Так его довела, что Вова, как белый янычар, на остальных мужиков с ятаганом кидается. Банзай!
Петровна на Новый год решила закатить карнавал. Без костюмов маскарадных, глаголет, не являйтесь. Подопечные женского пола лезут из кожи вон. Я, кричит, Мальвиной наряжусь, а я Красной Шапочкой. Ага, Мальвина в декольте и задом пятидесятого размера. А о Красную Шапочку волк точно зубы сломит, ей уже за тридцать - мышцы, жилы, да кости.
Мне интересно, в кого Витюля наряжаться станет? В коробку хлопьев кукурузных с биркой "Геркулес"? А Красильников меня ранил наповал. Мы, говорит (причем за нас двоих), в трех поросят нарядимся. Это что, я на нос пять копеек прилеплю? Увидишь, - шипит, - за костюмы не беспокойся, я позабочусь.
А как не беспокоиться? Весь праздник угрохаем. Тетки дуться начнут, мужики гавкаться меж собой. Отличная перспектива.
31-го в 16-00 стоим в очереди за шампанским. Вернее, сразу в трех очередях - в одной Червоненоко Коля, в другой Юра, в третьей я. Народ торопится. Местами, не отходя от кассы, наливаться принялся. А мы с рюкзаками, как бичи или идиоты, и понять ничего не можем.
Вечер полон многообещающего сумрака. Хлопьями падает снег. У прохожих топорщатся воротники, в подернутых белым лужах мокнет на ногах обувь. Граждане топчут слякоть, а нетерпеливые машины струями сворачивают промозглую жижу, добавляя сырости пешеходам. Но тщетно. С автолавок несет запахом конфет и свежих апельсинов, и кто-то поздравляет прохожих с Новым годом.
Волнение в очередях доходит до предела, когда продавщицы объявляют о лимите на шампанское в одни руки. 'По две на один нос!' - яростно кричат сивоносые грузчики. А у меня и денег на вшивый лимит, что волноваться?
Плохиш творит что попало. У него, оказывается, с турбазой расчет. Он сорит деньгами как принц Помпадур. Во всех трех очередях мы получаем по полному лимиту на три носа, 18 штук. Я такого количества, как есть, не унесу.
- Один друг нам поможет, - успокаивает Юра.
Он что, ишак его друг? Перетаскивать барахло, вина и жратвы целую кучу.
До остановки шестерки премся как беременные клоуны. Лямки давят в плечи, бутылки в спину. Если учитывать припасенное ранее, то по семь раз на брата выходит. Двадцать одна бутыль в трех рюкзаках - сумасшедшее количество. Да пошел он со своим другом, который так и не появился.
Не успели отойти от конечной, до плотины еще с километр, Юра останавливается, развязывает рюкзак и достает бутыль.
- Счас с другом познакомимся, - резюмирует зачинщик и разливает жидкость три кружки. Это у него, родимого, юмор такой. Ну выпили, я с непривычки чуть пеной не захлебнулся.
И заискрилось. Как с первым другом здоровались, помню ясно, как второго на плотине одолели, уже смутно. Горельник, Чимбулак и прочие победы не помню ни в дым.
Очнулся у самого Туюк-Су. С нами Санька Мархлевский, рюкзак полегчал существенно, но еще позвякивает. Александр нам: 'Ну, вы набрались', а Плохиш песенку поет: 'То ли еще будет. Ой-ой-ой!'.
Домики подсвечены цветными гирляндами, народ кучкуется, хохочет, торопится к представлению в главном зале. Там пока пляшут под магнитофон, счастливые, будто и они с "другом" повстречались. Мы присоединиться толком не успели, как Петровна объявляет:
- А теперь карнавал!
Ну вот и пошли дальше наряжаться. Удалились в отдельную комнату, разлили, Петровна в дверь стучится:
- Мальчики... Вы как, совсем раздетые, наряжаетесь?
- Наряжаемся! - дурным голосом возопил Плохиш и чуть не запустил в дверь пустой бутылкой.
Тут я смотрю, мы как есть на трех свиней похожи. Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф. Сидим, хрюкаем по каждому поводу, а на две кости встать - сил не осталось.
В народ вышли в обнимку. Кто кого волочит, понять трудно. На нас тычут пальцами. Давыдова как рак - красная-красная. А что она сделает?! Новый год, карнавал.
На улице прозрачный сумрак и тишина, прерываемая моим рычанием на снег. В который раз освобождаю бедный желудок от горячительного. Память раздроблена сеточкой почти не связанных фрагментов. Ходил к архиповцам, танцевал с Натальей, пытался набить рожу Плохишу, да, видно, не получилось, координация подвела.
Помню, что загипнотизировал двух вполне взрослых альпиноидов. Пусть сами не лезут. Развели жуть - экстрасенсы, телепатия. Дизель потушили, не дуя на свечку, пламя волей колышут, глазки пучат.
Сказал же им, что я экстрасенс, а они не верят. Меня обучил сам Коля Волжанин. И пошло-поехало. Установил двух великовозрастных жлобов к стене лицом. Грю, счас будете делать, что укажу, а потом сами в транс впадете.
Верят плохо, но встали.
- Подымите правую руку, - грю. Подняли.
- Подымите левую руку, - подняли.
- Подымите правую ногу. - Подняли. Стоят как тараканы на выданье.