Серебряный единорог

Аюров замолчал, глядя на мелькающие вдоль трассы деревья, и после паузы произнес:

– В детстве я слышал, что на одной из прибрежных ононских скал обнаружена надпись на неизвестном языке, – продолжил Аюров. – Ни ученые, ни буряты не смогли прочитать, что там написано. Вероятно, этот знак каким-то образом связан с последним приютом Повелителя Мира.

– Выходит, надо найти загадочную надпись на скале, – в возбуждении сжал локоть бурята Меркурий. – Чувствую, что это ключ к великой тайне.

Однахо, никто не мог прочесть надпись на петроглифе. Даже текст на Чингисовом камне, который тщательно изучался в Эрмитаже, ученые трактовали по-разному.

– Прочь сомнения, амиго! – вскричал директор, хлопнув рассказчика по плечу.

Кузьмич вздрогнул от крика и чуть не съехал в кювет. Пассажиров мотнуло на сиденье. Анатолийский схватился за Аюрова и прошептал:

– Мы сами расшифруем надпись, если найдем её. Цырендаши, я назначаю тебя экспертом по восточным секретам.

На километровых столбах нарастали числа. Через два часа желтый «Москвич» с тремя путниками проехал мимо стелы, отметившую границу Агинского Бурятского автономного округа. На вершине следующего подъема Цырендаши попросил пенсионера остановиться.

Кузьмич съехал с асфальта на широкую обочину, расплескав лужу растаявшего снега.

Цырендаши подошел к березе, увешанной разноцветными лоскутами, и бросил на обнажившиеся корни три медных монеты.

– Надо сбрызнуть, однахо, – крикнул он Меркурию.

– Шаманизм — шарлатанство народа, – недовольно пробурчал Анатолийский, но из машины вышел.

– Надо сбрызнуть, — повторил Аюров. – Попросить у духа удачной дороги.

– За удачу можно и сбрызнуть немного, – согласился директор.

Бурят достал из портфеля бутылку «Московской», два граненых стаканчика, газету и пару бутербродов с копченым сыром. Разложил газету на капоте «Москвича», сдернул с горлышка металлическую пробку и разлил водку в стаканчики. Меркурий нехотя взял стаканчик и бутерброд. Аюров подошел к дереву и, что-то шепча по-бурятски, трижды обмакнул безымянный палец в водке и сбрызнул капли на березу. Со смаком выпил водку как компот. Анатолийский повторил обряд и выпил водку, словно употребил одеколон «Шипр», перекосив лицо от отвращения.

– Теперь дорога, однахо, счастливая будет, – сказал довольный Аюров и закрыл горлышко бутылки свернутой бумажной трубочкой.

После спуска закончился лес, дорога уходила в степную местность. На склоне небольшой сопки Меркурий увидел парочку животных.

– Это что за рогатые? – показал пальцем Анатолийский.

– Дзерены. Их ещё называют зобастыми антилопами. Входят в Красную книгу. Живут в основном в Монголии, а сюда редко заходят. Хороший знак, однахо.

– Знак древних богов, – возбужденно произнес Меркурий. – Друзья мои, нам дважды подфартило! Кузьмич, разгоняйте аппарат хотя бы до семидесяти.

В полдень «Москвич» въехал в поселок Агинское.

– Столица автономного края. Круче, чем каталонская Барселона, – съязвил Меркурий.

– Надо бы в дацан заехать, – сказал Аюров, неодобрительно взглянув на директора.

– Опять сбрызнуть?

– Подношение пожертвовать.

– Жертвоприношение? Кто пойдет на заклание? Барашек, или, может, Кузьмич подойдет?

– Не святотатствуйте, – попросил Аюров. – Нельзя это делать.

– Шучу, шучу. Извини богохульника Цырендаши, я – атеист с пионеров.

Буддийский храм, несмотря на облупившийся фасад, смотрелся величаво. Изогнутая резная крыша, пурпурные деревянные колонны и массивные двери с восточным орнаментом придавали таинство зданию.

– Еще недавно здесь лечили алкоголиков, – тихо сказал Аюров. – Советская власть жестоко боролась с религией, порушила не только дацаны, но и церкви, мечети… Но не победила веру.

– Не победила, – согласился Меркурий.

Цырендаши вошел в дацан. Кузьмич и Анатолийский молча смотрели на старинный храм. Блики весеннего солнца играли яркими красками на непонятных фигурах крыши дацана.

Аюров вышел из храма просветленный.

– Куда теперь едем, штурман? – спросил Меркурий.

– В Нижний Цасучей. В поселке свернем на развилке, потом…

– Я знаю дорогу, – перебил Кузьмич, – в семьдесят девятом ездил на Онон, на рыбалку, таких хариусов там наловил, – он умиленно улыбнулся, – полена с лопату!

– Хариус повкуснее селедки. Что-то я проголодался. А не перекусить ли нам в райцентре? – предложил Анатолийский. – Как здесь с общепитом, Цырендаши? Есть ли антрекоты в ресторанах?

– Однахо, вкуснее позы* в кафе.

– Веди, амиго, в кафешантан.

«Москвич» пересек окружной центр, свернул направо на мост и подъехал к вагончику с вывеской: «Кафе «Дулма».

– Оригинально! – воскликнул Меркурий. – Напоминает столыпинский вагон. Посетителей обслуживают метрдотель в форме жандарма и официанты в кандалах. Иностранцы были бы в восторге. Как переводится «Дулма»?

– Это женское бурятское имя, означает: «Мать-спасительница».

– Вот это название, я понимаю! Не то что какая-то там «Ромашка» или «Березка».

Горячие позы оказались действительно вкусные. Меркурий, обжигаясь, быстро умял четыре штуки. Цырендаши и Кузьмич ели медленно: сначала надкусывали позы, выпивали сок и только потом добирались до мяса.

– А нет ли здесь жульена? – спросил не насытившийся Анатолийский, прихлебнув чай с молоком.

– Жулья сейчас везде хватает – ответил Кузьмич с полным ртом.

Меркурий захохотал, расплескав чай на клеенку.

– Жюльен – это тушенные в майонезе грибы и мясо, – пояснил Цырендаши Кузьмичу. – Французское блюдо, подают маленькими порциями.

– Да ты настоящий гурман, амиго, – удивился Меркурий.

Сытые путники вышли из кафе и уселись в «Москвич». Кузьмич завел машину и привычно посмотрел в боковое зеркало. Зеркала не было.

– Сперли зеркало! – запричитал пенсионер. – Я говорил, что жулья везде хватает. Вот сволочи!

– Издержки экспедиции, – произнес Меркурий. – Цырендаши, запиши десять рублей в непредвиденные расходы.

– Каких десять? – возмутился Кузьмич. – Зеркало одиннадцать рублей стоит.

– Штурман, добавь рубль в пенсионный фонд Кузьмича.

Желтый автомобиль выехал из поселка и затрясся на асфальтированном шоссе, ведущем в гору. Выбоины чередовались со вздутиями в асфальте. «Москвич» трясло, словно больного в приступе эпилепсии.

– Прекрасная трасса для ралли Париж – Дакар! – воскликнул Анатолийский. – До финиша доедут единицы.

– Дальше, однахо, будет похуже, – сказал Аюров.

– Кузьмич, вы слышали? Сейчас у вас отвалится второе зеркало, а заодно и глушитель с бампером.

– Это у иностранных финтифлюшек отвалится. «Москвич» – машина крепкая. Нашенская.

После пологого подъема дорога пошла на спуск. Кочек стало больше. Автомобиль петлял по шоссе, словно заяц. Меркурий и Цырендаши болтались в салоне, как сосиски в кипящей кастрюле. Асфальт закончился внизу, и «Москвич» плюхнулась на грунтовое покрытие. За автомобилем потянулся шлейф пыли. Через пару километров показалось село Цокто-Хангил.

– Здесь у меня племянник двоюродного брата живет, – сказал Аюров. – Надо, однахо, навестить.

– Ну уж нет. В плане фольклорно-географической экспедиции племянник двоюродного брата не значится. Только вперед!

«Москвич» медленно протащился через длинное бурятское село и опять набрал крейсерскую скорость – 50 километров в час. Грунтовая дорога прорезала широкую степь. Слева появилось большое озеро, дальний берег которого окаймляли невысокие скалы.

– Озеро Ножий, – пояснил Цырендаши. – Я вам рассказывал, что на берегу этого степного водоема обнаружена древняя стоянка.

– Помню. Там еще есть древняя мастерская, где изготавливали глиняную посуду, а на горе плиточные могилы. Кстати, а не из-за ножей, извлечённых из могил, так назвали озеро? – поинтересовался Меркурий.