Том Марволо Гонт

– Это трудно объяснить, Том, – вздохнул Дарий. – Эти знания просто появляются в тебе. Или не появляются. Как-то так.

– А Светлая Передача? Или Тёмная Передача? Как же они?

– Это очень редкое явление, Том. Очень. Чаще всего полученные знания и опыт другого Бессмертного в тебе как бы “спят”. Ты чувствуешь их наличие, но стараешься не трогать лишний раз, так как это “не твоё”. У тебя и своей боли хватает, а опыта без боли и потерь не бывает, – за разговором мы незаметно дошли до комнаты Дария и расселись там возле небольшого стола, на который монах выставил чашки и заварочный чайничек. Сейчас он как раз поставил греться на электроплитку чайник обычный, наполненный водой. – Так происходит у большинства Бессмертных. Но случается, что Бессмертный не удерживается и “влезает” во вместилище этого опыта. И тогда “шарик рвется”. И сразу весь этот опыт, со всеми чувствами, эмоциями, желаниями, переживаниями, привычками, “выливается” в “тебя”. И тут происходит одно из двух: либо ты возьмешь верх и сумеешь всё это встроить в свою “личность”, не изменившись в главном. Либо нет. И тогда Бессмертный меняется до неузнаваемости. Но прежним ты в любом случае уже не останешься. Так произошло со мной.

– Женевьева? – предположил я.

– Да, – отвел глаза Дарий. – Она была очень стара. Больше семи тысячелетий. Её опыт… я буквально утонул в нем. Долго сопротивлялся, даже успел сводить войска в Италию, но… Чем больше я бился и сопротивлялся, тем больше проникался её правотой. Осознавал то, над чем раньше не задумывался. В итоге я не потерял “себя”, но полностью переосмыслил свою жизнь. Я изменился.

– Вот как, – задумался я. – А если “вскрыть” не один “шарик”. А сразу три десятка?

– Можно сойти с ума, я думаю. Если сделать это разом.

– Вроде бы пока не сошёл, – хмуро ответил я, сцепив руки в замок и упершись в них губами.

– Значит твоя личность очень сильная.

– Не знаю, Дарий. Я вроде бы как их всех “задавил”. Отделил их опыт от своего, но…

– Он просачивается, да? – невесело усмехнулся монах.

– Именно, – хмуро ответил я, не убирая рук. – Предметы начинают вызывать неожиданные ассоциации, пейзажи и здания кажутся знакомыми и тоже вызывают цепочки ассоциаций, иногда лица… чувства. Ощущения. У меня очень структурированный четкий разум из-за того, что я десятилетиями сознательно занимался его упорядочиванием. Это называется “окклюменция”. Я раз за разом проверяю своё сознание и вычищаю всё лишнее, чужеродное, но… Оно возвращается. Прорастает…

– Ты боишься? – уточнил Дарий.

– Есть немного, – признался я. – Рано или поздно мне так или иначе придется снова убить Бессмертного…

– Можно поселиться на Освященной Земле.

– Как ты?

– Как я, – кивнул Дарий.

– Я могу сделать это как Фламель. Но не стану.

– Почему?

– Я всю жизнь прямо смотрел в глаза своим страхам. Не бегал от них. И в этот раз не побегу.

– Начнешь охотиться? – неодобрительно покачал головой Дарий.

– Нет… не то чтобы… Да, начну! На Ксавье. А после буду продолжать разбираться со своим разумом. Начну сознательно встраивать опыт убитых в “свою” систему.

– “Не можешь остановить – возглавь”? Так? – усмехнулся Дарий. – Надеюсь ты не уподобишься Кургану, который рубит всех встреченных Бессмертных без разбора?

– Нет. Надеюсь, что нет… я ведь пытаюсь измениться. На моих руках и так достаточно крови… Сложно всё это! – закрыл глаза и уткнулся в сцепленные руки лбом я. – Я не праведник. Совсем не праведник. За свои пятьдесят шесть я убил больше, чем иной Бессмертный за тысячу лет. И я пытаюсь научиться жить по-другому. Но всё равно раз за разом скатываюсь к одному и тому же…

– Что же заставило тебя захотеть измениться?

– Она, – кивнул я на Лили.

– И что тогда будет, когда она умрет?

– Не знаю. Не задумывался об этом. До сегодняшнего утра. Ксавье заставил задуматься. И он пожалеет об этом.

– Он уже пожалел, Том, – попытался меня остановить он.

– Нет, Дарий. Он пока ещё ничего не понял. Но поймет. Поймет, что связываться с Волан Де Мортом… больно. Я не отрублю ему голову. Я буду отрубать ему всё остальное. По кусочку. Медленно. Пока не дойду до шеи. Этот “самовар” молить меня о смерти будет, – спокойно, как о абсолютно решенном деле сказал я.

– Том, нет! – сурово и решительно взяла слово Лили. – Он не стоит того! Ты же сам говорил, что пытки сводят с ума пытающего! Ты же “завязал” с этим?!

– Это не пытки. Это просто казнь. Показательная. Бессмертных много. И их надо предупредить, что семья Тома Гонта неприкосновенна. Или ты хочешь однажды встретиться животом с мечом гада, который решит таким образом добраться до меня? Учти, у них это в порядке вещей. Можешь спросить у Маклауда. Тот же Курган изнасиловал жену Коннора Маклауда, думая, что это жена Рамиреса, когда убивал последнего.

– Как не хочется мне этого признавать, но он прав, – вздохнул Дарий. – Охотящиеся Бессмертные на самом деле убивают близких сильных Бессмертных, чтобы сломить их дух и легче расправиться с ними. Но не думаю, что показательная казнь что-то изменит, Том.

– Увидим, Дарий. Увидим.

***