Непогода

– Тьфу ты! – Семён Андреевич, тщедушный седеющий мужичок в цветастой рубашке, в сердцах топнул ногой и скомкал газету, к которой никак не мог приступить.

– А как быстро растут! – наступала Мария Игнатьевна, радуясь раздражению мужа. – Питательные, легкие в выращивании, дорогие!

– Да не станешь ты ими заниматься! – не выдержал Семён Андреевич, вскочил со скамейки и воздел руки в мольбе. – Месяц повозится, всё село историями изведет – и бросит! Она розы продавала, – начал жаловаться Егору Никифоровичу Семён Андреевич, демонстративно загибая пальцы, – арбузы выращивала, пирожки на продажу пекла, чехлы для сидений вязала. И сколько мы заработали?! – Семён Андреевич обвел рукой пустой двор и сложил дулю. – Вот сколько!

– Потому столько и заработали, что я одна делом занята, а ты пальцы гнешь! – нашлась Мария Игнатьевна.

Я слушал их споры, когда становилось грустно, и всё не мог взять в толк, почему они вместе. Вспоминая задачу с экзамена, я радовался, что в той самой машине ехали не Журавлевы: не существовало манипуляции, способной их примирить…

Зимой жизнь замерла: работа свелась к выбору между метелью и мерзким ледяным дождем, а мои подопечные не баловали меня частыми вылазками из дома. Один Андрюша в огромном пуховике бродил туда-сюда по селу, иногда заглядывая к Диме на чай. Споры Журавлевых переместились в дом. Никогда бы не подумал, что буду по ним скучать! Егор Никифорович оказался не большим любителем подледного лова и ходил на промерзшую реку, недовольно волоча за собой увесистый бур, казалось, лишь из уважения к профессии.

Судя по всему, зима была любимым временем года в фирме. Магистры могли спокойно готовить Генеральный план, мастера – неторопливо изучать выкладки и планировать показатели, стажеры – учиться теории и отдыхать. Самой сложной и иногда единственной на день становилась задача не допускать образования наледи на изгибе шоссе. Зато появилось время подумать о себе – и я начал выбираться дальше ближайшего магазина. Это удавалось не без труда: нередко, как только я выходил за порог, погода в городе портилась, и прогулки приходилось сворачивать. Казалось, так фирма намекала, что мне следует больше времени уделять книгам. Я не был против.

Вечером 17 мая – еще одна памятная дата – мне не спалось, и я включил трансляцию, чтобы привычно раствориться в ночном стрекоте деревенских кузнечиков. Но вместо умиротворяющей тишины в комнату ворвались какой-то устрашающий треск и беспокойные голоса птиц. Экран озарился ярко-розовым светом: в сотне метров от деревни расползалось огненное зарево, ветер упрямо гнал всполохи по сухой траве в сторону домов. Я тут же запустил ливень, со страхом осознавая, что он не успеет начаться и нужно что-то еще. Меня прошиб пот, заученной перед экзаменом скороговоркой в голове пронеслось:

Лихорадочно переключаясь между камерами, я заметил приоткрытое окно в доме Димы. Врубив резкие порывы ветра, я стал швырять им ставни из стороны в сторону. Нестерпимый дребезжащий звук издавали едва смазанные петли окон. К счастью, Дима в тот день не был убит сменой и спал не крепко. В окне показалось помятое лицо – никогда прежде я не был так рад его видеть.

Недовольно закрывая створки, Дима увидел пожар. Спустя мгновение он появился во дворе в майке, трусах и одном тапочке и понесся в кладовую за ведром с лопатой. Оценив фронт пожара, Дима помчался к соседям, вызвал пожарных и стал курсировать от колодца к линии огня.

Из глубины деревни потянулись незнакомые мне мужики. У колодца состоялось короткое совещание. Одни побежали за лопатами, другие начали набирать воду, третьи – таскать ведра.

На фоне безмолвных, сосредоточенных сельчан, походивших на муравьев, выделялся приехавший на велосипеде белокурый Андрюша. Видимо, он был отряжен старшими сообщать о ситуации. Узнав у мужиков последние новости, паренек запрыгнул на велосипед и, не опускаясь на поролоновое сиденье, помчался домой, изо всех сил крутя педали.

Полоса пожара ширилась, кто-то отбросил лопаты и стал помогать с ведрами, кто-то побежал за женщинами. Тут один из мужиков замер, поставил ведро, вытянул ладонь и весело гаркнул: «Мужики, дождь!»

Вереница оживилась: на суровых лицах появилась надежда, начались неуверенные беседы, подбадривания, шутки.

Когда ливень окончательно разошелся, я выдохнул и откинулся на диван. «Успели», – прошептал я, мысленно благодаря механиков. Пожарные добрались до деревни, когда догорали последние очаги сухостоя. Водитель расчета с досадой сплюнул: мол, разбудили, а погеройствовать не дали. Женщины благодарили погоду и своих мужиков. Те не спорили, довольно улыбаясь редкой в этих краях похвале.

– Молодой человек, тебя рекомендуют в мастера, – с порога огорошил меня Юрий Константинович, забежав на чай. По его задумчивому взгляду я понял, что он не шутит, хотя радости в голосе тоже не было.

– Это же здорово? – неуверенно спросил я.

– Ты слишком молод для такой работы, – забеспокоился старик. – Ремесло мастера требует качеств иного порядка, так сказать. Прежде всего, отстраненности. А уж какая отстраненность в твои-то годы?..

– Вы считаете, мастер должен быть равнодушным?

– Не совсем. Вспомни свою ошибку: ты не сумел сопоставить интересы всего лишь четырех подопечных. Представь, каково рассчитать последствия ливня для сотни людей! Опекая одного из тысячи, ты забываешь об остальных. К тому же ты будешь заниматься так называемым массовым манипулированием, при котором невозможно предугадать последствия для конкретного человека. Так или иначе, через неделю в полночь пройдет маскарад – ежегодная встреча мастеров и отличившихся стажеров. Там тебе присвоят новый статус.

– Маскарад? – удивился я.

– Наша работа не любит огласки. Мастера предпочитают анонимность, и маски тут как нельзя кстати. Предупреждаю сразу: шансы встретить на балу магистров ничтожны – они слишком озабочены собственной безопасностью. Я не видел ни одного уже несколько лет.

– Спасибо, – сказал я. – Без вас я бы не справился с пожаром.

Юрий Константинович учтиво кивнул.

– Можно задать вам личный вопрос? – решился я.

– Разве что в качестве исключения, – улыбнулся старик.

– Почему вы не прощаетесь фразой «Бойся попутного ветра»? Я думал, это часть этикета фирмы.

– Понимаешь, молодой человек, – старик посмотрел в окно, – на своем месте я всегда руководствуюсь счастьем людей и ожидаю того же от коллег. Поэтому, почувствовав порыв ветра в спину, я доверюсь тому мастеру или стажеру, который его организовал.

Я вспомнил свою ошибку с Бабаней и задумался.

– Я заеду за тобой, – подытожил старик. – Советую озаботиться костюмом.

Всю неделю я представлял себе пышную церемонию присвоения нового статуса, грезил знакомством с мастерами и втайне надеялся, что на празднике окажется кто-то из магистров. Ночь маскарада обещала быть долгой, и я заставил себя прилечь хотя бы на пару часов.

Беспокойный сон прервали резкие гудки и ругань. Прищурившись, я уставился в яркий экран: у дома Димы стояла желтая «девятка», безжалостно прожигая светом фар окна. Двери машины были распахнуты, на заднем сиденье кто-то лежал.

На крыльце я заметил двоих: крупный парень со шрамом на лбу настойчиво долбил в дверь здоровенной ладонью, а его юркий лысый напарник в спортивном трико высматривал что-то в окошке веранды.

Дверь приоткрылась.

– Вам чего, ребят? – оглядывая гостей, сухо спросил Дима.

– Мужик, твой КамАЗ? – поинтересовался лысый, выглянув из-за крупной спины товарища.

– Вам-то что? – бросил Дима.

Бугай со шрамом ухмыльнулся и резко ударил Диму в живот. Хватая ртом воздух, тот согнулся и облокотился на косяк, пытаясь устоять на ногах.