Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 17

– Н-нет…

– Так покурите! Думаю, вами понравится… Ну же, смелей!

И вот тут молодой человек вдруг ощутил какой-то подвох! Пока еще смутно, без всяких особых подозрений… Как-то слишком громко произнесла красотка последнюю фразу, как-то уж слишком томно закусила губу. Словно не ханум, не вдова бея, а какая-нибудь девица из лупанария – обиталища веселых и легкодоступных дев.

Впрочем, это все – пустое… Захотела красотка повеселиться – и хорошо. А вот слова, слова… И в самом деле – зачем так громко-то? Иль показалось? Да нет, не показалось – Ляшин разведчиком был не из последних, привык любую мелочь проверять, иначе б… Вот и сейчас проверил. Повел плечами, невзначай поправив висевший на боку тесак. Тяжеловат, да, но в бою получше шпаги будет, да и деревья можно для костерка порубить…

Вроде бы обычный для солдата жест, но красавица вздрогнула… и взгляд ее вильнул… Явно куда-то глянула… или на кого-то, кто стоял где-то за беседкою… прятался в кустах?

Сейчас дева должна бы как-то отвлечь… Как? Ну да – вот так, как же еще-то? Привстав, выгнулась, томно облизав губы, потянулась так, что грудь едва не выскользнула из-под лифа. Сверкнул в пупке какой-то синеватый камень – сапфир?

– Куда бы повесить этот чертов тесак?

– Да вот…

– Да хоть на тот куст…

– Нет-нет, стой… Эх…

Не слушая, капрал бросился из беседки, на ходу обнажая клинок… И тут же услыхал за воротами крики:

– Эй, господин капрал! Не нужна ли помощь?

Свои! Никодим Иваныч и Прохор. В руках у ветерана – пистолет, тот самый, ляшинский, трофейный, Прохор же размахивал ятаганом. Смотри, не порежься – ага!

Из кустов тут же выскочили двое – похоже, те самые парни, которых Алексей уже видел недавно. Работники. Между прочим, с кинжалами… На капрала парни не кинулись, видать, побоялись – опрометью бросились прочь, так, что только пятки сверкали!

– Стрелять, Алексей? – подбегая, закричал ветеран.

Ляшин махнул рукой:

– Не надо. Да и бежать за ними – поздно уже.

– Тогда пошли, господин капрал. Времечко-то уже…

– Сейчас… – молодой человек нервно оглянулся.

Уж конечно, станут его дожидаться! В беседке никого не было. Лишь одиноко курился кальян…

– Уходим! – сунув тесак в ножны, быстро распорядился капрал. – Вы-то вообще здесь откуда взялись?

– Так за тобой присмотреть, господине! – на ходу рассмеялся Никодим Иваныч. – Больно уж у тебя вид был такой… этакий…

– Глупый, ты хотел сказать.

– Ну да. Что тут говорить – все мужики от баб красивых глупеют.

Ухмыльнувшись, старый солдат свернул на тропинку, ведущую меж кряжей к протоке. Внизу, за кустарником, журчала вода, слышно было, как на водопаде шумела мельница.

– Вот мы с Прохором и решили – проследим-ка! Мало ли что? Может, не такая уж она и вдовица? Может, какой-никакой ухажер есть? Мешки побросали и…

– Молодцы, – спускаясь вслед за ветераном, негромко поблагодарил капрал. – Ничего не скажу – выручили.

– Да ты и сам, Алексей, похоже, начеку был.

– А в таких делах всегда начеку надо! – садясь в лодку, Ляшин неожиданно рассмеялся. – Сам же говоришь – вдруг да ухажер какой-никакой есть?

До расположения полка друзья добрались без всяких приключений, и быстро – плыли-то теперь вниз по течению, не надо было на стремнине выгребать. Пока плыли, стемнело – и последнюю пару верст пришлось ориентироваться на горящие костры бивуака. Пару раз окликнули, спросили пароль.

– Эй, кто тут?

– Петербург!

– Ревель! Ты, что ль, Алексей?

– Ну да.

– Так вы нашли водку-то?

Судя по заинтересованности часового, это был кто-то из своих, астраханцев, то-то голос показался знакомым.

– Нашли, да, – работая веслом, капрал успокоил невидимого стража. Тут же и не выдержал, похвалился: – Три бурдюка везем.

– Три бурдюка?! Одна-а-ако!

Гуляли всем полком, плюс еще и казаки. Те отмечали прибытие, остальные – какой-то местный праздник, ну а солдатушки из роты Ляшина – удачную засаду и возможное повышение капрала в чинах.

Водку разливали тут же, у костра. Лично Никодим Иваныч.

– Да кружку-то держи крепче! Во-от… А твоя где?

– Да у меня, Никодим Иваныч, миска только. Вот в миску и лей!

– Гляди-ко! В миску ему. Ты бы еще таз захватил, Маромойкин.

Сержант Иван Маромойкин довольно хмыкнул и – прямо одним махом – выдул всю миску!

– За тебя, Алексей!

– Силен!

– Это хто тут у вас из тазов-то пианствует?

Во время всеобщего праздника ведь как? Все вместе. От одной компании к другой переходя, пьют, разговаривают… песни поют, да, бывает, и бьют друг другу морды. Так, по-дружески. Правда, покуда до этого не дошло… но донцы уже явились.

– Говорят, вы славную засаду устроили?

– Присаживайтесь, робята, эвон, к костерку. Подвинься, Проша. Водочки?

– Дак ее… Ну, кто тут нынче славен? За тебя, господин капрал! Дай Бог тебе в сержанты али сразу в прапорщики!

– В унтеры, в унтеры… – прозвучал позади насмешливый голос. Кто-то там же, рядом, подхихикнул, заржал, словно старая лошадь.

Ну, кто же еще! Солдат Иван Хлудов, бывший подпрапорщик, из унтеров в нижние чины разжалованный. Не за трусость, нет – Хлудов никогда труса не праздновал, да и уставную службу нехудо себе знал. За другое. Пленница как-то попалась, красивая юная девка… Вот Хлудов ее и пользовал… да запользовал до смерти. То ли сама она померла, то ли подпрапорщик примучил, черт ее знает, дело темное. У девки-то синяки по всему телу, да пара ребер сломаны… Так это она сама с арбы навернулась, когда турецкий обоз улепетывал, тут уж Хлудов не виноват. Лишь в том виноват, что деву-то в лазарет вовремя не доставил, а сразу – себе. Вот та и померла, бедолага, преставилась. Девку жаль, конечно, хоть и турчанка. Молоденькая, не пожила-то еще совсем. Однако кто-то и Хлудова пожалел – из-за какой-то, прости господи, пленницы воинского званья лишиться. Пусть какой-никакой, а чин – подпрапорщик, все же не простой солдатик.

– Ну, что, господин капрал? Водки нальешь? К костру пустишь?

– Да проходи. Садись вон, вместе со всеми. Ребята, подвиньтесь…

Хлудов и пара его прихлебателей – увалень Самсон Петряков да дылда Елисей Семенов – уселись по обе стороны от своего дружка, нагло толкаясь локтями.

Бывший подпрапорщик первым протянул кружку, поднялся:

– А ну, Никодим, плесни-ка… Ну, за нас, братушки! За службу ратную, за Рассею!

Ох, хитрован, умел красивые словеса говорить – за что начальство его и ценило, да и случай тот, с девкой, всем приказано был забыть. Иван Хлудов был парнем видным – двадцать семь лет, грудь широкая, лицо приятное, красивое даже. Усики, длинный, с небольшой горбинкой нос, лицо вытянутое и, скорей, смуглое… или просто загар? Бабам подобные типы нравились, а вот мужики говорили однозначно – хлюст. Слишком уж о своей особе высокого мнения, слишком. Зато других ни во что не ставит, даже вот, прихлебателей своих, «дружбанов верных». Но хитер, хитер, когда надо – без мыла влезет куда хошь!

Не жаловал людей бывший унтер, и это еще мягко сказать! Зато лошадей любил пуще некуда. Многие даже дивились – чего же он не в кавалерии-то? Не улан, не конный егерь, не драгун даже, хотя какие драгуны, к ляду, конники? Такие же, как турки – артиллеристы. Так, пехота ездящая.

Поговаривали, что раньше, в какие-то давние времена, Хлудов и служил себе в каком-то уланском полку, служил офицером, покуда не выгнали за какое-то совсем уж гнусное дело. То ли казну полковую растратил, то ли что-то украл – бог весть, да и Бог-то ему судья, Хлудову, было ли там что, нет ли – что болтать попусту, ничего толком не зная.

Алексей же с Хлудовым был давно в контрах – как, собственно, и добрая половина полка. С самого своего появления. Именно Хлудов поначалу обозвал его турецким шпионом, да потом всячески унижал, высмеивал… пока не получил по морде. Основательно эдак получил – за что многие «астраханцы» Ляшина очень даже зауважали. Тот же Никодим Иваныч, Прохор… да многие.