Страница 2 из 101
— Тогда поспеши, — недовольно буркнул проводник, — четыре минуты всего…
— Я быстро! — заверил я проводника, жадно затягиваясь и бросая прощальный взгляд на вокзал родного поселка.
Хоть я и сам стремился поскорее покинуть свою малую родину, но в груди все-таки что-то екало и щемило. На такой долгий срок (а, возможно, и навсегда) я еще из дома не уезжал…
— Товарищи пассажиры, давайте все в вагон! — поторопил курцов проводник, когда поезд издал длинный и протяжный гудок. — Отправляемся!
Курящие мужики, и я за ними, побросали окурки на землю и полезли в вагон. Едва я наступил на ступеньку, поезд тронулся. Проводник дождался, когда я поднимусь в тамбур и закрыл дверь за моей спиной.
— Слышь, студент, — безошибочно определил во мне учащегося проводник, — ты белье брать будешь?
— Буду! — Кивнул я. — Мне до конечной…
— Тогда обожди, сразу выдам, — попросил он меня. — А то сейчас большой перегон будет, хоть немного вздремну.
Я подождал у открытой купешки проводника, получил в руки упаковку сероватых и влажных постельных принадлежностей, расплатился за них и пошлепал к месту своей прописки на ближайшие сутки-двое. Предпоследнее купе, хорошо еще, что не последнее! Постоянное громыхание по мозгам дверью в туалет было бы обеспечено на протяжении всего пути — приятного мало! А вот в предпоследнем вполне себе! Я шлепал по полу вагона, застеленному красной дорожкой. Приглушенный свет, коридор пустой — красота, да и только! Я затормозил возле нужного купе и дернул металлическую ручку двери. Она вначале не поддалась, как будто заела, но я приналег, что-то щелкнуло и дверь поехала в сторону.
То, что открылось моим глазам, мой мозг так и не смог переварить в течении тех нескольких секунд, что я стоял у открывшейся двери. На нижней левой полке лицом в подушку неподвижно лежал какой-то тучный мужик, а нависший над ним костлявый рыжий субъект ловко шмонал его карманы синими татуированными пальцами. Откидной столик был заставлен остатками подсохшей еды, пустыми гранеными стаканами, початой поллитрой и рассыпанной колодой карт. Под столом, слегка позванивая, каталось еще несколько опустевших водочных бутылок. Видимо, погуляли мои попутчики на славу.
— Ржавый, бажбан[2]! — Раздался свистящий сиплый шепот еще одного пассажира купе — крепкосбитого уголовника с блестящими рандолевыми зубами. — Ворота нараспашку!
— Я запирал, Гуцул! — словно оправдываясь, прошептал Ржавый.
— Проехали… — Чувак, сверкая зубами, недобро оскалился и неожиданно резво подскочил на ноги. Он схватил меня за грудки своими расписными граблями и одним рывком резко затянул меня в купешку.
Рыжий ублюдок захлопнул дверь за моей спиной и крутанул замок, отрезая пути к отступлению.
Гуцул толкнул меня в угол и недвусмысленно приложил указательный палец с вытатуированном на нем перстнем — могильный крест на белом ромбе, помещенном в черный квадрат к вытянутым в трубочку губам:
— Тс-с-с, пацан! Сиди тихо, не мороси!
«Твою же мать! — пронеслось у меня в голове. — Опять попал!»
Мой взгляд заполошно заметался по купешке, я никак не мог понять, что за херня здесь происходит? Но явно что-то очень неприятное и нехорошее, иначе этот мужик, лежащий лицом в подушку, подавал бы хоть какие-то признаки жизни. Но он лежал и не рыпался, а на коврике, под говнодавами рыжего уголовника, расплывалось темное пугающее пятно.
— Мужики, вы чего? — дрогнувшим голосом поинтересовался я.
— Все собрал? — поинтересовался у подельника Гуцул.
— Просто шикарный улов, зяма! — обрадовано ощерился Ржавый. — давненько таких жирных терпил не потрошили! А когда только играть сели, свистел, что гол, как сокол! Только, вот, болт у этого ханурика не снимается — врос…
— Ну так отхерачь его вместе с пальцем! — сипло кашлянул золотозубый. — Ему все одно похер…
Вот именно после этих слов до меня начало доходить, в какой нездоровый расколбас я угодил. Два мокрушника-грабителя завалили терпилу по беспределу, а следом, похоже, и меня туда же спровадят! Нахрена им такой вот свидетель?
Что жить мне остались сущие секунды я понял, когда мне в бок уткнулась острая сталь, а золотозубый уголовник жарко зашептал мне на ухо:
— Извини, фраерок, не поперло тебе…
После этих жутковатых слов, произнесенных матерым уголовником, на меня неожиданно нахлынуло… Воспоминание. Такое яркое, реальное, как будто оно действительно было… Но я-то помню, что со мной такого никогда не было: я сидел на заднем сиденье в раздолбанной «Копейке», а с двух сторон меня подпирали плечами два урода, один из которых точно так же, как и сейчас щекотал мой бок острой заточкой, предупреждая:
— Будешь тявкать, получишь перо в почку!
И такая вдруг меня разобрала злость и ненависть, когда я, словно наяву почувствовал, как погружается в мое тело острая сталь… Нет, не в этот раз, а в тот… которого никогда не было… Но все-таки был! Тот я, который обитал внутри меня, неожиданно глухо заворчал, как неожиданно проснувшийся от спячки дикий и опасный зверь и я вдруг понял, что мой внутренний визави умирал от рук таких вот отморозков не раз и не два. Причем, реально умирал!
В глаза плеснуло порцией адреналина, даже руки задрожали от напряжения.
— Это вам не поперло, сморчки! — Я почувствовал, как мои губы растягиваются в зверином оскале и это, отнюдь, не моя реакция.
— Че вякнул? — Опешил золотозубый, не ожидавший от меня таких слов.
— Писец вам, вонючки! — со злостью процедил я сквозь сжатые зубы, после чего меня поглотила абсолютная тьма.
А когда через некоторое время я пришел в себя, то уже ехал в окружении троицы жмуров, абсолютно не подающих никаких признаков жизни. Вот такой во веселый расколбас!
— Выручай, дядя! — Опустевшая бутылка водки выскользнула из моих ослабевших пальцев, и я вновь вырубился. Если тот, который внутри меня, не соизволит вписаться на этот раз — мне трындец!