Страница 8 из 15
После Долинска мы поворачиваем в другую сторону. Едем мимо сопок, обросших до самых макушек деревьями, мимо действующих или заброшенных поселков, в которых раньше жили горянки, добывавшие уголь. Встречаются нам и старые здания, когда-то построенные японцами, оккупировавшими остров. Сооружения еще крепкие, у некоторых загнуты кончики крыш. Анжела с удовольствием рассказывает об истории этих мест, о том, что японцы здесь много строили. У них остались и многочисленные могилы, которые часто посещают потомки из Японии.
– У нас для этого специально открыли консульство, – сообщает она, – поэтому на острове востребованы переводчики с японского и английского.
– Ты для того и ходила на курсы?
– Ага! Меня часто привлекают, мой английский хорош.
– Ну, а место куда мы едем? Эти самые Быковские пороги? Они названы в честь диких быков, ходивших на водопой?
Анжела с сочувствием смотрит на меня как на больного.
– Ты что, не вздумай никому сказать! Я вообще не слышала, чтобы на Сахалине были дикие быки. Тут могли быть только домашние, которых привезли с собой колонисты. А пороги названы в честь Быкова, командира, геройски оборонявшего остров от японцев во время русско-японской войны.
– А-а, понятно. Ну, мне простительно не знать, я же не местный.
Пока мы беседуем о сахалинских героях, я пытаюсь смотреть на себя со стороны. Удивительное дело, но в присутствии Анжелы я забываю о чувстве одиночества. И почему такие девчонки не встретились мне в Москве? Мне кажется, я задаю слишком много вопросов сам себе, едва спустился с трапа самолета. Сахалин следовало бы назвать по-другому, например, островом вопросов. Жаль, что такая мысль не пришла в голову Чехову, он был авторитетным писателем, пожалуй, смог бы продвинуть эту тему в либеральных верхах.
Я улыбаюсь возникшим идиотским мыслям, улыбаюсь Анжеле. Все-таки эта девушка, пишущая сказки об айнах, расшевелила меня, вдохнула новые силы, несмотря на ее заверения, что мы умираем. Во мне происходит стремительная трансформация: из мизантропа я превращаюсь в брюзгу, а из брюзги… пожалуй, в позитивиста.
«Да, конечно, – думаю я о ее словах, – мы умираем и умрем когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас я к этому не готов, тем более, если рядом сидит она».
– Закурить можно? – я спрашиваю, держа в руке пачку сигарет.
– Кури, только окно открой.
Приоткрываю окно, закуриваю, слежу за дымом, который вымывается ветром из салона.
– Тебе никто не говорил, что ты куришь как женщина? – спрашивает она, косясь на меня большими карими глазами.
– В смысле?
– Ты так берешь сигарету в губы, словно мнешь мужской член.
Она довольна придуманным сравнением и насмешливо улыбается, а я злюсь:
– Слушай, будь ты мужиком, получила бы в морду. И я не посмотрел бы, что сидишь за рулем.
Тут она засмеялась, показывая ровные белые зубы, а потом предложила:
– А давай я отсосу тебе сейчас, прямо на ходу?
– Ты что на всю голову больная? Хочешь, чтобы мы налетели на сопку? Или свалились вниз? Только учти, разобьемся в хлам, доставать нас будут по частям.
– Почему? Я наклонюсь, а ты подержишь руль и посмотришь за дорогой. Будет нереальный крутяк.
– Нет, ты точно идиотка без тормозов.
Я отбрасываю ее руку, которую она тянет к моим джинсам, но в последнюю минуту догадываюсь, что она шутит. Я запутался c ней, мне сложно, не понимаю, где она серьезна, а где смеется. Она периодически вызывает у меня какой-то отек мозга, отчего я впадаю в кратковременный ступор, по больше части, эмоциональный.
Между тем мы сворачиваем с основной дороги, едем еще несколько километров по грунтовой, зажатой с двух сторон разросшимися березами и лиственницами. Она смотрит на часы.
– О, уже пять вечера. Как раз самое время показать тебе пороги.
– Давай, показывай! – я жму плечами без особого энтузиазма после ее шутки на дороге по поводу отсоса. Оральный секс, конечно, неплох, но всему свое время. А здесь, в машине… Я невольно представляю, как она наклоняется, расстегивает ширинку, касается моей плоти мягкими губами. Точно угадывая мой настрой, Анжела игриво посматривает на меня, но мы уже въезжаем на небольшую полянку.
– Возьми спрей от комаров! – дает она специальный флакон. Я распыляю аэрозоль вокруг, чувствую его синтетический запах. Хорошо, если поможет, комаров тут хватает.
– Выпить хочешь? – предлагает Анжела. – У меня есть виски – «Макаллан» трехлетний.
– Зачем взяла? Он стоит хренову кучу бабок.
– Не парься, чуть больше трех штук заплатила. Чего не сделаешь ради гостя! Ты же любишь «Макаллан»?
– Мне больше нравится «Лафройг».
Она морщит нос:
– Не выделывайся! Твой «Лафройг2 пахнет скипидаром. Будем пить «Макаллан».
Она открывает заднюю дверь машины, лезет в сумочку, стоящую на сиденье. И вот в руках у нее бутылка виски, два стеклянных бокала.
– Ты что тоже собралась пить? Тебе везти нас назад.
– Все нормально, на свежем воздухе быстро трезвеешь.
– А полиция? У них алкотестеры, моментом вычислят, что ты поддатая.
– Где ты видел здесь полицию, глупыш? Тут же Сахалин, особая зона.
Я с сомнением смотрю на нее, но она уже откручивает пробку, разливает золотистый виски. Комары, вьющиеся роем вокруг нас, вдруг почуяв запах спирта резко отваливают в сторону. Интересно, что спрей их не берет, а вот виски очень даже. Именно о такой чепухе я думаю в эту ответственную минуту, потому что глоток виски, который выпьет Анжела проведет некую черту между тем, что было, и тем, что может случиться.
– Кажется, она не собирается возвращаться, – подозреваю я, глядя как она в несколько глотков осушает бокал. Если она не думает возвращаться, то, где мы будем ночевать? Не в машине же? Я бросаю озабоченный взгляд на «Мазду». Автомобиль, конечно, вместительный, но все равно в нем тесно. От этого никчемного созерцания меня отрывает Анжела.
– Давай еще! Побухаем немного, а потом пойдем.
– Зачем? Чтобы свалиться по дороге?
– Будем крепко держаться друг за друга как скалолазы! – с напускной веселостью говорит она своим низким с хрипотцой голосом. Я думал, что ее голос такой из-за курения, но Анжела за все время нашего знакомства ни разу не попросила у меня сигарету, ни разу не затянулась.
Через полчаса, когда мы достаточно поддали, Анжела, наконец, решается идти. Она берет с собой сумочку, куда опускает недопитый «Макаллан» и приказывает: «Иди за мной следом! Да смотри, спуск крутой. Тут специально натянуты веревки. Держись за них!»
Она отправляется первой, я иду следом на нетвердых ногах по узкой вытоптанной множеством ног тропинке, которую окружает густая трава, с торчащими в ней побегами жимолости и розоватыми цветками, похожими на астру. Анжела, петляя между берез, подводит нас к спуску, который и вправду, крутой. Виски бьет в голову. Хватаюсь за веревку, начинаю осторожно спускаться, стараясь держать равновесие. В отличие от Анжелы на моих ногах не кроссовки, а туфли, в них идти неудобно, они скользят.
– Река, которая здесь течет, называется Красноярка, – поясняет она.
Я принимаю ее слова к сведению. Мне в общем-то все равно, как зовется речка – хоть Красноярка, хоть Аксакай.
– А люди-однодневки тоже здесь есть, как на твоей реке Аксакай? – пытаюсь я пошутить и останавливаюсь, чтобы перевести дух. Спуск оказался непростым, однако за кустарником и деревьями уже видны серые воды текущей по порогам Красноярки, слышен ее ровный, успокаивающий шум.
Внимательно посмотрев на меня, Анжела серьезно отвечает:
– Эти люди есть везде.
– А я хотел побыть с тобой наедине, без них, – продолжаю я шутить.
На что Анжела многозначительно заявляет:
– Возможно, ты с ними сегодня встретишься.
Я пожимаю плечами – если ей так хочется, то пусть. Мы выходим к реке, к знаменитым порогам, представляющим собой нагромождение камней, через которые переливается бурлящая река. Как объяснила Анжела, раньше здесь был водопад, но его взорвали и образовались пороги.