Чебурашка

На самом деле, я очень переживала и о том, что сын будет злиться и сопротивляться до последнего, но на деле вышло совсем наоборот. Скрыть волнение, радость и в некоторой степени гордость у Степы не получалось. По крайней мере, передо мной. Я не могла не замечать, как нравится моему ребенку тот факт, что его хотят как можно скорее признать официально.

Чтобы не обманываться на этот счет одними догадками, я решилась на откровенный разговор с сыном, после которого лишь убедилась в своих предположениях. Как бы Степа не злился на Матвея, как бы не доводил его своим равнодушием и показательным пренебрежением, оставаться безотцовщиной он не хочет. И под напускной неприязнью внутри моего такого большого, но такого еще юного мальчика живет тихая радость от того, что любимый кумир оказался его родным отцом (наверное, он мог даже мечтать об этом в детстве). Как всякому подростку, в силу своего возраста зацикленному на собственных бушующих эмоциях, Степе льстило, что Матвей отказывается скрывать сына, словно грязный секрет.

О нет. Наш звездный папаша трубил во все стороны о Степе, не скрывая вины и собственных ошибок. Однако тот продолжал находиться в состоянии презрительного отчуждения.

Матвей находился на грани отчаяния, но держался достойно.

Было так странно и необычно чувствовать его постоянное присутствие в нашей жизни. Видеть в глазах, направленных на сына, и гордость, и восхищение, и вину, и боль, и страх… и любовь…

Это подкупало. Будоражило эмоции и рождало до бесконечности глупые мысли о том, что все в наших жизнях могло быть иначе. Но какой теперь толк в подобных размышлениях?

Все же я посоветовала Матвею набраться терпения, потому как намного лучше знала, чего стоит ожидать от Степы. Мальчик непременно оттает. Уже начал, просто со стороны никому еще не видно. Поэтому я совершенно не удивилась, когда в один прекрасный день сын все же согласился на официальное установление отцовства.

Конечно, его одобрение с юридической точки зрения никому не требовалось, но деятельные Соколовские проявили такт и выдержку, пообещав ничего не делать в обход желаниям сына и внука. Так, спустя два с половиной месяца уговоров, добились результата.

В кратчайшие сроки была оформлена процедура установления отцовства, проведена требуемая в таком случае генетическая экспертиза, а затем по мировому соглашению определена совместная опека над Степой, с расписанием графика встреч между отцом и сыном.

И вот, буквально на прошлой неделе Матвей, не требуя более моего согласия, перевел всю сумму алиментов на мой банковский счет, и устроил целый праздник по случаю воссоединения семьи, пригласив нас с сыном в ресторан. Степа привычно куксился, делал скучное лицо и отвечал отцу сквозь зубы но, кажется уже и сам уставал от собственного поведения.

Я же, оглушенная свалившимся в один миг богатством, совершенно не понимала, как себя вести. Надо ли мне обнять Матвея, сующего в мои руки очередной неподъемный букет цветов? Должна ли я теперь улыбаться ему, как ни в чем не бывало? Двадцать восемь миллионов это ведь достойная компенсация за совершенные им ошибки. Ведь так?

Стоит ли мне забыть прошлое и попробовать начать все с чистого листа, как просит того отец моего сына? Но ведь деньги не способны лишить человека памяти. Определенно нет. Но, как выяснилось, они очень хорошо затыкают рот…

По крайней мере мне теперь совсем уж неловко высказывать какие-либо упреки и претензии.

Я запуталась. Так запуталась, что попросту не знала, как себя вести. С одной стороны мы во всем разобрались, и ворошить старые обиды нет никакого смысла. С другой — получается так, будто мою боль, мои обиды и одиночество просто присыпали кучей денег, как что-то незначительное.

Но надо признать, куча эта весьма впечатляющая.

За такую кучу в принципе можно было бы родить и воспитать еще как минимум парочку детей от Матвея при минимальном его участии. Только уже не работая и ни в чем себе не отказывая. Я ужаснулась, ведь столь безумная мысль не показалась мне неприемлемой. Пожалуй, при таком исходе моя глупая совесть, обглодавшая изнутри все кости, могла бы и замолчать, сочтя долг выплаченным.

Боже, ну как так получается, что я все время чувствую себя виноватой и всем обязанной?

Вопросы, вопросы, вопросы… И ни одного ответа.

Я даже не понимала, что именно чувствую. Утратила способность распознавать собственные эмоции. Будто погрузилась на несколько метров под воду, где сквозь вакуум и плотность доносились лишь отголоски чувств, их слабые вибрации, сливающиеся в неразборчивый белый шум.

После ужина в ресторане прошло всего несколько дней, и вот теперь неугомонное семейство выдумало очередной повод собраться вместе. Черт, если бы не Тамара Яковлевна, отказалась бы без зазрения совести.

Словно подслушав мои метания, женщина позвонила сама. Раздумывая сослаться на простуду или затяжную мигрень, я приняла вызов, и с ходу услышала, что никакие отказы не принимаются. В конце концов ее родной сын возвращается, да еще и с невестой. Я как женщина и как мать просто обязана ее поддержать и помочь с адекватной оценкой потенциальной невестки, ибо сама Тамара Яковлевна боится быть слишком предвзятой, как и всякая свекровь.

Разве можно отказать в подобной просьбе?!

Лучше бы я отказала.

Глава 36

Впереди выходные, а за ними майские, только настроение ни к черту. Оно под стать погоде, что зарядила небесные обоймы серыми пулями и обрушила на сбросивший куртки, вверяясь непостоянному в такую пору солнцу, народ свою мокрую холодную тоску слепым частым обстрелом.

Никаких тебе обещанных прогнозом золотых лучиков и голубого весеннего неба. Лишь тяжелое свинцовое одеяло, плотно укутавшее все еще стылую от совсем недавно растаявших ледников землю, чавкающие под ногами куски придорожной грязи, да беспощадные коричневые брызги, летящие из-под колес заляпанных автомобилей и их бессовестных водителей прямо на пешеходов, теряющихся при выборе, что конкретно прикрывать зонтиками — раскрытые головы, либо тонкие светлые колготки да джинсы.

Ни я, ни Степа предстоящим вечером воодушевлены не были, но все же выглядеть бедными родственниками (особенно учитывая, что теперь таковыми вовсе не являлись) не собирались, а потому посетили парочку торговых центров. На сына тратить деньги с новенькой карточки было легко и приятно, на себя… Тоже в принципе не особо сложно. Разве что только вначале.

А как гласит известная поговорка — лиха беда умереть, а там, как говорится, похоронят.

Сына принарядили довольно быстро, а вот меня… Степа постоянно кривился, не одобряя ни одного из предложенных мною нарядов, а потом и вовсе заявил, что среди серых костюмов старых дев на уж точно ловить нечего и потащил в какой-то подростковый отдел, где «опытный» консультант Алиса, едва ли достигший совершеннолетия, сияя в свете светодиодных ламп розовыми волосами собрала мне по молодежным меркам «годный лук».

Страна чудес, да и только.

На вешалках вещи выглядели совершенно несовместимо. Сомнению, пожалуй, лишь не подвергалась выбранная цветовая гамма. Черный плюс белый. Никаких противоречий. Но вот модели… Все же, поддавшись уговорам Степы, главным аргументом которого стал укор, что мы не на родительское собрание идем (хотя я бы поспорила на сей счет), вынуждена была согласиться на примерку предложенного комплекта.

На меня натянули мягкую трикотажную комбинацию, длиной на целую ладонь выше колена и с вырезом сердечком, подчеркивающем мои восхитительные, если верить словам молоденькой Алисы, ключицы, модную в этом сезоне грудь (что бы это ни значило) и невероятный оттенок кожи.

Молодец девчонка. Далеко пойдет с таким талантом к ненавязчивым комплиментам при ее-то работе.

Поверх одного платья надели еще одно. Практически прозрачное, из мягкой сетки в горошек, свободное с длинными рукавами и оборкой по подолу. Ноги упаковали в не очень-то подходящие на мой «старческий» взгляд ботинки, на плечи легла кожаная курточка, а в руку — вполне симпатичная стеганая сумочка.