Чебурашка

— Да сколько можно?! — совсем уже устало и вымученно спросил он то ли меня, то ли звездное небо. — Почему вы все еще здесь?

Вы…

Плохой знак.

Степа начал строить стену.

— Нам по пути. Прогуляемся?

Паренек зажмурился, глубоко вздохнул и, не вынимая рук из карманов куртки, буркнул через плечо.

— Думаю, у меня нет выбора. И сил спорить тоже нет.

Киваю и, не сговариваясь, мы ныряем в арку между домами, чтобы срезать путь, выскочив сразу на соседнюю улицу. Около минуты молча идем вперед по мощенному плиткой тротуару. Уставшие, даже выпотрошенные и эмоционально, и физически. Шаги наши спокойные, можно сказать медлительные. Снег под кроссовками скрипит. Мимо изредка проползают автомобили, лениво освещая светом фар две наши рослые фигуры в черных куртках со спортивными сумками на плечах. Белыми облачками растворяется в воздухе наше тяжелое, нервозное дыхание. Электрическим напряжением неумолимо заряжается атмосфера вокруг нас.

Пытаюсь как-то подобрать слова, и вроде бы даже в голове моей выстраивается последовательный разговор, но я никак не решаюсь начать.

— Я просто хочу помочь. От всего сердца. Не понимаю, почему ты упираешься.

— Мне не нужна никакая помощь от вас.

— От Вас… Что это ты вдруг таким вежливым стал? Двадцать минут назад тыкал мне без зазрения совести, в челюсть заехал хорошенько, а теперь вдруг включил обходительного мальчика. Кончай, Степ. Это бесит.

— Просто уезжай. Исчезни, как будто и не было тебя никогда. Есть сотни других спортсменов, кто с благодарностью примет твою помощь. Мне ничего не надо.

— За что ты меня ненавидишь? Мы знакомы от силы пять дней, я ничего тебе не сделал. Все дело в Зое, не так ли? Что вас связывает? Кто она тебе?

— Все дело в том, что я не планирую связывать жизнь с профессиональным боксом. Я не хочу быть чемпионом мира. Хочу быть… архитектором.

— Кто тебе Зоя?

— Уезжай, Матвей Игоревич. Просто уезжай и забудь уже о нас!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- О вас? Это о тебе и Зое?

— Да. Это обо мне и Зое! Просто сделай то, в чем преуспел даже больше, чем в боксе. ЗАБУДЬ!

— А если я не хочу? Не хочу уезжать. Не хочу забывать. Ни ее. Ни тебя.

— О, да неужели?! — кривится малец, раздражая презрительной гримасой и без того расшатанную нервную систему, — Ну тогда спешу тебя огорчить. Все, чего хотим мы — никогда больше тебя не видеть.

— О, да неужели?! — возвращаю ему фразу, копируя тон и манеру, — Это Зоя так сказала? Или ты решил все за двоих?

— Это неважно, — скалится Свиридов, — Последнее слово всегда за мной.

«С какого хрена?!» — хочется крикнуть мне, но рот выдает совершенно иное.

— А если я люблю ее, Степ? Если хочу сделать ее счастливой.

— Однажды ты уже любил ее. Ей не понравилось.

— Да что ты вообще можешь знать об этом! — я одновременно злюсь и смущаюсь, как пацан, и не могу скрыть этих чувств в своем голосе. Да и как можно?! Какой-то малолетний парень отчитывает меня, взрослого мужика, за ошибки юности. Ошибки, совершенные, когда он сам едва ли появился на свет!

— Я знаю все, — бесит меня Степа и дальше убийственно ехидным голосом, в то время, как я сам едва держу себя в руках. — И даже больше.

— О, да неужели?! — в очередной раз срывается с губ мерзкая фраза, — Может, просветишь? Хотя бы кратко и по сути.

— Если кратко и по сути… Ты — мудак.

Каких-то пять секунд и вот уже наши сумки валяются на снегу, а руки зажаты тисками взаимных захватов. Глаза в глаза.

— Ты говори, да не заговаривайся!

— О, да неужели? — хмыкает он, а я дергаюсь. — И как же тогда назвать того, кто использовал влюбленную девочку и кинул на мажорском Зимнем балу. А потом и вовсе свалил из города, оставив в одиночку разгребать последствия.

— Все было не так…

— О, да неужели?! — клянусь, если он еще раз произнесет эту фразу, моему терпению придет конец, — А как?

— Все сложнее.

— Сложнее, блт… — я не знаю, отчего краснеют его щеки — от февральской стужи или от злости. Но в том, что Степа зол сомневаться не приходится.

Неприкрытая более ничем агрессия, направленная в мою сторону выплескивается из него вместе с рыком и матами. Вот и слетел образ пай-мальчика. Сейчас пацан куда больше похож на реального подростка, нежели его предыдущая лайт-версия.

— Да уж не сложнее, чем стала ее жизнь в последствие.

— Что ты хочешь этим сказать? — я уже и сам готов начать материться, потому что эти разговоры вокруг да около, отравили мне и мозг и печень.

— Да я ничего не хочу тебе говорить! — срывается малец на крик. — Я хочу, чтобы ты просто исчез из нашей жизни! Свалил на хрен! И забрал с собой свою жалкую благотворительную помощь и идиотскую никому не нужную любовь! Любовь, блт! Как только язык повернулся ляпнуть такое?!

— Да, любовь! — также ору в ответ. — Я люблю ее. Я могу дать ей все! Обеспечить до конца жизни. Мир показать. Избавить от любых проблем.

— Избавь ее от себя! Сможешь? Ты блт самая главная ее проблема в этой жизни.

— О, да неужели?! Такие вопросы, Степа, мы будем решать между собой. Взрослые без сопливых разберутся. Зоя сама решит, с кем ей быть!

— О да! Зоя решит! И вот тебе спойлер — она никогда не выберет тебя! Никогда!

— Да кто ты такой?

Ответ уже пульсирует в моих висках, но мне отчаянно хочется услышать. Я уже столько раз ошибался в своих предположениях. Но в конце концов варианты-то заканчиваются.

— Ответь! — требую, а он лишь ухмыляется.

— Не хочу!

— Что здесь происходит?! — густой вечерний воздух рассекает звуковая волна ее голоса, вынуждая нас отскочить друг от друга, мгновенно разжав кулаки.

Степа мгновенно отворачивается и идет от меня прочь в направлении Зои. Целует в висок и забирает из рук пакеты.

— Привет. Нормально все? Жива бабка? — тихо и заботливо спрашивает он Данилину (или нет?).

— Да. — отвечает она мальцу, вглядываясь в его дикое лицо. — Ты как? Что происходит? — и на меня косится.

Я молчу. Коплю силы и терпение.

— Да так. Мелочи жизни. Господин Соколовский свататься к тебе пришел! Люблю-не могу, говорит. Кольцо куплю и на море отвезу. Руки твоей просит. Я ему говорю, что ты откажешь, а он не верит.

Малец совсем распетушился, а бледная Зоя испуганно переводит взгляд с него на меня и обратно.

— Что за бред? Степа? Матвей? … Вы что — подрались что ли?!

— Не подрались, а сразились. Я проиграл, так что Москва златоглавая мне больше не светит желтым кубком и чемпионскими титулами. Так что не переживай, никуда я от тебя не денусь.

— Зоя, мы можем с тобой поговорить? — наконец подаю я голос и тут же уточняю, — Наедине.

— Степ, иди домой. Я скоро.

— Ты уверена?

— Конечно. Не волнуйся. Все будет хорошо.

— Ладно. Не задерживайся, — буркнул тот, переложил пакеты в одну руку, подхватил с земли свою сумку, достал из кармана ключи и скрылся в подъезде.

— Ну давай, поговорим, — выдохнула она белое облачко и смело сделала шаг в мою сторону.

— Я был на кладбище…

В ответ она лишь понимающе кивает и отводит в сторону увлажнившиеся вмиг глаза.

— Я… Мне так жаль… Так жаль, Зоя.

— Да. Мне тоже. Это все?

— Нет! Нет… Степа…Что у вас? В смысле, кто он тебе?

— Хм… Ты мне скажи.

— Я видел еще одну могилу. Павла Свиридова. Сначала подумал, что он твой отец, а Степа брат. Но малец на это только рассмеялся. Знаешь, он сказал мне, «представь себе самое худшее, это и будет правдой».

— И что же ты себе представил?

— Я… Господи, почему вы не можете просто сказать мне правду? Почему?

— Это простая задача, Матвей. Решается в одно в одно действие. Когда-то ты в уме смог правильно перемножить двадцать девять и пятьдесят. Я, как и тогда, хочу, чтобы ты сам нашел ответ. Хотя, честно говоря, твоя неспособность узреть очевидное ввергает меня в шок. У тебя были тяжелые травмы головы? Провалы в памяти? Сотрясения мозга?