Чебурашка

Что уж тут непонятного…

— Да, Нина Васильевна.

— Свободен.

Подхватываю рюкзак и быстро шагаю на выход. Распахнув двери, буквально налетаю на входящую в кабинет девчонку. Она ударяется лбом в мою ключицу и ошарашенно ойкает, отшатываясь назад. Ловлю ее за руку, попутно отмечая, что запястье очень тонкое, и мои пальцы ложатся внахлест. Огромные карие глаза, опушенные длинными загнутыми ресницами, испуганно распахиваются. Ее волосы туго заплетены в косу, отчего оттопыренные уши кажутся еще больше. Она похожа на инопланетянку.

— Соколовский! — возмущается Нина Васильевна, — Осторожнее! Не испорти мне своими бицепсами гениальный ум, способный, кстати, перекрыть печальную статистику, вызванную твоими провалами в математике!

— Извините, — буркаю я, отодвигаясь в сторону и впуская в кабинет бледную девчонку с забавными веснушками на носу, которая уже не выглядит перепуганной, а широко мне улыбается.

— Все в порядке, — мяукает она, проходя ближе к директрисе. — Здравствуйте.

Следом входит миловидная женщина средних лет, с аккуратно уложенными светлыми волосами, в строгом костюме, подчеркивающем довольно хорошую для ее лет фигуру и ясными серыми глазами на добродушно улыбающемся лице.

Наверное, мать девчонки, решаю я, хоть они и не похожи между собой от слова совсем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Впрочем, это не мое дело.

Мне надо срочно что-то решать с гребанными неудами и пропусками.

А потому, не оборачиваясь, покидаю директорский кабинет и, услышав звонок на урок, тороплюсь в класс. Не хватало еще проблем с литературой. Ее не то что прогуливать нельзя, лучше даже не опаздывать!

В середине второго урока, который вел наш местный гений математики — Глебов Виктор Андреевич, раздается стук в двери, которые сразу же распахиваются, предоставляя доступ удушливому тяжелому аромату шанель номер пять, следующему впереди его хозяйки.

— Виктор Андреевич, позвольте прервать ненадолго ваши благородные попытки научить десятый «А» пользоваться логарифмическими таблицами. В конце концов, сытое брюхо к учению глухо, а вообще плотно набитый мозг — опасная вещь. Кхм… Внимание класс! — звонко декламировала Любовь Васильевна, которую все, даже коллеги, за глаза называли Адольфовна из-за пробивающихся над верхней губой темных усиков, зализанной набок челки и любви к одежде цвета хаки, хотя на деле у нее очень мягкий характер и миллион прибауток на языке. — Это ваша новая одноклассница. Ее зовут…

— Чебурашка, — хохотнул Вася Зубов, наш местный шут.

По классу прокатывается волна смешков. Девчонка и вправду выглядит забавной. Это из-за лопоухости, так нелепо подсвеченной сзади солнечным светом, льющимся из окна, и какой-то блаженной наивности во взгляде. Ее реакция на реплику и смех одноклассников неожиданно удивляет. Девчонка не краснеет, не бледнеет, не изменяется в лице. Она по-прежнему широко и открыто улыбается, шутливо закатывая в потолок глаза легонько кивая. Мол — да, да, вы меня раскусили.

Забавная.

А вот Адольфовна мгновенно вспыхивает.

— Рты закрыли! — рявкает завуч, с прищуром оглядывая парты, — Собака лает — ветер носит. Запомни, Данилина, на обиженных Богом, не обижаются. А вообще, критика не девушка, её нельзя любить, её надо принимать как горькое лекарство. Так, а ты Зубов, поменьше бы скалился. За такие шутки в зубах бывают промежутки, — половина класса реально краснеет пытаясь сдержать рвущийся наружу дикий ржач.

Лишь звонкий, немного нервный смешок новенькой серебряным колокольчиком озаряет повисшую тишину. Это срабатывает, как спусковой крючок. Класс хохочет до слез.

Адольфовна откашливается, пытаясь сделать сердитое лицо, что получается не очень. Ей и самой смешно, но дисциплину необходимо соблюдать. Она делает взмах рукой, призывая учеников к порядку, и мы быстро умолкаем. Все же Адольфовну все в гимназии любят и уважают.

— Итак, класс. Вашу новую одноклассницу зовут Зоя Данилина. Зоя, — это твой класс, десятый «А». Ближе познакомитесь на перемене. Сядете рядком да потолкуете ладком. А сейчас не будем отнимать время у Виктора Андреевича. Зоя, занимай свободное место. Урок продолжается. Ребята, обращается она ко всем и ни к кому конкретно. Я надеюсь на ваше благоразумие и адекватность. Помните, лишь образованный человек может оценить степень своего невежества.

— На что это вы нам намекаете, Любовь Васильевна?

— На то, Зубов, что чем меньше в голове извилин, тем более прямым кажется путь к истине. Подумай об этом на досуге.

Адольфовна еще раз обводит класс своим фирменным прищуром и покидает кабинет, а новенькая тем временем направляется прямиком в мою сторону.

И тут я осознаю, что единственное свободное место — рядом со мной.

Черт!

Последние три года, с тех пор, как мои плечи заметно раздались вширь, я вполне обоснованно занимал целиком всю парту. Одноклассникам попросту было тесно рядом со мной, а одноклассницы… ну это вообще отдельная тема. С ними не хотел сидеть уже я. Вернее, я бы сел с одной конкретной одноклассницей, Кристиной Новиковой, но эта стервочка предпочитала место рядом с ботаничкой Машей в толстенных очках, активно помогающей нашей признанной королеве с учебой в обмен на то, что та здоровается с ней в коридорах и не позволяет девчонкам троллить свою полноватую соседку по парте, изо рта которой с устрашающе торчат брекеты.

Наверное, стоило и мне сесть вместе с ботаничкой, чтобы не иметь проблем с учебой. Однако, когда Маша смотрела на меня сквозь выпуклые линзы, было в ее взгляде нечто пугающее. Клянусь. Так голодный смотрит на сочный шашлык.

— Привет, я Зоя, — тихо шепчет новенькая и тихо опускается на соседний стул.

Достает тетрадку, дневник, пенал, инженерный (мать его!) калькулятор. Двигается быстро, но при этом плавно и бесшумно.

— А ты Соколовский, да? — улыбается, не дождавшись ответа.

Поворачиваюсь и еще раз внимательно всматриваюсь в лицо напротив.

Милая дурочка.

Симпатичная, вроде бы, даже не смотря на полукруглые розовые ушки, забавно торчащие в разные стороны. На носу россыпь веснушек, хотя девчонка не рыжая. Волосы темные с шоколадным отливом упругим канатом обнимают тонкую длинную шею с тремя маленькими родинками. Несуразно большие глаза, карие с янтарными брызгами по кольцу радужки и болотно-зеленой окантовкой по самому краю зрачка, длинные ненакрашенные ресницы, пухлые розовые губы, покрытые скорее всего гигиенической помадой, потому что даже на расстоянии я чувствую кокосовый аромат. Или это ее волосы так пахнут?

Какая-то нелепая, несуразная, нескладная.

Узкие острые плечи, тонкие длинные пальцы и ровные белые зубы.

Как с другой планеты.

Невиданный зверек.

Точно — Чебурашка.

И любую другую девчонку я не удостоил бы даже взгляда, а этой почему-то спокойно отвечаю.

— Матвей.

— Слышала у тебя проблемы с математикой, — продолжает шептать, косясь на Виктора Андреевича, повторяющего вкратце материал прошлого урока, — Если что — могу помочь. Обожаю алгебру, геометрию, даже физику.

— Угу, — роняю я, наконец, оторвавшись от разглядывания ее лица, и тут же ловлю на себе взгляд Кристины, недоуменно уставившейся на наши перешептывания.

В начале лета на выпускном в девятом классе мы с Новиковой поссорились. До этого считались парой полтора года. Все лето не общались. Да и сейчас находились в состоянии холодной войны. И вот именно в этот момент в ее голубых глазах вместо равнодушия синим пламенем вспыхнула ревность.

И в моей голове что-то щелкнуло, рождая идеальный план под кодовым названием «Чебурашка».

Эта чудила поможет мне решить проблемы с неудами и отработать прогулы, а заодно и потреплет нервишки Кристине. Пора уже покоситься золотой короне на ее блондинистой макушке.

Глава 3

Настоящее

Матвей Соколовский