Чебурашка

Не дождутся, чтобы я им тут плакала!

Это будет слишком большой позор, если я сейчас по-детски разрыдаюсь. Только как? Как гордо пройти мимо толпы одноклассников, мимо блестящей счастливой парочки, мимо собственной боли от предательства и унижения?

Почему?

За что?

Чем я заслужила подобное отношение?

У меня на самом деле нет ни одного ответа?

Да и нужны ли они?

Собрав в кулак все силы, что остались внутри, я, не замедляя ход, спокойно прохожу мимо улюлюкающей толпы. Меня это шапито не интересует. В их сторону не смотрю и даже головы не поворачиваю, но интуитивно ощущаю как минимум два прожигающих насквозь взгляда.

Не дождутся, чтобы я им тут плакала!

Я сейчас войду через центральный вход с гордо поднятой головой. И ни за что на свете не стану радовать этих шакалов позорным бегством. Я — не Матвей. С моей смелостью все в порядке. Я смотрю врагам в лицо. И мне не чему стыдиться, а потому нет причин отводить глаза.

Как на счастье в коридоре встречаются ребята из математического кружка. Улыбаются и поздравляют. Первые секунды даже не понимаю, с чем. На самом деле мне казалось, что после моей победы (а третье место в столь значимой олимпиаде — это в моем понимании абсолютно точно победа, ведь гранты трем финалистам достаются одинаковые) эти нетипичные дети богатеньких родителей (уж кто бы мог подумать, что и среди мажоров есть умненькие ботаники, да зубрилы) возненавидят меня. Многие из них также принимали участие в олимпиаде, но отсеялись на разных ее этапах.

Поэтому улыбающиеся радостные лица, направленные на меня, тоже ввергают в шок. Сколько еще сюрпризов приготовил для меня Зимний бал?

Я позволяю ребятам увлечь себя в раздевалку, где оставляю в шкафчике пуховик, под которым идеально выглаженное ярко-красное платье бережно охватывает талию, переходя в легкомысленную пышную юбочку. Я слышу одобрительные свистки и комплименты. Кажется, даже улыбаюсь.

А по ощущениям — сижу в глухой черной бочке, со дна которой наблюдаю сама за собой. Мысленно благодарю бога, что математический кружок стал для меня островком спасения на этот вечер. Даже не знаю, к кому бы я прибилась, если бы не они. Скорее всего, тупо стояла в одиночестве.

Кто-то из девчонок организует совместный поход в туалет, дабы припудрить носик. Ребята тактично сливаются, обещая занять на всех места и ждать нас в актовом зале, где пройдет официальная часть.

Стою у кристально чистого зеркала, вглядываясь в собственное отражение. Вот она я. Еще час назад — самая счастливая на свете. А сейчас — словно выжженный астероидом кратер. Ни жива, ни мертва. Хотя внешне не изменилась вовсе. Разве что глаза сухо блестят. Боялась, что разрыдаюсь — но нет. Нет во мне слез.

Потому что не дождутся, чтобы я им тут плакала.

Достаю из сумочки резинку для волос и безжалостно разрушаю идеальную конструкцию из волнистых локонов, на которые убила добрую половину сегодняшнего дня. В два счета скручиваю волосы в пучок. Получается даже красиво. А главное — уши торчат. На месте родные. И серьги эти алые им очень идут. Никогда не сниму — век буду помнить, как умеют предавать близкие люди.

Жду каких-нибудь едких комментариев от девчонок по поводу смены прически, но все, что они замечают — это серьги. Кажется, даже завидуют. Я смеюсь, говоря, что куплены они в торговом центре прямо в парикмахерской, как ювелирное изделие они не несут никакой ценности, зато дороги, как память.

Официальная часть проходит довольно обыденно. Кто-то поет, кто-то танцует. Дурацкие сценки. Нудные стихи. Директор зачитывает пафосную речь. Меня вызывают для вручения награды.

Сюрприз-сюрприз!

Даже и не вспомню, как оказалась на сцене, как забрала сертификат, диплом и даже какую-то статуэтку. И как вернулась обратно в свой кружок математиков тоже не помню. Ног не чувствую. Руки заняты. Что сейчас-то со всем этим делать?

Когда закончилась официальная часть, и начался, так сказать, праздник, я поняла, что в принципе, школьная дискотека она и есть школьная дискотека, какими бы мажорами она ни была наполнена.

Однако, размах поражал. Световые декорации, приглашенные артисты от фокусников до глотателя шпаг и Шахерезады с мерзким бледно-желтым питоном, в одном углу миниатюрная гимнастка жонглировала яблоками, сидя на колесе (или как там называется эта штука), в другом двое из ларца смешивали безалкогольные коктейли. В танцевальной зоне гремел басами какой-то ди-джей (наверняка модный) и сверкали пайетками на дизайнерских платьях девчонки.

Одним словом — феерично.

Люди свадьбы так не справляют, да юбилеи в полсотни лет, как в этой гимназии Зимний бал. И так мне стало вдруг одиноко… Каждая клеточка воспротивилась нахождению здесь. Я ведь не из этого мира. Чужая. Я — тот самый лишний предмет на картинке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Пришла пора исправлять картинку и убраться подальше с этого праздника жизни. Все равно мне не весело. Мне холодно. И мне нельзя плакать.

Вот только едва стоило развернуться в сторону выхода, как в дверях показался Матвей, и по одному только взгляду я поняла, что он ищет меня. До настоящего времени с момента унизительной сцены у главного входа в гимназию, мы не сталкивались. Я даже было решила, что вполне успокоилась. Однако, иллюзия невозмутимости рассеялась молниеносно. Голова мгновенно закружилась, а пульс захлебнулся автоматной очередью.

Бежать! Бежать! Бежать!

Словно пуля в висок ворвался порыв скрыться. Исчезнуть. Провалишься сквозь землю. Распасться на атомы. Лишь бы не встречаться с ним глаза в глаза. Лишь бы не слышать от него это гребанное «Кокос». Лишь бы не дать себе шанс простить его предательство.

Не хочу больше ни видеть, ни слышать, ни понимать Соколовского. Не сегодня так точно. Стараясь никого не расталкивать, чтобы не привлечь внимание, я двинулась в противоположную сторону, где находился запасной выход.

Бежать! Бежать! Бежать!

По коридорам понеслась во всю прыть. Метров через десять подвернула ногу, сбросила туфли и дальше босиком. В раздевалке дрожащими руками насилу открыла шкафчик, сунула закоченевшие ступни в сапоги, нырнула в рукава пуховика, в порыве психоза сгребла рамки с дипломом, сертификатом, кубок этот тяжеленный опять же… Словно навсегда решила покинуть это место. И прямо так, нараспашку ломанулась к выходу.

Да блин!!!

Соколовский мелькнул и здесь. Хрен с тобой! Выйду через спортзал!

Я бежала и снова напоминала себе ту самую безмозглую курицу с недорубленной башкой, но остановиться уже не могла. На счастье (да мне сегодня везет!) боковая дверь с торца корпуса рядом со спортзалом была открыта. Буквально вывалившись наружу, чертыхнулась.

Дура. Надо было надеть шапку. Мороз, по всей видимости, крепчает.

Набирая разгон без оглядки в сторону остановки (хотя даже не уверена, что сейчас в принципе можно отсюда уехать, время — десятый час!). И вдруг, словно кинжал между лопаток, со спины в меня врезается до боли ненавистный голос.

— Зоя! Постой!

Нога скользит. Секунда — затылок пронзает боль, слышен звон разбитого стекла, и чей-то вскрик (кажется, мой), зато перед глазами шикарное бескрайнее черное звездное небо.

— Зоя!!! Зой! Ты как?