Пламя и тьма (ЛП)

Она отжалась сто четырнадцать и побила его. А потом сделала сто пятнадцать, сто шестнадцать. А когда по-прежнему попыталась подтянуть себя на сто семнадцати, он подошёл и обернул руки вокруг её бёдер.

— Хватит уже! Ты побила меня. Точка поставлена. Теперь же это просто грустно.

Она отпустила турник и обрушилась в его объятьях.

— Ой.

Его усталые руки не были в восторге от того, что удерживали её подобным образом. Позволив ей сползти вниз по его телу, он снова подкинул её, чтобы она могла обернуть свои ноги вокруг его талии.

— Не всё должно быть соревнованием, детка.

— Уж кто бы говорил, — усмехнулась она. — Но я выиграла! И теперь ты должен мне караоке.

К ним подошёл Трик.

— Подождите. Что? Это ставка? Конман споёт в караоке? Ну, пожалуйста, скажи мне, что это правда.

— Пошёл на хер, мудак, — зарычал Коннор. У него оставалась практически целая неделя до этого тупого «Караоке Идолы». Возможно, он прежде умрёт. Ну, мог же он надеяться.

— Ха-ха! Это блестяще. Кордеро, ты восстановила мою веру в человечество.

Коннор проигнорировал его. Поставив торжествующую Пилар обратно на пол, он нагнулся и поцеловал её, поднимая себе настроение, знанием того, что ей не очень нравятся зрители.

— Давай, детка. Нам обоим нужен горячий душ. — Он задумался над тем, чтобы снова взять её на руки и отнести в свою комнату, но одна лишь мысль об этом заставила его мышцы разболеться ещё сильнее.

И в любом случае, как бы ей не нравилось, когда её подавляли, ей абсолютно точно не нравилось, когда её носили на руках.

Так что он взял её за руку. Она переплела свои пальцы с его, и они вдвоём направились к нему в комнату.

Глава 14

— Надеюсь, ты любишь стейк. У нас здесь масса стейков и картофеля. — Биби наполнила бокал красным вином из коробки и передала его Пилар.

— Я ем всё, что угодно, и всё выглядит очень аппетитно. Я могу чем-то помочь? — Пилар стояла посреди кухни матери Коннора, и обе — Биби и Фейт (подруга семьи или что-то вроде родственника) — занимались приготовлением пищи, передвигаясь по кухне в одном ритме, который казался отлично отлаженным. Дочка Фейт спала в качелях с боку. Мужчины: Коннор, Хусиер (его отец), Демон (муж Фейт или её старик, что бы это ни значило) и их маленький мальчик Такер находились на заднем дворе. Коннор представил её, споткнувшись на том, как же её назвать — Пилар или Кордеро. Он остановился на Пилар, и она его не поправила.

Ей следовало навести порядок в голове, почему она так странно ведёт себя по поводу своего имени. Обычно, когда она впервые с кем-то знакомилась, она представлялась как Пилар. Как обычный человек. Её друзья были единственными, кто звал её — Кордеро. Но из-за того, что она когда-то решила, что хочет, чтобы Коннор называл её Кордеро, а потом захотела, чтобы он снова называл её Пилар (что было чертовски странно, и она понимает это) — использование её имени ощущалось более интимным. И у неё развился комплекс на этот счёт.

Но она не собирается расставлять точки над «i» прямо здесь и сейчас. Так что она не стала суетиться, когда он представил её как Пилар, даже несмотря на то, что это заставило её беспричинно дергаться. А потом он схватил пиво и бросил её с женщинами.

Это была не та ситуация, в которой она чувствовала себя комфортно. Она лучше ладила с мужчинами, так всегда было. Большинство женщин считали её жёсткой и стервозной, а она находила большинство женщин тщеславными и пресными. Глубоко в своём сердце ей нравились девичьи штучки: блестящие вещи и красивая одежда, но она не могла очень долго разговаривать об обуви.

Она с тоской смотрела на французские двери, ведущие во внутренний дворик, где сидели мужчины, пили, разговаривали и занимались грилем. Такер сидел во дворике между их ног, катая машинку по каменной кладке.

Она находилась в доме родителей Коннора на воскресном ужине. Едва ли прошло больше недели с тех пор, как они решили, что у них всё серьёзно. Голова Пилар шла кругом, думая о переменах в нём. Как только он решил, что они пытаются сделать это, он тут же стал очень серьёзным. Он даже сказал: «Если я в деле, то в деле».

Несмотря на то, что она следовала за ним, скорость, с которой они двигались, немного напугала её. Всё о нём на первый взгляд, да даже на второй — гласило о поверхностности и легкомысленности. Он должен был быть идеальным, бл*дь, приятелем по вулканическому сексу и никем другим. Но почти с первого раза она почувствовала, что в нём есть гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, и что... эта сущность... которую она не смогла сразу разглядеть, пока та полностью не пленила её. И теперь она узнала, что основа его самого стабильность и серьёзность — были погребены не так глубоко, как она раньше думала.

Биби налила виноградный сок «Welch» в бокал для вина и передала его Фейт, которая, по-видимому, не пьёт. Фейт ответила на вопрос Пилар.

— Нет. Всё готово. Обычно мы едим немного раньше.

Вообще-то она закончила смену в шесть тридцать… и пришла прямо сюда.

— Простите за это.

— Нет-нет, — сразу же произнесла Фейт, и Биби тут же отмахнулась от извинений Пилар. — Да ладно. Ты же работала… и твоя работа важна. И мы рады немного подождать, чтобы ты была с нами. — Она проверила плиту. — Зеленая фасоль готова. Можешь поставить её на стол? Там всё уже готово.

— Конечно, без проблем. — Пилар чувствовала себя немного приторможенной и каким-то странным образом готовой оборонятся. Она не была хороша в семейных делах.

Когда она была маленькой, семья, так или иначе, была повсюду. Всегда проходили вечеринки, ужины — в их квартире или у бабушки, или у одного из «Убийц» — они все были очень социализированной толпой. День рождения, на котором был убит её отец, был очень шумным. У неё осталось лишь несколько выцветших случайных изображений с того дня, но на каждом из них было полно людей: дети, галдящие под розовой пиньятой в форме щенка, толпа, наблюдающая за тем, как её отец широко, расставив ноги, сидит на двухколесном велосипеде Барби, который был её лучшим подарком.

Люди, кричащие и убегающие со двора. Её абуэла, подхватившая её на руки и забежавшая в дом. Больше она никогда не видела своего отца.

После этого жизнь быстро встала на свои места, единственной переменой стал мужчина, сидевший по утрам за их столом. У неё были друзья и семья. Было много людей, которых она называла Тиа и Тио (Прим.: в переводе с испанского — тётя и дядя). Но когда Рената перевезла их — всё прекратилось. С тех пор как ей исполнилось двенадцать — дни рождения отмечались дома и только с Наной и Хьюго. Больше не было никаких вечеринок. Лишь несколько друзей. И уж, конечно, никакого дорогого кинсеаньеры (Прим.: в переводе с испанского пятнадцатилетние), когда ей исполнилось пятнадцать. Нана заняла круговую оборону.

На самом деле, она не пропустила ничего из этого. Она уделяла внимание Хьюго и помогала бабушке. Хьюго пропустил гораздо больше всего и нашёл способы получить так необходимое ему социальное взаимодействие, но Пилар была довольна или, по крайней мере, уступила, чтобы стать ответственной.

Но она не знала, как стоять на кухне и общаться с женщинами. И по-настоящему была в восторге от того, что получила задание накрыть стол, потому что это дало ей возможность хоть чем-то заняться. Она выпила весь бокал вина и поспешила в том направлении, которое ей указали.

Она могла только представить, какие разговоры о ней будут вестись сегодня вечером: «Вау, Коннор, реально представил сегодня победительницу. Эта — прям очаровашка».

Она определенно не хороша в этом.