Коан Янг 2

Мизуки подавленно кивнула. Я коснулась ее руки и вздрогнула – надо же, ледяная.

– Мы спасли твою маму, – сказала я. – Спасли тебя.

– А что насчет Тору, Эми и Хорхе? – с обидой в голосе спросила она. – Они заслужили жизнь, у них был шанс.

– Был, – согласилась я. – Только не на жизнь, а на освобождение. Мы дали им то, чего они ждали пятьдесят четыре года.

– И ты о них не думаешь? Не может быть, чтобы я думала, а ты нет.

– Думаю, – грустно улыбнулась я. – Но их не вернуть, Мизуки. Понимаешь? Они обрели долгожданный покой.

– Понимаю я все… Ну, или не все. Я же не ты, Коан. У тебя громадная история за плечами, ты решила очередную загадку и двигаешься дальше, а я лишь делаю вид. Разве такое вообще забудешь? Обычно я бегу от проблем. Проблема с родителями вынудила меня уехать в другую страну… А после пережитого убежать не получилось. Все те воспоминания преследуют меня. Ночь похищения Тору в его рабочем офисе с тысячей зомби, библиотекарша, упавшая с лестницы, военные, открывшие по нам огонь, мертвая бабушка, истерзанная и вся в крови… Да, Коан. Я лишь делаю вид, что в порядке. На самом деле, меня давно мучают кошмары.

Подруга затряслась. Не от холода – в квартире было тепло. От нервов и преследовавшего ее все эти дни страха. Я подсела ближе и крепко ее обняла. Мизуки не плакала, она словно впала в безмолвный шок от того, что обрела смелость высказаться, и какая-то часть ее успокоилась.

– Твое состояние мне хорошо знакомо, – заверила я. – И нет, мне не так легко, как ты думаешь. Просто я переживаю это иначе. Ты прекрасно знаешь, что после изгнания Зверя я разучилась открывать порталы, и это сильно гложет меня. Да и диктофон Тары Ямады, который я держала при себе, неожиданно потерялся. Странные дела, в общем. Меня тоже мучают кошмары, но не во снах, а в медитации. Важно уметь их преодолевать.

– Ты знаешь, как?

– Ну, раз с медитацией я временно не в ладах, а значит, и тебя ей я не научу, можно записаться на занятия. В Мекксфорде их не меньше, чем в моем родном Уатэ.

Мизуки нехотя согласилась.

– Или, – затянуто начала она, – можем записаться на прием к кое-кому другому. Твоя мама ведь травница, да? Ты говорила как-то. И она в Мекксфорде.

– Наверное, – холодно отозвалась я. – Правда, у нее нет приемов. Она просто очень хорошо разбирается в травах и чаях.

Подруга смерила меня недоверчивым взглядом.

– Почему ты не хочешь с ней видеться? – спросила она.

– Потому что ты знаешь мою историю. Литиция бросила меня и уехала черт знает куда.

– Сюда.

– Отношения у нас на расстоянии, но всякий раз, когда происходят редкие встречи, мне крайне неловко. Да и ей тоже. Я была зла глубоко внутри, а ей глубоко внутри стыдно. Однажды я ей все высказала, и казалось, что станет легче. Не стало.

– Ты злишься из-за ее уезда? – уточнила Мизуки.

– Нет, я больше не злюсь. Мне уже двадцать, я прошла через подростковый период, вылила всю злость и ненависть в то время. Я давно смирилась.

Мизуки накинула на себя теплый халат, грея руки, а я обняла ее и вернулась к готовке.

– Если тебе действительно невыносимо и город призраков преследует тебя по пятам, я свяжусь с мамой, она даст отвар, – согласилась я, мелко нарезая капусту.

– Да ладно, – ответила подруга. – Раз отношения у вас натянутые, не стоит. Может, и впрямь на занятия по медитации записаться.

– Ну, хорошо.

Накрошив капусту, я нарезала ветчину и гребешки. Поставила вермишель вариться и принялась делать соус окономияки. Несложное дело, но требует крайне правильных пропорций. Мизуки тоже без дела не сидела – согревшись, она месила тесто.

Через час в сковороде, объятый паром, поднялся чудесный окономияки – такой, каким я его готовила всегда. Мизуки вдохнула запах горячей японской пиццы и облизнулась. Достала из холодильника красное вино и игриво потрясла бутылкой.

– Мы же договаривались…

– А я не виновата! – воскликнула та. – Тебя долго не было… Я решила, ты нашла новую подругу, и с горя сходила купить вина…

– Сочиняешь ты знатно, – рассмеялась я и негодующе взглянула на бутылку. – Ладно. Открывай.

– Ура!

Хоть я и не любитель алкоголя по многим причинам, обусловленным магией Ши-Ян, и парочкой личных, это вино прекрасно вписалось в уютный домашний вечер. Полусладкое, терпкое, ненавязчивое и с приятным послевкусием. Я выпила три полных бокала, закусывая приготовленным блюдом, и болтала с Мизуки на отвлеченные темы.

Пожалуй, мы обе заслужили этот вечер.

– Так, какие у нас планы? – спросила Мизуки, и не успела я открыть рот, как она выставила указательный палец. – Ответы наподобие «разберемся на месте» уже не прокатят.

– Ну-у… Ты спросила, помню ли я, как все начиналось… Беда в том, что ничего не закончилось. Ты же это понимаешь?

– Понимаю.

– Сэр не объявлялся с того момента, как отдал твою новорождённую маму в роддом, директор Академии пропал, а Зверь объединяет в себе три человека, пока четвертый предположительно на свободе…

– Я что-то не совсем понимаю, – покачала головой Мизуки. – Ты будешь учиться в Академии? Ну, в смысле… ты спасла ее, вернула из многолетней вербовки Зверя. Неужели тебя не могут зачислить без экзаменов? За твои-то заслуги!

– Нет, к счастью.

– К счастью? – недоуменно захлопала подруга ресницами.

– Все ши-янцы одинаковы. За нашими плечами нет ни плохих, ни хороших поступков. Все это мы оставляем позади. К тому же, поступление в двадцать два года. То есть через двадцать три месяца и сколько-то там дней.

– «Оставляем позади»? – повторила Мизуки. – То есть, поступив, мы перестанем видеться?

– Нет, – мягко улыбнулась я. – Не перестанем. Я имею в виду, перед Академией все равны, равны и условия. Никакого «зачисления по знакомству».

Мизуки понятливо закивала.

– В общем, ничего не закончилось, как я и сказала, но у нас с тобой есть жизнь. Я бы вот очень хотела вернуться домой и увидеть дедушку с Акико. Но все еще не могу.

– Почему?

– Сэр, – вздохнула я. – У нас договор.

– Разве он не отменился, когда ты вырезала печать?

– Нет, – помотала я головой. – Все еще сотрудничаем.

– Понятно. Ну, ты знаешь мое к нему отношение. Мутный типчик.

– Он спас меня, – вздохнула я. – Из своих личных интересов или нет, но если бы не он, никакой Коан бы сейчас не было. Так или иначе, мы какое-то время проведем в Мекксфорде.

– Не зря я, все-таки, работу нашла.

Внезапно прямо перед нами вспыхнул сияющий светло-голубой портал, своим ветром снеся всю посуду со стола, остатки окономияки и бутылку недопитого вина. Мизуки от страха вжалась в диван, а я вскочила на ноги и прикрыла подругу собой.

Из портала, поправив очки, вышла профессор Монтгомери.

Глава вторая. БУКЕР. МАЛЕНЬКАЯ ЗАВИСТЬ

Это был дождливый осенний вечер неизвестного года. За окнами университета давно село солнце, и город накрыла тьма. Преподаватель истории, Букер Элиот, все еще проверял работы студентов, засидевшись в огромной пустой аудитории. Октябрьский холод одолевал толстые стены одной из самых старинных школ города. Мужчина набросил жилетку, растер руки и размял кисти. В аудитории горела лишь настольная лампа, и лучи ее освещали один преподавательский стол, за пределами которого восседал беспросветный мрак. Когда в окнах сверкала молния, Букер Элиот отрывался от сотен тетрадей и поднимал уставшие глаза вдаль, где его взгляд ненадолго застывал, а затем он вновь возвращался к работе.

Букеру двадцать восемь. Всю свою жизнь он мечтал стать ученым-исследователем, лучшие свои годы посвятив изучению истории. Но так сложились обстоятельства, что ничего, кроме работы преподавателем в институте, он достичь не смог. Не то чтобы Букер жаловался на свою жизнь – он любил вести лекции. Но бывают дни, когда плохое настроение берет верх, и бедолага убивается на предмет своей «несостоятельности» и обрушившейся мечты, потягивая бутылочку пива у себя дома. Именно сегодняшний день, начиная с самого утра вплоть до глубокого вечера, Букер провел в удручающем состоянии, подавленном и в целом грустном. Утром институт навестил самый известный в городе историк с огромной лекцией, которая слушалась во все уши. Это был пожилой мужчина шестидесяти лет с отменными навыками оратора, хорошо поставленной речью и изумительным умением держать внимание на себе и каждом слове, которое он произносит. Букер восхищался этим человеком. Наблюдая за тем, как бесстрашно он стоит в аудитории и заглядывает в глаза каждому, Букер чуточку завидовал, но в глубине души мечтал стать как он. Элиот не умел разговаривать громко и свободно, оратор из него был никудышный, а лекции он рассказывал, глядя себе под ноги. Любой живой контакт сбивал его с толку, и парень ничего с этим поделать не мог.