Наложница правящей семьи

– Дэвина, запомни, наложница – это не только постельное развлечение. Ты принадлежишь семье в общем, и Кэрридану в частности. Ты – часть репутации, показатель могущества и власти. Завтра утром начнутся твои иные обязанности. И если тебе не хватит ума, проницательности и гибкости, то интриги высшего лондонского общества погубят тебя намного быстрее, чем большой член хозяина.

Что я могла сказать на это? Понятия не имела, о чем она. Эмма поняла это, покачала головой и ушла. Попыталась быстро уснуть, но страх, что Кэрридан может вернуться, долго не давал сомкнуть глаз. Но, в конце концов, усталость все же взяла свое.

Кэрридан арш Параваль

Ушел почти сразу же, не мог больше смотреть на слезы в этих глазах цвета расплавленной на солнце карамели. Оказывается, быть козлом легко только с теми, чьи лицо и имя сами собой забываются сразу после финала. И правильно – бежать надо было еще раньше, пока не попробовал ее вкус. И не вспомню, сколько женщин у меня было, но далеко не всех хотелось попробовать. От Дэвины не оторвался бы, если бы допустил это. Месяц ходил вокруг да около, и так и не смог понять, чем так манит. Красивая? Бесспорно! Но это не та привычная красота всевозможных шоу-див. С другой стороны, и не тихая забитая мышь. Как вспомню ту пощечину, щека зудеть начинает. И сегодня пыталась сопротивляться, хотя уверен, ей сто раз сказали, чтоб не делала этого. Так что с ней не так? Или, может, со мной?

Вернулся вниз. Гости разошлись. Отец все еще здесь, просматривает какие-то документы. Беру из пепельницы его сигарету. Слишком много вербены сегодня, ну и ладно, день рождения все-таки.

– Оставляешь себе? – спросил, даже не повернув головы, и я рад этому – не хочу, чтобы видел мое лицо.

– Да.

– И как она? Понравилась?

– Да.

Обсуждать это нет никакого желания даже с отцом, ведь как один из членов семьи он также может претендовать на нее в случае моего отказа. Мать опять, конечно, взбесится, если так выйдет. Не хочу быть причиной их скандалов.

– Дай Дэвине передохнуть хотя бы пару дней. Эмма сказала, что это необходимо, – молча киваю. – Кстати, я обещал ей подарок, если будет милой.

– Дари.

– А перстень?

– Тоже.

Какое-то время сидим молча, я курю, отец работает.

– Какие чувства ты испытывал, получив Эмму?

Отец поднимает голову от бумаг и смотрит неверяще. Я действительно перешел границу дозволенного, но мне важно это сейчас.

– Не радость, уж поверь мне, – все же отвечает он и сразу отворачивается, давая понять, что разговор окончен.

Докуриваю и возвращаюсь к себе. Здесь все убрали, нет ни одного видимого следа случившегося. Но запах крови девственницы никуда не делся. Девственницы, которую я месяц хотел до боли в яйцах и по какой-то нелепой случайности так и не трахнул в собственной машине.

Как можно тише отодвигаю панель, нужно попросить, чтобы поставили нормальные двери. Дэвина спит, свернувшись калачиком. Полная луна светит во все четыре огромных окна, занавешенных лишь прозрачной газовой материей. Блики играют на ее темных кудрях, легко касаюсь их пальцами – еще мокрые после душа. Присаживаюсь на корточки рядом с кроватью, на лице видны дорожки от слез. Недавно уснула. Теперь она – моя ответственность, и я буду виновен во всем, что с ней произойдет дальше. А в том, что нас обоих не ждет ничего хорошего, я уверен.

Понял это, едва увидел ее. Когда получил по морде, это легкое чувство беспокойства превратилось в ощутимо зудящую между лопаток проблему. Последующие потеря контроля и ощущения реальности и вовсе не оставили места сомнениям. До этого дня я творил просто сумасшедшую хрень и настолько задолбал собственного отца, что он решился воскресить давно забытый ритуал. Не удивительно, но мне не было стыдно, и я даже не был уверен, что это поможет. Вообще или надолго. Признаю, отказы Дэвины неизменно доводили меня до бешенства, которое надо было сливать где-то еще. Ведь я никогда не хотел и сейчас не хочу, чтобы она пострадала от моей руки. Но как скоро девчонка мне наскучит? Учитывая непростое начало сегодня, вероятно, очень скоро. Не очень люблю застенчивых недотрог. Хотя мысль о том, что придется передать ее кому-то другому, буквально сводит с ума. Не может у нее быть никого другого!

Телефон в кармане требовательно завибрировал. Поспешно вытащил его, вставая. Черт, Карла! Единственная женщина, которой я позволяю клевать мне мозг. Но она с лихвой компенсирует это в постели, вытворяя такое, чего я не испытывал ни с кем больше. Поэтому закрываю глаза, выслушиваю, отдариваюсь дорогими подарками. Вот и сейчас вместо того, чтобы сбросить эту истеричку, поспешно иду к себе и возвращаю панель на место.

– Да, Карла, – стараюсь выдержать нейтральный тон, чтобы сразу же погасить ее напор.

– Кэрр?! Наложница?! Ты это серьезно? Или это розыгрыш на день рождения? Что за средневековье? – возбужденно проворковала она в трубку.

Всегда с ума схожу от ее грудного голоса, сразу представляя, как двигаются в этот момент ее пухлые, аккуратно подкрашенные губы.

– Да, Карла, – не могу удержаться от улыбки; от нее это звучит действительно слишком. – Это серьезно и это очень средневеково, не могу с тобой не согласиться.

– Надеюсь, ты уже отослал девчонку? Ночь на дворе, а я тебя еще не поздравила.

Намек понятен, но быть со мной в день рождения – это привилегия семьи, куда она не входит, несмотря на все свои таланты.

– Нет, не отослал. И не планирую. И это не твое дело, Карла.

Стоит напомнить ей ее место сейчас. Знаю, мне недешево это обойдется, но она всего лишь игрушка, пусть и очень дорогая. Любовница моментально понимает, насколько я не в настроении, меняет тон, продолжая попытки завлечь меня к себе до наступления утра. Слушаю ее довольно откровенную болтовню и вдруг понимаю, что неинтересно. Видимо, хватит на сегодня – и вербены, и крови, и секса. Пусть это и была самая странная близость в моей жизни, но, кажется, я полностью удовлетворен. Это довольно новое для меня чувство, наверное, поэтому я буквально замираю посреди комнаты с телефоном у уха, не понимая, впрочем, уже ни слова. Затем быстро и не слишком вежливо прощаюсь и нажимаю отбой.

Снимаю одежду, расправляю постель и заваливаюсь на простыни. Пытаюсь вспомнить манящие изгибы Карлы… Медитирую на эту тему несколько минут… И ничего. Это я так устал за последнее время или это какой-то побочный эффект древнего ритуала? Мне и смешно, и страшно одновременно. Озабоченный Кэрридан арш Параваль больше не хочет свою потрясающую любовницу. Наверное, все же слишком вымотался. Завтра же съезжу к Карле, только прихвачу что-нибудь из сейфа. Уже засыпая, подумал, что и Дэвине неплохо было бы семейный перстень лично преподнести.

5

Дэвина

Утром, едва открыв глаза, попыталась сесть. Неприятные ощущения еще остались, но боли не было, что меня очень порадовало. Почему-то думала, что не отделаюсь так легко. На туалетном столике рядом с кроватью заметила две красиво упакованные коробочки. Одна совсем небольшая, а вторая квадратная и плоская. Поборола любопытство, снова идти в душ в сопровождении Эммы совсем не хотелось, поэтому поспешила туда в первую очередь.

В ванной не столько времени потратила на гигиенические процедуры, сколько на разглядывание всевозможных баночек, пузырьков, коробочек, бутылочек. Косметики в таком количестве я не видела никогда. Такое чувство, что я не одна здесь буду жить, а в компании еще пяти девушек, как минимум. Хотя Кэрридан арш Параваль и гарем в соседней от его спальни комнате – не такие уже несовместимые вещи, если верить слухам. Интересно, и почему же он вчера не продемонстрировал мне свои умения, от которых женщины сходят с ума? Не достойна? Обойдусь? Так сойдет?

Продолжая думать об этом, медленно начинаю злиться. Да, мое физическое здоровье вроде бы в порядке, но вот внутренне я содрогаюсь от одной мысли о том, что это снова повторится. Выхожу из ванной и снова натыкаюсь взглядом на подарки. Сажусь на кровать и медленно развязываю ленты. Как и любая воспитанница пансионата, я никогда не получала личных подарков. На Рождество и день рождения все девочки одаривались абсолютно одинаковыми вещами. Чаще всего это была одежда, обувь или сладости. А красивая упаковка считалась ненужным расточительством и никогда не использовалась. Поэтому я с наслаждением освобождаю коробочки от лент и оберточной бумаги, любуясь яркими цветами и шелковистыми текстурами упаковки.