Я тебя куплю

– Сапер? – не понимаю я.

– Ну да. Он же ошибается только раз, – зло ухмыляется Камиль и возвращается к своему мясу.

Навалив к стейку приличную порцию соуса и взяв кусок хлеба, он садится за барную стойку, где приступает к обеду, уткнувшись в телефон. Даже не пытается притвориться гостеприимным.

– Ты купил матрас? – интересуюсь я, хоть как-то разряжая атмосферу.

– М-м-м… – мычит он, жуя и водя пальцем по экрану. В телефоне ему явно интереснее, чем со мной.

– Это да или нет?

Проглотив пережеванный кусок, Камиль косится на меня и рычит:

– Какая же ты шумная. Терпеть не могу болтливых. В шкафу журналы. Почитай. Посмотри телек. Погладь кошку. Поплачь где-нибудь в углу. Только заткнись, пока я тебе рот скотчем не залепил.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты невероятно милый парень? – Я развожу руками. – Наверное, от девушек отбоя нет. С тобой же так весело!

– А тебе кто-нибудь говорил, что ты заноза в заднице? – фыркает он, закинув в рот еще кусок мяса.

Выдохнув от разочарования, я усаживаюсь в кресло, но снова ловлю на себе недобрый взгляд хозяина этого волчьего логова.

– Что? Кресло тоже под запретом? У тебя тут из комфорта только стул, на котором ты сидишь, это старое кресло и кровать. Или мне перебраться на коврик у порога?

– Хорошая идея. Я бы точно не расстроился.

Ну уж фиг тебе, а не такое счастье! Беру пульт от телевизора и включаю свой любимый женский канал, где как раз началась новая серия моего любимого сериала. Делаю громче, но получаю новое замечание:

– Убавь.

И пальцем не пошевелю. Громко? Подними жопу и убавь сам!

Минут через пять это и происходит. Камиль подрывается с места, бросается к телевизору и вырывает вилку из розетки.

– Ты сам разрешил смотреть телевизор! – возмущаюсь я. – Или смотреть не означает слушать? Ты садист, ты в курсе? Изувер! Бессердечный, невоспитанный, неисправимый!

– Еще одно слово, медсестричка, и спать сегодня ты точно будешь на коврике, – грозит он мне.

– Ох ты батюшки! Напугал! Да с ковриком приятнее, чем с тобой!

Камиль хватает одну подушку с кровати и швыряет ее к порогу.

– Располагайся! – рявкает мне, вернувшись к своему обеду.

– Ну и говнюк же ты, – бубню я себе под нос. Маркиза запрыгивает ко мне на колени и начинает тереться о грудь, будто поддерживая и успокаивая. Увы, лапочка, твой хозяин – козел. – Я хочу пить! – говорю я, погладив кошку. – Можно? Или сдохнуть от жажды?

– Да пей уже, только заткнись! – орет Камиль, как припадочный. Ему явно надо показаться психологу.

– Ты, если жалеешь, что привез меня сюда, можешь обратно увезти.

Я не рискую брать воду из холодильника, чтобы снова не нарваться на истерику этого пришибленного, а набираю воду из-под крана.

– Я не пойму, чего ты добиваешься? – Он бросает посуду в мойку и выпрямляется прямо передо мной, задрав подбородок. – Ты не уйдешь от меня живой, медсестричка. Но если доведешь меня, и у меня нервы сдадут, тебе конец. Хавчик в холодильнике. В двадцать два отбой. Ночью по квартире не шататься. На горшок только на цыпочках. Разбудишь меня, спросонок могу мозги вышибить. Все поняла?

– А подъем? – Я делаю глоток воды, поверх стакана глядя на Камиля.

– Завтра в пять. Но чаще – в три. Я вон с того мешка день обычно начинаю. – Он кивает мне на боксерский мешок у кровати.

– А фен у тебя есть?

– Ты прикалываешься?! – Он опять хватает меня за локоть. Когда-нибудь точно руку вывернет, идиот!

– Просто хочу сразу все уточнить, чтобы больше не бесить тебя своими расспросами. И перестань хватать меня. Больно!

Он нарочно сильнее сдавливает мою руку, наслаждаясь мукой на моем лице.

– Я уже начинаю жалеть, что сжалился над тобой.

– По-твоему, это сжалился? Да лучше бы ты шлепнул меня! Притащил меня в свинарник на пытки и возомнил себя великим спасителем!

– О, детка, – выдыхает он, смакуя каждый звук и обнажая свои ровные белоснежные зубы, – это еще не пытки. Не нервируй меня, иначе у твоего будущего появится возрастной ценз «восемнадцать плюс».

От этой угрозы веет решимостью и колючим холодом. Мне действительно лучше притормозить коней. Молча киваю, убеждая Камиля, что поняла, и он меня отпускает.

Оставшийся день я молча листаю журналы, иногда смахивая слезы и гладя Маркизу. А Камиль то чистит и заряжает пистолеты, то колотит мешок, демонстрируя мне крупные твердые мышцы своего пугающего тела. А за пять минут до отбоя указывает мне на коврик.

Не шутит, гад. Всерьез решил показать свое превосходство надо мной. Ладно, пусть не думает, что буду рыдать и просить матрас или хотя бы одеяло. Обойдусь! Может, проснутся в нем остатки совести.

Стряхнув с коврика мусор, я взбиваю подушку и ложусь, отвернувшись от Камиля. У порога немного дует, поэтому я сворачиваюсь клубком. Главное – поясницу не застудить. Насморк-то переживу, а почки – дело серьезное.

Свет гасится вместе с моей призрачной надеждой получить одеяло.

Ну и черт с тобой! Унижаться все равно не стану.

– Спокойной ночи, – говорю я в темноту, когда Камиль перестает шуршать постелью.

Секунду в квартире стоит могильная тишина, нарушаемая лишь звонкими каплями из крана в ванной, а потом Камиль предупреждает:

– Советую выспаться. Завтра у нас тяжелый день. Будешь храпеть – завалю.

Я молча хмыкаю. Какой же он… душка…

Глава 5. Первый пациент

Камиль

Утром нахожу медсестричку в кресле. Замерзла, значит, у порога, раз сюда перебралась. А меньше языком трепала бы, и спала бы по-человечески.

Поколотив мешок, толкаю ее по коленке. Не реагирует. Крепко спит, мерзавка. Приходится наклониться и потрясти за плечо – тонкое, хрупкое. Эта девчонка весит не больше пятидесяти килограммов. А со мной еще похудеет. И это при ее-то модельных длинных ногах.

Вздрагивает от испуга. Хорошо, что не вскрикивает, увидев меня над собой.

– Я надеялась, ты – всего лишь дурной сон, – тихо бурчит она, поднимаясь и разминая шею.

Хоть раз бы придержала мысли при себе. Но нет – все надо озвучить!

– У тебя пятнадцать минут.

– На что? У меня даже зубной щетки нет.

– Возьми в шкафчике новую.

Я стягиваю полотенце с плеч. Медсестричка, взглядом скользнув по моему торсу, отворачивается. Ломает из себя недотрогу, а ведь не станет отрицать, что ее «Олегу» далеко до такой формы.

Пока она приводит себя в порядок, я кормлю Маркизу, надеваю наплечную кобуру под куртку и созваниваюсь с братом.

По-хорошему, мне следует сдать Адель со всеми потрохами и рассказать ему, что пока он торчит в Палермо, наша дорогая сестрица притащила на его виллу своего муженька. Но тогда я стану стукачом. Наказания не боюсь, а репутацию запачкать из-за какого-то гондона не могу.

– Как дела, брат?

– Все отлично. Сам не ожидал, что все так сложится, – голос у него бодрый. – Сегодня вылетаем домой. – Прекрасней новости просто не может быть! – Только не говори Адель. Она ждет нас на следующей неделе. Дети хотят устроить ей сюрприз.

– Ты же знаешь, я нем как рыба. Вас встретить?

– Нет, не надо. Азиз встретит, – отвечает он, явно что-то недоговаривая.

– Паола с вами, да? – догадываюсь я. Ну конечно, эта змея тоже прилетит!

– Камиль, знаю, она тебе не нравится. Но мне действительно пора остепениться. Тридцать шесть лет. Два предыдущих брака ничего не дали. Я был молод…

– Ты же не серьезно?! – Я с такой силой сжимаю телефон, что он вот-вот заскрипит в кулаке. – Брат, разуй глаза! Ее папаша и наша сестрица через вас хотят породниться только ради объединения бизнеса! Ты в натуре хочешь пожертвовать собой?!

– Мы с тобой уже говорили об этом. Паола красивая. У нее красный диплом…

– Она шлюха, мать твою! – рявкаю я.

– Она моя будущая жена. Следи за языком.

Так я никогда не достучусь до брата. Его проще грохнуть, чем переубедить. Если ему что-то втемяшилось, особенно если запал на отшлифованную телку, то гори все синим пламенем. Надеюсь, когда он увидит Глеба в своей спальне, распивающего его коллекционный коньяк, отвлечется от этих розовых соплей и очухается.