Страница 1 из 16
Роман Гребенчиков
Книга Иоши
Пролог
С детства учат, что такое хорошо, а что такое плохо, но не учат, что правильных решений не существует, что сомневаться надо в каждом своем поступке.
Я несся по прибрежной роще. Из-за шума в голове не слышал ничего, а ком в горле мешал нормально дышать. Каждая вспышка салюта озаряла путь, но после затухания все погружалось во тьму, отчего врезался во встреченные ветви. В темноте не заметил выступающий корень и, зацепившись ногой, кувырком полетел с уступа. Я упал в один из множества ручьев, втекающих в реку. Ноги не слушались, проваливались в иле, и не получалось подняться. Сил не находилось и хотелось орать, но пальцами погружался в землю, чтобы выкарабкаться из ловушки. Весь перемазанный в грязи, вылез из низины. Салют в честь Дня города закончился, и куда бежать, было непонятно.
– Кулак! – прокричал я, но ответа не последовало.
Выбора не оставалось, и я следовал прямиком туда, откуда вылез. Деревья с травой редели, проступала река с отблесками фонарей с другого берега. Я разобрался, где нахожусь, и сообразил, куда бежать.
Впереди сквозь ветви различил Кулака, лежавшего на поляне перед рекой. Голоса в голове кричали, что опоздал. Я еще быстрее побежал к своему другу, но, оказавшись на поляне, получил удар в грудь бревном. Упал на землю. Солнечное сплетение выло от боли, и я не мог вдохнуть.
– Еще и ты здесь, – сквозь шум в голове прогремел голос надо мной.
– Не тронь его, – прохрипел Кулак, поднявшийся на колено.
– Не могу! – прокричал напавший. – Вы знаете правду!
Я видел, как тряслись его покрасневшие руки, что держали бревно. Попытался встать, но противник ногой откинул обратно на землю. У меня не было сил, все тело выло от боли и не давало бороться.
– Если мы разгадали твою тайну, думаешь, другие не додумаются? Все поймут, кто такой Родищенский палач. Прошу. Прекрати убивать. Сдайся. Пожалуйста. Прошу. Как друг!
– Какие вы мне друзья? Смеетесь надо мной? Ни во что не ставите. Думаешь, я этого не вижу? Я для вас клоун!
– Ты не прав. – Кулак встал, опираясь на упавшее дерево, и прижал свободную руку к сердцу. – Ты мой друг, и я хочу спасти тебя. Это не предательство. Просто доверься мне, что так лучше.
Родищенский палач убрал с меня ногу, бросил бревно и пошел к Кулаку. Он был крупнее каждого из нас, бороться с такой тушей бесполезно. Кулак прикрыл себя трясущимися руками, но палач несколькими ударами свалил его обратно на землю.
Замахнулся ногой, но вдруг остановился. Раздались пьяные голоса и смех. На противоположном берегу гуляла молодежь. Увидеть нас они не могли, но услышать борьбу вполне. Палач опустился к Кулаку и обхватил лапищами его горло. Кулак пытался сопротивляться, вырваться, но у него не было шансов свалить с себя эту тушу.
Я собрался с силами, встал и взял бревно. Оно перевешивало меня, но, кое-как размахнувшись, ударил палача по голове. Его тело упало рядом с Кулаком. Бревно выпало из моих рук. В глазах все плыло. Все тело ныло от боли, но чувство победы придавало сил.
– Что… что ты наделал? – промямлил Кулак, отползая от тела. Шум в голове затухал, и до меня доносилось тяжелое дыхание друга. – Мы… мы… мы должны были спасти… Что ты наделал!
Глава 1
Странная штука жизнь. Реальная жизнь с книжной не сравнится. Герои ошибаются, проходят испытания и в результате чему-то учатся. А в реальности все не так. Мы постоянно наступаем на одни и те же грабли, не делаем выводы, хотя говорим себе, что это в последний раз. А когда случаются перемены, то уже поздно.
Почему так? Мы все мечтатели, которые надеются на лучший исход, что все будет по-другому, не как в прошлый раз, но все равно ошибаемся.
Последний год задумываюсь об этом: результаты моих решений все чаще откликались в моей жизни. Паршиво от этого чувствовал себя, ведь не знал, что будет завтра. Думал и о бессмысленности своих поступков. От этих мыслей все давило внутри, сводило солнечное сплетение и не выходило нормально дышать.
Я стоял на платформе Казанского вокзала в ожидании «Ласточки» на Родищенск и проклинал себя за очередную глупость – за мою вечную нерасторопность. В тот раз она сыграла со мной самую злую шутку. Меня переполняла злость, что так поздно ехал в Родищенск. Я должен был быть там месяц назад, но уже поздно. В своей голове прокручивал сценарии, что было бы, если столько времени не тупил на одном месте, сколько всего полезного и стоящего мог сделать, а главное – сколько хорошего бы сделал для окружающих, особенно для матери.
Мне противно находиться в зале ожидания или в здании вокзала, мне противны человеческие лица: безразличные, безучастные. Я ненавидел этих людей, что их не мучали те же проблемы, что и меня. Понимаю, это неправильно, но удобнее считать себя и свои проблемы уникальными. Так спокойней, ведь можно все объяснить и пожаловаться на мир, что он меня просто-напросто не понимает. Хотя такой глубокий анализ тогда не составлял, а просто ненавидел всех вокруг.
Я не люблю людей. Я рядом с ними задыхаюсь. Четыре часа с ними на поезде меня пугали: я боялся быть у всех на виду, боялся, что разоблачат мои проблемы, мою уникальность. Меньше всего хотел сочувствия, да и любого внимания. Мне был необходим телепорт из пункта «А» в пункт «Б», чтобы избежать любого человеческого присутствия.
Я не отрывал глаз от рельсов, пока их не загородила прибывшая «Ласточка». Оторвала от дум мысль, что сейчас будут стягиваться на платформу все пассажиры. Я пытался спрятаться от неизвестных силуэтов за столбами, но они заполоняли весь перрон, не оставив ни малейшего участка спокойствия.
Поезд ехал до Ястребска с единственной остановкой в Родищенске. Меня пугала возможность встретить кого-то из родного города. Я не был готов делиться прошедшей у меня жизнью и то же самое узнавать у давнего знакомого. Я избегал любого контакта с людьми: не только словесного, но и визуального. И да, я повторяюсь, ведь все мысли об одном и том же.
Я ненавижу людей, и не только в тот день, но и всегда, так только случались просветы желания к ним приблизиться, но с каждым годом это желание все реже и реже возникало во мне. Быть одному, в стороне от всего, весьма неплохо.
К несчастью, настоящая пытка только предстояла. Так как я один из первых вошел в «Ласточку», то ужаснулся тому, куда попал. Честно, я и забыл это редчайшее удовольствие от путешествия в них. Да, внешне очень приятное и благоустроенное место, но об отдыхе в дороге можно забыть. Ярчайший свет в салоне заставлял ненавидеть не только людей, но и весь мир. Больно было уже смотреть на столицу за окном, ведь даже через отражение этот блеск резал глаза. Ох, а что до сидений – жесткие и некомфортные, в которых невозможно вытянуться. Я с болью вспомнил, как сложно засыпать в подобном комфорте, да еще в придачу убрали столики, на которые можно положить голову. А самое отвратительное, что мне предстояло разделить пространство для ног с неизвестным мне человеком, который может не оставить места для меня, засунув неудобный чемодан под свое сидение. Хотя это и было самым страшным: какие экспонаты меня будут ожидать в дороге, ведь не помню ни одного случая, чтобы со мной ехал кто-то адекватный или более-менее приятный. Да! От меня тянет лицемерием, не спорю, в тот день я сам был одним из неприятнейших экспонатов.
Будучи в ожидании своих уже нелюбимых спутников, я оценивал рассаживающихся пассажиров. Посадка началась, как всегда, за полчаса до отправления, и люди не спешили заполнять вагон. Через ряд от меня уже уместилась молодая семья с двумя маленькими детьми. Дед с несколькими баулами заполнил тумбу под багаж и искал, куда бы еще засунуть свое добро. Дама с голосистой собачкой, которая реагировала на любые телодвижения окружающих. Я все ожидал увидеть свой подвид, но, видимо, в этом вагоне был одинок.