Страница 6 из 23
Затем я оторвала взгляд от экрана и встретилась глазами с собственным отражением в зеркале – с красными ногами и белым лицом. Внезапно меня захлестнула волна такого безграничного восторга и чуть ли не счастья, что я готова была расплакаться. Мне хотелось смеяться, и неожиданно для самой себя я рассмеялась. Я выскочила из своей комнаты и побежала на кухню, по дороге полотенцем стирая с лица сметану. В тот момент мне казалось – вот она, моя судьба, откликнулась на мой немой бесплотный вопрос и теперь спокойными глазами зорко смотрела на меня.
Я остановилась у широкого раскрытого окна кухни и, опершись ладонями о подоконник, посмотрела туда, где синеглазый август заглядывал в московские дворы. И мне казалось, что кто-то незримый смотрит на меня и улыбается озорной отеческой улыбкой, нашептывая мне голубиным воркованием дорогу к моей мечте.
Офис «Вестиндаст-Ком» находился в нескольких троллейбусных остановках по кольцу от Басманного района. Зажав в руках пиджак от черного брючного костюма и папку с документами, предварительно взбив пальцами густые, коротко подстриженные вьющиеся волосы, при этом накрутив на указательный палец непослушную темную кудряшку на лбу, я вышла в районе Тверской и прошла к высокому офисному зданию из стекла. Редкие облака, медленно проплывавшие по голубому небу и отражавшиеся в панорамных окнах, казались ненастоящими, будто кто-то включил дневную иллюминацию.
Натянув на себя пиджак, я миновала стеклянные автоматические двери и вошла в прохладный светлый зал первого этажа, в котором стояли темные кожаные кресла и маленькие столики. Кое-где в креслах сидели люди в деловых костюмах. Так же как и во всех остальных офисах в это время суток, в зале пахло кофе.
Я подошла к стойке администратора, у которой в ожидании своих пропусков уже стояли мужчина и женщина. Два охранника, скрестив на груди руки, возвышались между стойкой и турникетами, о чем-то тихо и весело разговаривая. Прошло несколько минут, прежде чем я протянула свой паспорт приветливо улыбнувшейся мне девушке-администратору. Она нажала несколько кнопок на своем компьютере, сосредоточенно глядя на монитор, после чего снова натянула на симпатичное лицо улыбку и протянула мне паспорт с прямоугольником пластиковой карточки, которая являлась пропуском.
Я поднялась в зеркальном лифте на четвертый этаж и оказалась в небольшом холле. Слева и справа от меня были стеклянные двери, выходившие в коридоры, смежные с различными отделами. Прямо напротив лифта, на стене, была надпись – «Вестиндаст-Ком» – и висела доска с номерами кабинетов отделов. Я нашла номер 420 – юридический отдел. Номера 417 в списке не было.
Следуя указаниям, которые были даны мне накануне, я открыла одну из стеклянных дверей, вышла в длинный коридор, после чего повернула налево. Коридор, напоминавший вентиляционную трубу, был погружен в полумрак. Слышались приглушенные голоса, доносившиеся из раскрытых стеклянных дверей, что вели в отделы, – яркий свет электрических ламп полосами заливал коридор. Я проходила мимо дверей и, мельком заглядывая в отделы, не видела ничего, кроме редких теней и света, лившегося из панорамных окон и исходившего от ламп. Голоса казались эфемерными, свет – неестественным, а люди – вымышленными.
Я дошла до конца пустого коридора и оказалась перед светлой деревянной дверью, на которой висела металлическая табличка с цифрой 417. Я взглянула на наручные часы – без четверти десять. Слева и справа от меня были только узкие коридоры и ни одного кресла. Меня била мелкая дрожь так, что даже голова слегка кружилась от волнения. Я прислушалась – казалось, в кабинете стояла звенящая тишина. Я решила подождать несколько минут в коридоре. Оставив кабинет справа от себя, я медленно двинулась по коридору, который уже не так напоминал вентиляционную трубу, как первый, а был светлым, с тонированными полупрозрачными стенами кабинетов и деревянными дверями. Коридор был пуст. Казалось, во всем здании стояла тишина. Я почти дошла до конца коридора, когда у меня внезапно возникло чувство, что я не одна.
Я резко обернулась.
В противоположном конце коридора, у одного из кабинетов, я увидела молодого человека. Он не смотрел на меня, а только складывал в раскрытой темной папке какие-то листы. Потом он захлопнул папку и, не мешкая ни секунды, постучал в дверь. Осторожно, но уверенно раскрыв ее, он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Коридор снова погрузился в тишину.
Спешно я прошла к кабинету, за дверями которого исчез молодой человек. 417. Нахмурившись, я постучала. Ответа не последовало. Я услышала только приглушенный женский голос. Тогда я нажала на ручку двери, и она открылась.
За дверями скрывался вовсе не кабинет, а приемная. Слева от входа, у окна, стоял небольшой стол, за которым сидела рыжеволосая девушка лет двадцати пяти и о чем-то увлеченно говорила по телефону. При моем появлении она подняла на меня свои глаза, в знак приветствия кивнула мне и указала на диван и кресла справа от входа. Здесь уже сидели молодой человек и женщина, которую я видела у стойки администратора на первом этаже.
Я прошла к свободному креслу напротив окна. Светлые жалюзи были раскрыты, и яркий дневной свет заливал помещение. Опустившись в кресло, я невольно разочарованно поморщилась – я чувствовала себя так, будто на меня направили яркий электрический луч и должны были вот-вот начать задавать каверзные вопросы.
Прошло несколько минут, прежде чем секретарша положила телефонную трубку и приемная вновь погрузилась в тишину. На двери, рядом с которой стоял стол секретаря, висела табличка: «Филисов Владислав Анатольевич, начальник юридического отдела».
Я по привычке сжала мраморные ладони, покоившиеся на папке с документами, и судорожно вздохнула. В тот день я волновалась так, как не волновалась даже перед защитой диплома. Некоторое время я сидела, рассматривая свои пальцы, пока сердце мое хоть немного не восстановило свой ритм. Только когда сердце мое прекратило свое паническое биение и стало мерно постукивать в грудной клетке, я подняла голову и посмотрела на женщину и молодого человека, занимавших кресло у окна и диван.
Женщине на вид можно было дать чуть больше тридцати лет. Темные волосы ее были собраны на затылке в низкий пучок, а круглое, с правильными чертами лицо было непроницаемо. Она сидела, ни на кого не глядя, будто никого больше не было в приемной, и производила впечатление довольно высокомерной особы, хотя то скорее было следствием волнения.
В отличие от женщины, лицо молодого человека было более подвижно, черты его были мягки и непринужденны, будто молодой человек сидел вовсе не в ожидании собеседования, а пришел только за подписью для некоторых не слишком важных документов. Он сидел на диване, подавшись вперед, и тихонько отбивал большим пальцем левой руки по папке какой-то ритм. Я не могла должным образом рассмотреть его лицо, потому как оно было опущено, а профиль его был только тенью на фоне панорамного окна. Однако у меня создалось впечатление, будто я уже видела его где-то, и я с удивлением обнаружила, что память моя словно пришла в движение, перебирая лоскутки и полотна в темных закромах черепной коробки. Но обрывки были смутными, смятыми, и ни один из них не соответствовал тому образу, который представлял собой этот молодой человек.
Я снова опустила глаза на свою папку, автоматически убрав за ухо выбившуюся прядь волос. Только когда пальцы мои коснулись уха, я вдруг вспомнила, что лицо мое, еще не остывшее после воскресного загара, пылает сильнее спелого помидора. В тот момент я испытала катастрофический, всепоглощающий стыд.
Накануне, после звонка из «Вестиндаст-Ком», я весь день провела за туалетным столиком, пытаясь разнообразными средствами вернуть своему пятнистому лицу более-менее презентабельный вид. Однако области вокруг глаз упорно оставались белыми по сравнению с пылающими скулами и красным подбородком. Утром я приложила титанические усилия, чтобы выровнять тон лица, однако от волнения и жары щеки мои покраснели даже под слоем пудры.