Неверная

– Соня, – закрываю ее рот поцелуем и впитываю сладкие оргазменные стоны. Моя великолепная принцесса, моя сладкая девочка.

Она падает мне на плечо и шумно дышит в шею.

– Эта ночь наша, вся, – шепчу ей в ушко и поднимаю на руки, несу ориентировочно в сторону спальни и со второго раза попадаю в нужную комнату.

Опускаю Соню на кровать и стаскиваю смявшееся на поясе платье, снимаю белье и чулки. Она молчит, только смотрит на меня своими большими затуманенными глазами и облизывает губы. Сбрасываю с себя расстёгнутую рубашку и штаны с бельем, не могу оторваться от нее такой соблазнительной в своей наготе. Тело, словно выточенное из камня. Соня самая настоящая ожившая скульптура древнего мастера, который лепил совершенного ангела.

Ставлю колено на кровать и нависаю над принцессой, прижимаю ее тяжестью своего тела. Член опять встал и упирается в узкий вход, все еще влажный от смеси ее смазки и моей спермы. Вхожу мягко, заставляя Соню широко раздвинуть ноги и обнять мои бедра, хочу чувствовать ее пятки на своих ягодицах, когда она будет нетерпеливо прижиматься ко мне при каждом глубоком проникновении. Обхватываю ладонями полушария и зажимаю соски между пальцами, по очереди ласкаю их языком и губами. Такая сладкая на вкус, не оторваться. Двигаюсь внутри нее плавно,  ловя ритм, который ей нужен. Соня выгибается всем телом и цепляется ногтями за мои плечи, царапая их до крови.  Слишком остро и меня срывает, обнимаю ее лицо ладонями, впиваюсь в губы жестким поцелуем и вколачиваюсь мощно, жестко, глубоко. По комнате разносятся пошлые, мокрые шлепки и наши судорожные стоны, которые переходят в Сонины крики.

– Ренат, о боже, – ее тело замирает и бьется подо мной в судорогах, так красиво и пошло, что меня срывает следом. Кончаю опять в Соню и прижимаюсь бедрами еще плотнее. В голове мелькает шальная мысль, что я не хочу, чтобы она пила противозачаточные.

Соня прикрывает глаза и прижимается ко мне, обнимает за талию и прячет лицо на груди. Мы молчим и дышим друг другом, переплетам наши пальцы.

Только наша ночь.

А за ней наступает утро.

Открываю глаза.

Один.

Осматриваю кровать и спальню в поисках Сони, которой здесь нет. Утыкаюсь в фото счастливых влюбленных на тумбочке и отворачиваюсь. Ненависть к себе медленно просачивается под кожу.

Поднимаюсь с кровати и натягиваю на себя штаны, отправляюсь на поиски принцессы. Пройдя через гостиную, выхожу в кухню, где она сидит над чашкой кофе. Застываю в проходе.

– Доброе утро, – Соня, не оборачиваясь на меня, – кофе?

– Да, не отказался бы, – сажусь на стул напротив нее и всматриваюсь в лицо. В голове все еще проясняется после сна и голос немного хриплый.

Она поднимается, все еще избегая момента, когда нужно будет встретиться со мной глазами, и направляется к кофемашине.

– Жалеешь? – опускаю взгляд в столешницу.

– Тимофей приедет через час, – отвечает Соня ровно, – если хочешь встретиться с ним и рассказать о том, что был вчера – можешь остаться.

– А ты хочешь, чтобы он узнал? – сцепляю ладони в замок, и в ответ раздается шум перемалывающихся зерен в кофемашине.

Передо мной опускается чашка ароматного кофе:

– Нет, не хочу.

Соня присаживается на свое место и постукивает ноготками по полированной поверхности стола. Ее взгляд сосредоточен на чем угодно, кроме меня.

Жалеет.

Я знал, что так будет. Но все равно не смог отказаться. Смотрю на подаренную мной подвеску, которая поблескивает на ее шее и понимаю, что никогда не смогу отказаться ни от чего, что она мне предложит. Потому что влюбился, как полный идиот впервые в своей жизни. И сердце выбрало самую недоступную мне женщину.

– Жалеешь?

Соня упирается локтями в стол и закрывает лицо ладонями. Молчит. А мне просто нужно услышать правду.

– Я хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас, Ренат. Тимофей никогда не должен узнал о том, что произошло между нами. С ним нельзя так.

С ним нельзя. А со мной можно.

Встаю со стула и быстро выхожу из их квартиры, попутно собирая свои вещи. Знал, что так будет, так что сам виноват. За грудиной жжет от разочарования и злости. На себя, на нее. На Тимофея и всю нашу семью. Они все стоят между мной и Соней.

От рубашки и моей кожи все еще пахнет ею, вдыхаю этот аромат и закрываю глаза, вспоминаю Соню, такую податливую в моих руках. Она должна быть моей, только моей.

Глава 07

– Ты чего такой осипший? – с подозрением смотрю на брата, который попивает кофе, развалившись в своем рабочем кресле.

– Лучше тебе не знать, – он загадочно дует на кофе и покачивает головой.

Это точно связано с Соней и их отсутствием на протяжении всех выходных. После нашего с ней секса, мы не виделись неделю. Соня не берет трубку, в соц.сетях не отвечает и выловить ее оказалось делом невозможным.

– Ладно, даже со мной такого еще не было, – брат начинает глухо смеяться, – пиздец. Сначала Соня потащила меня на стеклодувный завод, это еще в субботу утром было.

– Зачем?

– Дуть, Ренат. Нахрена туда еще ехать. Короче, она дула, потом я дул, потом мы вдвоем дули и теперь у нас две новых вазы, слон для отца и свинья-копилка для Мили.

– Очаровательно.

– Да пиздец, задолбался я. И где-то на слоне мы решили выяснить у кого с дутьем лучше, – плечи брата заходили ходуном, – поэтому вечером мы дули кальян, потом траву. Бля, Соня была вся зеленая. Пришлось на руках до машины тащить. Жесть, блевала в кустах.

Хочется брату втащить и спросить, сколько ему, блядь лет. Малые дети.

– Это все в субботу было. В воскресенье мы вейпили в машине, пытались надымить ее как в одной стремной комедии, ну, помнишь, была такая. Останавливает коп тачку, а там за окнами не видно, он стучится, и стекло едет вниз. Из окна начинает валить дым и появляется обдолбанный наркоша с косичками.

– И как, получилось? – сжимаю в руках телефон, корпус которого уже готов хрустнуть.

– Почти, – Тимофей рассеяно почесал бороду, – плохо стало мне.

– Дай угадаю, машину заблевал.

– Н-нет, – он покачал головой, – мы ее проветрили, трахнулись на заднем сиденье, Соня поорала в люк на обратной дороге, да и все. Скучно, короче, воскресенье прошло.

– Она хоть жива после этих выходных?

– Соня? Я тебя умоляю, – брат усмехнулся, – в своей студии с утра заперлась и ваяет там что-то, хорошо, если к ночи выползет оттуда.

– У нее своя студия?

– Да, ты там, кстати, был. Помнишь, в детстве нас отец на лепку водил к своему другу. Ну, на Тургенева, там рядом еще тех училище, куда ты убегал с этих самых уроков. Мы с Соней лепили зайчиков, классно было, – ностальгирует Тим.

– Помню дом, – усмехаюсь воспоминаниям. Действительно, бегал к одной студентке. Какая мне лепка нужна была в девятнадцать, меня совсем другое интересовало. Сдал мелкого в кружок, а сам отправился приобщаться к совсем другому искусству. Жаль, Соню не помню, но она тогда совсем ребенок была еще.

Заканчиваю дела в офисе и спешу к принцессе.  Хочется ее одновременно прибить за детское поведение и сжать в объятьях, потому что жутко соскучился. Перед глазами стоит картина, как эти двое развлекаются на заднем сиденье машины в дыму, и становится трудно дышать. Я понимаю, что у них отношения, а у нас был случайный секс, но все равно ревную как безумный.

– Привет, – впихиваю Соню в студию и закрываю дверь. Не иметь глазка на двери безответственно, но мне оказалось на руку. Увидев меня за дверями, Соня могла и не открыть, – ты не отвечаешь на звонки.

– Может, потому, что не хочу с тобой разговаривать, – она качает головой и медленно отходит внутрь помещения.

Сейчас Соня совсем другая. Бесформенные выцветшие брюки, перепачканные мелом и майка на бретельках, такая же потасканная и растянутая. На лице ни грамма косметики, волосы убраны в хвост. Она подхватила со стола тряпку и принялась вытирать чем-то измазанные руки.

Все помещение ей под стать сейчас, облупленные стены, деревянный большой, но уже повидавший виды стол. Вдоль стен стоят стеллажи с различными заготовками и готовыми изделиями. Убого, но неожиданно уютно.