Страница 3 из 10
Вот только его стояк я ощущаю низом живота, и мне приходится глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы не потерять самообладание. Спокойней, Крис. Что ты, мужских членов не видела? Он же не раздевается перед тобой, в конце концов. Просто дразнится.
Но тело реагирует совсем не так, как мне бы хотелось. Мужская близость, его откровенное возбуждение, терпкий запах парфюма, горячие ладони, прожигающие кожу сквозь ткань юбки, – все это пробуждает воспоминания о том времени, когда я еще позволяла себе быть женщиной. Я прикрываю глаза, чувствуя, как внутри постепенно начинает собираться жар, стекающий горячими струями со всего тела прямо к низу живота.
Музыка заканчивается, Мирон мягко отстраняется и протягивает мне ладонь, чтобы помочь спуститься с танцпола и вернуться за барную стойку. Я сразу берусь за бокал с коктейлем. Меня ведет, но не от алкоголя, и мне это не нравится. Может, он мне что-нибудь подсыпал?
– Чем ты занимаешься? – спрашивает он вдруг, и этот вопрос окончательно выбивает меня из колеи. Этот мужчина только что прижимался ко мне своим членом – а теперь задает такой светский вопрос, что я теряюсь и от неожиданности послушно отвечаю:
– Арт-директор в одном издательстве.
– Что за издательство? – он заинтересованно наклоняется ближе, и я чувствую, как его колени касаются моих.
– Ну, предположим, «Red Clark», – отвечаю я, поджав губы.
– Так предположим или «Red Clark»? – он улыбается.
– Какая разница? – отзываюсь я раздраженно. – Мы с тобой из совершенно разных миров.
– Мирон Абрамович Казанцев, – он неожиданно протягивает мне ладонь для рукопожатия, и я хмурюсь… Да ладно?! Невозможно!
– Тыыы… – протягиваю я ошалело. – Ты серьезно тот самый Казанцев, который сотрудничал с российскими «Vogue» и «Harper’s Bazaar»? Ты графический дизайнер? Не может быть!
– Почему не может быть? – он улыбается и кладет горячую ладонь на мою обнаженную коленку. Я пытаюсь передвинуться, но мои ноги крепко зажаты между его коленей. – Ты ведь не думаешь, что я всю свою жизнь занимаюсь только тем, что соблазняю красивых женщин?
Я тяжело выдыхаю.
Почему клевый дизайнер, чьими работами я восхищалась и подумывала предложить сотрудничество, оказался чертовым извращенцем?
И почему этот чертов извращенец вызывает в моем теле давно позабытые желания?
– Ты еще не передумала на счет экскурсии по клубу? – спрашивает он через пару минут. Мой второй коктейль как раз закончился, так что я киваю:
– Я готова, – и вкладываю свою ладонь в его.
Он ведет меня в тот самый темный коридор, что уходит в никуда черным тоннелем. Повсюду бархатные занавесы, тонкие двери, полуобнаженные фигуры в масках. Я слышу чьи-то глубокие, мучительные стоны, удары плетью и звуки секса, которые ни с чем не спутать. Влажная, шлепающая, ритмичная долбежка. Горло сводит судорогой, и я вырываю ладонь из ладони мужчины.
– Что это за место? – спрашиваю громким шепотом, надеясь, что голос не выдает ни волнения, ни невольного возбуждения.
– Коридор наслаждений, – поясняет Мирон. – Тут комнаты для группового секса, разных практик и мастер-классов… Сегодняшняя тема – тантра и медитации.
– Тема? – я фыркаю.
– У каждой секс-вечеринки есть тема. Часто есть и дресс-код… Ну, а в конце коридора расположены комнаты для БДСМ-сессий… – у него в руках вдруг оказывается связка ключей, и он быстро отпирает одну из дверей. – Добро пожаловать.
– Это обязательно? – я морщусь, хотя под маской это вряд ли видно, и отступаю. Заходить внутрь мне как-то не хочется. Тогда он протягивает мне связку:
– Держи. Я не смогу запереть нас… если только ты сама не захочешь остаться, – по его ухмылке ясно: он уверен, что я захочу. Но как бы ни так. Я забираю у него ключи, пропускаю его вперед, и только потом захожу сама.
Стены в комнате обиты красной кожей, пол и потолок выкрашены в насыщенный багровый цвет. В центре стоит огромная квадратная кровать, застеленная таким же красным шелковым бельем. На черных резных спинках в изголовье и в изножье висят наручники. Слева от кровати – высокая металлическая конструкция, похожая на гимнастическую стенку, но тоже с наручниками, цепями и распорками. Дальше – обитый кожей металлический крест. Дальше – что-то вроде гинекологического кресла. Еще дальше – металлическая гильотина с отверстиями для головы и рук. В глубине комнаты – стеллажи с игрушками, плетьми, стеками, кляпами, зажимами и черт знает чем еще. При виде всего этого у меня внутри поселяется пульсирующая паника, во рту становится сухо, а между ног – влажно. Нет, это не может возбуждать, просто не может…
Мирон подходит сзади, вплотную прижимаясь грудью к моей спине, и шепчет на ухо:
– Я бы не стал шокировать тебя с первого раза. Мы бы начали с чего-то попроще. С креста. Я бы привязал тебя за запястья и лодыжки, перевернул вниз головой и вогнал бы в тебя большой резиновый черный член…
Я дергаюсь, отшатываюсь от него и, в три шага преодолев пространство до двери, выскакиваю наружу. Сердце колотится как бешеное, пульс бьется в ушах и в горле, не давая нормально дышать. Мирон выходит следом, спокойный и невозмутимый. Он преграждает мне путь наружу, прочь из этого коридора.
– Я буду кричать, – рычу я в отчаянии, выставляя вперед обе руки, чтобы он не прикасался ко мне. Связка ключей звенит в дрожащих пальцах.
– О да, и очень громко, – кивает он, наступая на меня.
– Отстань! Отвали от меня! – но он совершенно неумолим. Он подходит вплотную, перехватывает слабые руки, заламывая их мне за спину, прижимает меня к стене и вцепляется в губы горячим, совершенно беспардонным поцелуем.
МИРОН. 4 глава. Молочная кожа и громкие крики
Я стягиваю с нас маски. Ее влажная кожа блестит в синем неоновом свете коридора. Ключи падают на пол с громким металлическим звоном, но наш сумасшедший поцелуй уже не разорвать. В какой-то момент я не был уверен, что уломаю ее сегодня на секс, но теперь сомнения отброшены: железная леди постепенно сдается под моим напором…
Я целую ее сухие, потрескавшиеся губы, загоняю язык внутрь, скользя по влажным деснам и зубам, и она расслабляется, растекается, как масло по сковородке, плотно прижимаясь лопатками к стене… Я отпускаю ее руки, но только затем, чтобы одной ладонью взять малышку за горло, а второй пробраться под ткань блузки и обхватить грудь, зажатую в тисках бюстгальтера.
Егор задал мне непростую задачку – трахнуть прожженную циничную стерву, карьеристку, забывшую о своей женской сути, – и как же приятно теперь видеть, что эта холеная девочка закатывает глаза с идеально нарисованными стрелками, подставляет моим поцелуям изящную шею и обнимает мои плечи тонкими наманикюренными пальцами. Шах и мат, детка! Ты проиграла!
Я толкаю ее в сторону распахнутой настежь двери. Поцелуй разрывается, она смотрит на меня снизу вверх, затравленно, как маленький зверек, попавший в капкан, но – твою-то мать! – давненько я не видел в девичьих глазах такого отчаянного вожделения. Сколько же времени ее не трахали? Несколько месяцев? Или даже несколько лет? Егор сказал, что она развелась… Но ведь у нее были после этого мужчины?
Я затаскиваю ее в игровую, на ходу захлопывая дверь. Кристина уже не сопротивляется. Я целую ее распухшие губы, кусаю сладко пахнущую дорогим парфюмом шею, брожу руками по стройной фигуре.
Ммм, какой охуенный, нерастраченный, вкусный материал для моих извращенных экспериментов… Эта малышка даже не представляет, в какую ловушку попалась. Не представляет, сколько грязных, безумных, откровенно ненормальных вещей я с ней сделаю.
Чтобы не церемониться с дурацкими пуговицами на блузке, я просто дергаю ткань в разные стороны, и она рвется с характерным звуком. Кристина шипит – что, это было от Луи Виттона? От Версаче? Шанель? Диор? Мне похуй, господи, как же мне похуй! – и ее обнаженная, гладкая, почти молочного цвета кожа покрывается мурашками.