Шанс

– Слушайте, ребят, мне не нужны проблемы – я развожу руки в стороны, стараясь говорить сразу в оба фланга, всем троим – давайте разойдемся мирно и я даже не позвоню в полицию, идет?

Но я вижу в их глазах то, что заставляет меня убедиться в тщетности разговоров.

Безумие.

Они безумны, как мартовские кролики.

И тогда я срываюсь с места, едва заставляя себя не бросить пакет на землю, потому что без него будет бежать быстрее. А едва это делаю – как слышу многочисленные шаги позади. Они тоже перешли на бег.

Что за хрень, мать вашу?

Какого черта среди бела дня я убегаю от стаи обдолбанных бездомных? Саманта уверяла, что они опасны лишь ночью, когда напьются и собьются в группу – но сейчас день, и насколько я могу судить (по скорости их бега и тому, что у них ни разу не заплелись ноги и они не упали) – они совершенно трезвы!

(…если передумаю, то я к тебе загляну.

– ну знаешь ли.. – тянет он – второй раз так может и не повезти..)

Так Ронни говорил о них? О бомжах, которые нападают по причине и без? Он знает о том, что они могут доколупаться и днем? Если он знает об этом, то какого черта тогда сказал мне «забить на них»? Как можно на них «забить», когда трое этих ублюдков гонят меня чертовым цунами к моему дому так, что у меня, кажется, ноги уже горят?!

Да я так с пятого класса не бегал, когда принял участие в марафоне!

Однако, что-то мне подсказывает, что лучше подумать об этом позже – а сейчас сконцентрироваться на дыхании, потому что если я начну задыхаться прежде, чем пересеку порог дома, то, вероятнее всего, меня ограбят и, вполне возможно, как следует отметелят трое обдолбанных бомжей. И скорее всего, если они не совсем идиоты, заберут у меня армани. Пускай оно и давнишней коллекции, но думаю, они не притязательны.

И тогда я окажусь в полной заднице.

Вот я заворачиваю в последний раз и в конце улицы уже вижу наш дом, когда с другой стороны ко мне выбегает еще один, четвёртый лысый. Будто загоняя добычу в угол, он бежит мне наперерез, и если бы я к своим 32-годам забил на форму и забыл о существовании своего браслета в спортзал, то, вероятнее всего, на этом бы погоня завершилась.

Но я ускоряюсь до предельной скорости, выкладываясь на всю и, кажется, как в старой машине, у меня уже начинает что-то греметь под капотом, предупреждая о том, что двигатель скоро задымится и тачка встанет – но пока она еще на ходу.

Короткая дистанция.

Я должен успеть!

В какой-то момент я уже забываю, что это просто бездомные и в худшем случае у меня заберут пару баксов (кредитку я тут же смогу заморозить за один звонок) и отпинают. В какой-то момент я уже бегу так, словно это самый важный чертов забег в моей жизни.

И тут, когда до крыльца остается пара шагов, я вдруг вспоминаю,

(..и лишь когда выхожу на тротуар слышу хлопок нашей двери.

и три щелчка.

раз, раз, раз. каждый ознаменовывает новый поворот ключа..)

что главная дверь закрыта.

Чертова дверь закрыта! Пока Альма спустится и повернет ключ трижды, меня уже дважды догонят и четырежды огреют.

Не до конца осознавая, что делаю, на ходу меняю траекторию, едва не поскользнувшись и не врубившись в стену дома, и забегаю назад, к кухонной двери. Она придавлена всего лишь стулом, и если я приложусь на такой скорости к ней как следует – он точно отлетит.

Последний раз оборачиваюсь через плечо, ожидая, что бездомные исчезли так же, как и при моем забегании в магазин Барри – но куда там! Они бегут, теперь уже четверо, за мной на расстоянии не больше двадцати ярдов!

Наконец со всей дури врезаюсь в дверь. И когда ударяюсь так сильно, что мне кажется, будто я переоценил свои возможности и черта с два я снесу подпертый стул весом своего тела на какой бы то ни было скорости – та поддается, и я едва не кубарем влетаю внутрь. Пакет с курткой и инструментами тут же рассыпается по полу, а я, с трудом удержав равновесие, уже наваливаюсь всем телом обратно на дверь. Пытаюсь одновременно подтянуть к себе отлетевший стул, но ничего не получается:

– Альма! – ору я – Альма, сюда! БЫСТРЕЕ!

В боковом окне уже вижу четыре лысые фигуры, стремительно несущиеся к этой двери. Мгновение и..

БАМ!

Меня едва не отбрасывает от двери. Как раз в этот самый момент на кухню забегает растерянная жена:

– Генри? Что за..

– НОЖ! – ору я – БЫСТРО ДАЙ МНЕ НОЖ!

И тут она видит их головы в окно тоже.

Вскрикнув, она тут же хватается за рукоятку мясницкого ножа, когда..

БАМ-БАМ-БАМ!

Череда ударов так, что я подпрыгиваю на каждом.

– Боже, Генри, что же это.. – визжит она, но уже протягивает мне нож.

Перехватив его удобнее, кричу ей (нарочно так громко, чтобы они тоже услышали):

– ВОЗЬМИ СЕБЕ ТОЖЕ! ВОЗЬМИ САМЫЙ ОСТРЫЙ! НАШИКНУЕМ ЭТИХ УБЛЮКОВ, КАК САЛАТ!

Глаза Альмы округляются от ужаса, но я не обращаю на это внимание. Ору преимущественно в увеличивающуюся щель в двери.. и, кажется, это срабатывает. В какой-то момент череда ударов переходит в один. Повернув голову к окну вижу, что три из четырех фигур перестали долбиться в дверь, и лишь недовольно сверкают на нас глазами.

Смотрят прямо в окно и источают ярость.

Четвертый еще пару раз ударяет в дверь:

– ПОШЕЛ НА ХРЕН! – ору – У МЕНЯ В РУКЕ НОЖ И ЧТОБ МНЕ ПРОВАЛИТЬСЯ, ЕСЛИ Я НЕ ВОТНУ ЕГО В ТВОЕ ГОРЛО, КАК ТОЛЬКО ТЫ СЮДА ВОЙДЕШЬ!

И в этот момент мне действительно кажется, что я могу это сделать. В этот момент, когда они сгрудились толпой у двери моего дома, в котором лишь я, моя жена и дочь – мое восприятие перестает идентифицировать их, как людей. Это просто опасность. Опасность, от которой мне надо защитить свою семью.

Мало кто идентифицирует маньяков или психопатов, держащих пистолет у твоего виска – как человека. Едва ли. Теряется понимание того, что это такой же человек, если смотреть с биологической точки зрения.

Сейчас это лишь опасность.

И я уверен, что воткну этот нож ему в горло.

Кажется, мой голос передает мою решимость. Потому что теперь и этот четвертый перестает долбится. Мгновение они все вчетвером сверкают глазами в наше окно, после чего, будто ни в чем не бывало, уходят прочь.

Альма, прижав руки ко рту, оседает на стул:

– Боже, Генри, что они хотели.. Как они.. Это.. – смотрит на нож в моей руке – ты ведь это просто угрожал, правда? Ты ведь не собирался их трогать?

Отстранённо гляжу на нож и бормочу:

– Да.. просто напугать. Чтобы убрались отсюда.

Кажется, ее это успокаивает – по крайней мере, относительно меня, и теперь она встает со стула и прижимается ко мне. Кладу нож на тумбу рядом и, глянув еще раз в окно, смыкаю руки на ее спине.

– Что они хотели? – повторяет она, теряя над собой контроль – боже, Генри, что они опять хотели? Надо позвонить в полицию, надо приехать в участок самим, надо.. надо уезжать отсюда, Генри!

Она поднимает голову и отстраняется от меня:

– Разве ты не видишь? Эти бездомные по-настоящему опасны! И копы ничего не могут с ними сделать! Даже не собираются!

– Ну чем они опасны? – с трудом выдавливаю снисходительную улыбку, будто объясняя ребенку, что монстров под его кроватью нет, хотя сам в это не верю – просто увидели дорогое пальто, решили, что у меня водятся деньги. Они под кайфом, сразу и не осознали, что уже ломятся в чужой дом.

– Ты говоришь, как тот коп – фыркает она – которого еще ночью за такие слова ты назвал «мудаком, который ни черта не делает»! Они ломились в наш дом, Генри! Отдавая отчет в том, что мы внутри! Среди белого дня! Просто гнались за тобой, а потом пытались вломиться! А чтобы они сделали, если бы им это удалось?

Вздыхаю и поднимаю содержимое пакета. Вручаю ей в руки купленный замок, отвертку и кучу шурупов:

– Теперь им это точно не удастся. Я врежу его в дверь сейчас же, идет?

Она хмурится:

– Ты сейчас серьезно, Генри? Предлагаешь просто врезать замок и забыть о вот этом вот? – она окидывает рукой дверь и окно – а как же они? Они все еще ходят по улице, по которой завтра твоя дочь, между прочим, пойдет в школу.