Страница 7 из 24
Но несовпадение результата практического действия и его замысла не может служить оправданием выбора в пользу эскапизма. Дело в том, что в историческом процессе участвует множество субъектов и каждый преследует свои собственные цели; конечный итог оказывается равнодействующей гигантского числа усилий. Отказываясь от влияния на исторический процесс в том направлении, которое человек считает правильным, соответствующим каким-то высшим принципам (гуманность, справедливость, свобода и т. п.), он создает тем самым более благоприятные условия для реализации устремлений тех социальных сил, которые действуют в прямо противоположном направлении. Так, если твоя страна стала объектом агрессии, то достойно ли гражданина отсиживаться в сторонке? Зарыться в свою индивидуальную нору и ждать: чья возьмет? Да, война может быть и проиграна. Но уклониться от борьбы означает стать пособником агрессора. Человек, который не желает включиться в борьбу под тем предлогом, что победа не гарантирована, не понимает (или не хочет понимать), что в случае отказа от борьбы поражение неизбежно.
Аргумент второй: силы одного человека слишком малы, чтобы оказать реальное воздействие на ход исторических процессов. Раз «простой» (в смысле не наделенный властью) человек имеет крайне малые возможности повлиять на ход событий, значит, делается вывод, этими возможностями вообще следует пренебречь. Аргумент от ничтожества усилий одного человека непротиворечиво сочетается с аргументом от несовпадения замысла и результата. Каждый субъект действует, исходя из своего образа желаемого будущего. Однако это будущее, когда оно наступает, мало похоже или вовсе не похоже на то, к чему каждый из участников социального взаимодействия стремился. Получается, таким образом, что вклад отдельного человека в общий результат настолько незначителен, что этим вкладом можно пренебречь как величиной бесконечно малой. Человек, приводящий подобный аргумент, осознает он это или нет, придерживается иждивенческой позиции. Кто-то должен обеспечить для него лучшую жизнь, преподнести ее на блюдечке с голубой каемочкой, а он может отстраненно наблюдать за тем, как трудную борьбу ведут другие. Дело не только в том, что такая позиция нравственно ущербна. Она к тому же и непрактична. Отказываясь от участия в социальной борьбе по причине невозможности существенно повлиять на ход событий, человек тем самым добровольно уступает, так сказать, поле боя противнику.
Аргумент третий: человек, берущий на себя смелость действовать, тем самым как бы присваивает себе право творить суд над другими людьми. А это не что иное, как недостаток скромности, самокритичности, проявление человеческой гордыни. «Чем я лучше других? – вопрошает такой человек. – Кто дал мне право судить, что есть зло и что – добро?». Но при этом не ставится вопрос о том, а кто дал право другим людям иметь свои представления о добре и зле. Такое осуждение гордыни оказывается на деле проявлением самоуничижения, отсутствия чувства собственного достоинства.
Можно, конечно, указать и на другие доводы в пользу позиции эскапизма, но они будут лишь вариациями названных нами трех аргументов.
Их логическая несостоятельность, однако, не мешает их популярности. Причина этого явления заключается в самой природе идеологических процессов в обществе. Соответствующее теоретическое построение подводится под уже существующее в обществе настроение, а не наоборот. Аргументы в пользу эскапизма выработаны задним числом с целью оправдания занятой жизненной позиции.
Уклоняясь от осознанного исторического действия, стремясь укрыться в башне из слоновой кости или отсидеться во время исторических бурь на своих шести сотках, человек упускает свой единственный шанс оставить след на земле. Бытие такого человека, выражаясь словами М. М. Бахтина, случайно и неукоренимо. Он сознательно обрекает себя на роль поденки в историческом вихре.
Уклонение от ответственности есть уклонение от высшего предназначения человека. Не от призвания, нет, ибо призвание у разных людей разное. Один рожден писать стихи, другой – учить детей, третий – строить дома, четвертый – прокладывать новые пути в науке и т. д. А вот высшее предназначение у всех одно – оставить потомкам планету в лучшем виде, чем мы ее получили от предков. И внести свой вклад в решение этой задачи, заняв позицию эскапизма, невозможно.
Эскапизм как в своей теоретически отрефлексированной и облагороженной, так и в своей неосознанной, вульгарной разновидности, по нашему глубокому убеждению, – позиция ложная. Она ложная прежде всего потому, что человек объективно вовлечен в исторический процесс. Человек захвачен потоком истории, желает он того или нет. Ответственность человека – любого человека, несмотря на его социальное положение, образование, степень личной одаренности и т. д. и т. п., – объективна. И в силу этого факта, абсолютно от нас не зависящего, мы не можем уклониться от ответственности за свои поступки. Всякая такая попытка бесперспективна и, в конечном итоге, аморальна, какие бы хитроумные аргументы в пользу эскапизма ни приводили.
Мы не питаем иллюзий относительно действенности слова философа. Сейчас народ (из тех, кто читать пока не разучился) занят простым выживанием, и ему не до высоких материй. Но молчать в такой ситуации означало бы предавать собственные принципы и изменять своей нравственной сути.
Часть I. Лики науки
Наука в парадигме российского неолиберализма[20]
Временной рубеж, с которого следует вести начало современной эпохи, определяется естественным образом: окончание холодной войны, всемирно-историческое поражение советского проекта и установление единой мировой капиталистической системы. С этого момента Россия находится в процессе формационного перехода. Для одних этот переход есть «возвращение в лоно мировой цивилизации», для других – реставрация капитализма, исторический откат. Обсуждение этих альтернативных взглядов – отдельная тема, в которую мы здесь не имеем возможности, как и намерения, вдаваться. Констатируем несомненное, с чем согласится и крайний либерал, и убежденный коммунист: после поражения Советского Союза в холодной войне в России (как и других странах, образовавшихся на месте СССР) произошли коренные перемены. Они затронули все сферы общественной жизни: экономику, политическую надстройку, социальные отношения, идеологию. На месте общества, построенного по принципу солидарности, создана система, основанная на конкуренции. В первую очередь это относится к экономике, где государственная собственность на средства производства перешла в частные руки, а плановую систему ведения хозяйства сменил рынок. Монопольная власть КПСС ликвидирована вместе с самой КПСС, и теперь мы имеем многопартийную политическую систему, альтернативные выборы и иные атрибуты демократии. В социальной сфере наблюдается переход от патерналистской модели государства к либеральной, распространение принципов рынка на здравоохранение и образование. Последнее официально утратило статус общественного служения и превратилось в сферу услуг.
Эти процессы не могли не затронуть и такого важного социального института, как наука. Конкретно нас интересует вопрос о том, как отразился произошедший в России в последние три десятилетия формационный сдвиг на состоянии науки, к каким последствиям он может привести в будущем. Этот относительно частный вопрос рассматривается нами как часть более общей проблемы: в каком направлении эволюционирует наука в современном мире, где после окончания холодной войны принципы рыночного регулирования общественных отношений получили значительное распространение? Насколько новая ситуация благоприятна для развития науки как способа духовного освоения действительности и как социального института? При этом мы в значительной мере опираемся на развиваемые З. А. Сокулер представления о науке как феномене, который существенным образом зависит от социальных условий[21]. В своей концепции З. А. Сокулер использует метафору родника, из которого вытекает ручей. Она пишет:
20
Опубликовано в журнале «Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке» (2018. Т. XV, вып. 2. С. 78–85).
21
См.: Сокулер З. А. Знание и власть: наука в обществе модерна. СПб.: РХГИ, 2001. 240 с.