Туман войны

Первую ночь и день, Павел Матвеевич, со своим отрядом из дюжины всадников сопровождал нас, как и обещал. Потом, по смоленской дороге, нам надлежало следовать самостоятельно.

Уже за городом наш караван нагнали татары. Восемь всадников рассредоточились вокруг. Позади нас с Павлом пристроился Ахмед. По словам жениха, ещё несколько недель назад они вывезли свои семьи. «Провидец» предложил тем «отдых» где-то под Курском. Помню, он приобрёл там землю.

Двигались мы до ночи. На устроенном привале всех накормили, правда в сухомятку и разместили на отдых. Вдвоём с Марфой осмотрели раненых, к счастью, никаких проблем не обнаружили. Телеги двигались очень медленно, лошади шли тихим шагом, не причиняя вреда пациентам.

Как только на небе забрезжил рассвет, обоз вновь двинулся в путь. Женщины досыпали в дормезе. Нам с Ольгой достались сиденья, превращённые в полноценные кровати, остальные же разместились на полу. Так я поняла, чем была забита часть багажа.

Ближе к полудню свернули с дороги в лес, дабы уставшие от постоянной тряски раненые, могли отдохнуть в тени. Степанида расторопно занялась приготовлением каши, ибо «не гоже барышне» … дальше я уже не слушала, оставив её на пару с Ольгой заведовать кухней.

— Ma chère (* Моя милая), здесь я вынужден буду вас покинуть, — тихо сообщил Павел после того, как все утолили голод. — Мне необходимо вернуться. Ты же знаешь, моё счастье, сколько ещё дел, — я грустно кивнула. — Как и договаривались, проводник станет выводить вас к ночным стоянкам, где будет всё подготовлено.

Прощание вышло каким-то тоскливым. Отпускать жениха от себя совершенно не хотелось. Я настолько привыкла к его ненавязчивой заботе. Он понимал мои стремления и поддерживал их. «Провидец» долго держал мою руку у губ шепча всякие глупости. Странно, но Ольга нам не препятствовала. Она с помощницами обходила раненых, расспрашивая тех о состоянии.

Рискнули уйти только двадцать два солдата из инвалидной команды. Учитывая количество больных, которым надо было помочь справится с естественной нуждой на привале, девушкам приходилось заниматься не только проверкой ран, но и кормлением.

Татары взяли на себя охрану, приняв так же частичное руководство над инвалидной командой. Чуть позже обнаружила, что, уезжая жених вооружил всех пистолетами. Егор не расставался с любимым штуцером, пристроив тот под рукой.

Мой кольт был пристёгнут к голенищу удобных сапожек. Отправившись в путь, я переоделась в любимую юбку-брюки, благо нашили мне их порядочное количество. Лёгкая блуза давала возможность не умереть от жары, вечером же набрасывала скромный камзол.

Когда небо потемнело и двигаться стало проблематично, мы действительно вышли к небольшой поляне, на которой татары стали выстраивать наши телеги в круг.

Посреди уже горел костер, а рядом несколько человек готовили, распространяя вокруг одуряющий аромат гуляша. И хотя мы не успели сильно проголодаться, тряска тому не способствовала, желудки призывно проурчали.

Сначала всех по очереди опять отводили в сторону, «оправиться». Кто же мог немного передвигаться, делали это сами. Егор с парой помощников из ожидающих нас тут людей занялись лошадьми, и только татары, как и всегда, охраняли нас.

Дорога вымотала, и посему после ужина лагерь постепенно погрузился в дрёму. Ахмед расставил караульных из солдат, а его люди, в основном, почему-то улеглись под телегами. Женщины опять были «утрамбованы» в дормез, спать вне его нам не позволили, а Егор так и пристроился у ступенек, положив оружие на колени. Степанида выдала ему одеяло, которое тот использовал вместо тюфяка.

Утром нас ждала немного жидковатая каша и крепко заваренный чай. Встретившая нас вечером группа уже отсутствовала, оставив нас заниматься сборами. Под зычные указания Ахмеда мы спешно позавтракали и снова выехали в путь.

Так повторялось изо дня в день. С рассветом мы выдвигались, останавливаясь только переждать пекло и перекусить. Потом двигались до ночи, обязательно добираясь до небольшого подготовленного лагеря, где нас ждала горячая еда. Павел действительно позаботился облегчить нашу дорогу.

Если мы проезжали неподалёку от зажиточной деревни, Гаврила Федосеевич с парой солдат, во время дневного отдыха отправлялся туда. Закупал что мог: свежий хлеб, молоко, яйца. Так удавалось разбавить рацион на дневном привале. Особо он заботился о том, чтобы овса у лошадей было в достатке. Потерять даже одну из них было непозволительно. Ко мне унтер за деньгами не обращался, хотя их у меня с собой имелось в достатке. Выходит, Павел и тут постарался всё предусмотреть.

На четвёртый вечер, прибыв к лагерю, поинтересовалась у заведовавшего тут мужика его именем.

— Никодимом кличут-с, барышня.

— А по батюшке?

— Иванович, — смутился тот от моего вопроса.

— Никодим Иванович, как я понимаю, вы находите для нас места для ночёвки?

— Так точно-с.

— Думаю вы хорошо знаете местность. А есть ли что в округе для дневного привала, чтобы не только тень была для отдыха, но и хороший ручей рядом? Раненых нужно обмыть, слишком жарко!

— Всё исполним, барышня.

Уже на следующий же день, нас на дороге встретил уже виденной мною у стоянщиков парнишка и провёл немного вглубь перелеска. Для днёвки поляна явно не подходила, обычно мы занимали намного больше места. Да и тени почти не было. Но для купания — самое то.

Чуть выше по течению Степанида, при помощи солдат соорудила из палок и натянутых между ними простыней небольшой «загон» и для нас. Естественно, пока мы переодевались в дормезе, подъехавшем впритык к импровизированной купальне, парочка татар, раздевшись до исподнего, проверила дно на «женской» стороне. Получилось, что они и помылись первыми, заодно натянув одну простынь даже в реке. Тем самым полностью скрыв женскую половину от посторонних глаз.

Степанида, скрепя сердце выдала мужчинам кусочки мыла из запасов. Она уже хотела и подопечных девушек оделить такими же, но я потребовала отдать душистое, что было подготовлено для меня.

Взрослые мужчины, в реке резвились как дети. Мне даже пришлось просить Егора, сидевшего почти впритык к простыням, передать Гавриле Федосеевичу мою просьбу прекратить безобразие. От резких движений могли открыться раны. Я рассчитывала, что инвалиды просто обмоют раненых. Но те, разморенные жарой, с удовольствием бултыхались в реке. Боюсь представить сколько всякой заразы они могли занести.

После такой неожиданной помывки, нам с помощницами пришлось менять повязки и вновь наносить мази на раны. Только четверо пациентов были обмыты как положено: у троих были сломаны руки и укутаны в гипс, у четвёртого в гипсе была нога. Инвалиды, давно приученные, что такие повязки мочить нельзя, благоразумно не допустили тех до речки, устроив им обливания из вёдер.

Я лишь порадовалась такой заботе, пусть даже мешок гипса имелся на дне аптекарской телеги, которая сегодня немного опустошилась благодаря импровизированную купанию.

Может мне и мнилось, но пациенты казались теперь бодрее и в путь выдвинулись раньше намеченного. Но на вечернем привале я мстительно заставила всех выпить настой из коры ивы. Не хватало мне ещё тут всякого!

Сегодня с утра я была довольно нервной. Если всё правильно помню, сейчас Даву захватывает город, куда вернулся Павел. Надеюсь, ему удастся изменить хоть что-то.

Ольга, заметив моё состояние, потребовала, чтобы я перебралась в бричку, для чего услала Степаниду на козлы. Взяв меня за руку, она продолжила урок французского для «девочек Соломона», вовлекая меня в озвучивание различных сценок. Это немного отвлекло.

Ещё с понедельника нам стали попадаться казачьи разъезды. Они то обгоняли нас, то неслись навстречу. Несколько раз с ними беседовал Ахмед. Как поняла, никаких новостей пока не было.

Вечером к нашему бивуаку вышли уже встреченные накануне казаки. Оказывается, узнав, что мы госпитальный обоз, они привезли несколько раненых, привязав к лошадям. Из-за такой транспортировки те были без сознания. Плюс ко всему сказывалась хоть и малая, но постоянная кровопотеря.