Страница 2 из 15
В кабинет, однако, возвращалась в напряжении и некотором раздрае.
Илона, к моему разочарованию, оказалась девушкой серьёзной и толковой, так что шансов остаться хотя бы для подстраховки «тупой пробки» не осталось, окончательно похоронив надежды на благоприятный исход событий.
Ну и ладно. Не больно–то и хотелось. И вообще, коллектив здесь ужасный, а директор – и того хуже!
Хотя… кому я вру? Естественно, расстроилась. Желание поскорее попасть домой, открыть бутылку вина и пореветь вволю преследовало с самого утра, но не показывать же это всем и каждому! Ни за что!
Как говорит мама: «Улыбку – на морду лица, нос – наверх, походку – от бедра! И домой – реветь». И добавляла всегда: «Но не дольше получаса. А то нос превратится в тыкву».
И ведь помогало! Я всегда казалась окружающим сильной и независимой, уверенной в себе и позитивной. Может, иногда несколько чрезмерно позитивной. Зато никто не лез с жалостью и советами, что уже хорошо. Не люблю подобное участие – сразу чувствую себя дном и расстраиваюсь ещё сильнее.
Накрутив себя до здоровой злости, улыбалась пуще прежнего и, надеюсь, выглядела не растоптанной и проигравшей, а уверенной в себе молодой девушкой, у которой всё ещё впереди. Но режим «милая фиалка» не включился и напоследок, за день до увольнения, не отказала себе в удовольствии сделать гадость – сердцу радость.
Я не специально, оно само! Правда, само.
Возможно, конечно, согрешило подсознание, уж больно я была обижена на руководительницу. Но, что сделано, то сделано.
Кира Алексеевна имела неосторожность заболеть за пару дней до важной встречи, чувствовала себя плохо, как–никак гайморит – это не простое ОРВИ, таблеткой парацетамола временно не спасёшься.
Илоны в офисе не было и я, совершенно непреднамеренно (да, да, я настаиваю, что это всё – совершеннейшая случайность!) оговорилась, когда созванивалась с партнёрами нашей ненаглядной компании. Трубку взяла не секретарь, а сам руководитель – напористый и жёсткий в достаточной степени, чтобы я смешалась и повела себя глупо. Говорю же: не виноватая я, он сам!
– К сожалению, Кира Алексеевна не сможет присутствовать…
– Мы не можем перенести встречу, – настаивал директор дружественной компании, – как вы знаете, дата согласовывалась заблаговременно, прилетят представители заказчика…
– Сергей Сергеевич, у Киры Алексеевны нет возможности высидеть длительные переговоры, у неё геморрой, она себя плохо чувствует, – тарахтела я, не сообразив, что собеседник не просто так кашлянул. – От нашей компании обязательно будет представитель, но мы ещё не определились, кто конкретно.
– Я вас услышал. Кире Алексеевне, – мужчина повторно прочистил горло коротким кашлем, – здоровья. Как только примете решение о замене, сообщите, пожалуйста, моему секретарю, мы организуем встречу–знакомство, пусть даже и в два часа ночи, чтобы на итоговых переговорах не упустить контракт. Мы должны действовать слаженно и профессионально. Как обычно, впрочем.
Голос мужчины звучал странно. И эти его покашливания не на шутку смущали.
– Да, конечно, Сергей Сергеевич, – договаривала я уже, понимая, что ляпнула что–то не то. И зачем упомянула про гайморит, всё–таки это не очень по–деловому.
В общем, хорошо, что запись об увольнении уже значилась в моей трудовой. Мало ли. Так спокойнее. И ещё лучше – что об оговорке я узнала несколько позднее – когда снова перепутала названия заболеваний в разговоре с подругой, до этого же спокойно общалась и с коллегами, и с Кирой Алексеевной, и с деловыми партнерами.
Да так ей и надо!
Злорадствовала на эту тему, как вы поняли, я значительно позднее, а мерзкий день всё не заканчивался и никак не улучшался. И даже возвращение домой не спасло. Если не сказать: ухудшило ситуацию.
Ни о чём не подозревая и мечтая о тихом–спокойном вечере, повернула ключ в замке. Дом встретил привычным уютом и запахом строительных материалов. Ладно, про уют – это я сильно преувеличила. Белые стены, даже не окрашенные, ламинат, натяжные потолки и обои на стёклах вместо жалюзи – вот и весь современный дизайн. Чересчур лофт или чрезмерный минимализм, если говорить новомодным языком. Зато своё!
Ну и запах! Взвесь от штукатурки, не самая дорогая краска, только собранная мебель… Производственные запахи причудливо смешивались с постиранными с огромным количеством ополаскивателя с ароматом «морские минералы» тканями. Проветривание отчего–то совершенно не помогало. Видимо, что–то я делала не так.
Но и этот запах был своим. Приятным. Благословенным.
Квартиру мне купили родители и бабуля. Однокомнатная студия в хорошем пятиэтажном доме из красного кирпича, но без ремонта и даже без внутренних перегородок. Разумеется, старшие родственники не рассчитывали, что я сбегу в бетонно–кирпичную коробку как только в доме появится вода и электричество, думали, кровиночка, как порядочная (ну–ну), поживет с ними, а они тем временем доведут до ума квартиру.
Но кто в здравом уме, будучи студенткой последнего курса, откажется от самостоятельности и возможности приглашать друзей в гости? Да, квартирка больше напоминала подвал, зато в ней смело можно было дебоширить! Ломать и портить там было нечего. Да и есть периодически – тоже. Так что гости с пакетом пельменей или сублимированной лапшой ценились на вес золота и приглашались пачками!
Конечно, спустя некоторое время подъезд заселили не столь поспешные соседи, пришлось вести себя тихо и скромно. Да и родители, не без помощи той же бабули, потихоньку заработали на минимальный ремонт, а после выпуска и я подключилась со своей зарплатой. Так что сейчас моя холостяцкая берлога выглядит куда приличнее. Только шумных гостей я уже не вожу. Соседки лютуют.
Представьте сами целый подъезд одиноких женщин со всеми вытекающими отсюда последствиями… Как минимум у кого–то всегда ПМС и может очень здорово прилететь, если не так посмотришь или поздороваешься не тем тоном. Я‑то самая здесь молоденькая, все считают нормальным и правильным поучать и присматривать. Хотя, не удивлюсь, если это бабуля постаралась. Она активная, со всеми перезнакомилась. Похоже, это какой–то стратегический шаг, но, быть может, у меня просто мания преследования или что–то в этом роде.
А дамы у нас все как на подбор: и красивые (ну, как минимум, симпатичные или интересные), и умные, и состоятельные. Но, как говорит моя лучшая подруга Маша, по стечению обстоятельств все с хронической нехваткой пошлых витаминов. И я в том числе, да.
Так вот, возвращаясь в своё обычно тихое–спокойное гнёздышко, я никак не ожидала услышать трёхэтажный мат. Звучал он так громко, словно в моей кухне открыли спортивный бар и команда, за которую болеет подавляющее большинство фанатов, наглым образом продувает.
Не возьмусь воспроизвести ни единого словечка из потока брани, не так воспитана, но, признаюсь, с радостью сообразила, что это не новый сосед, знакомство с которым рано или поздно состоится, а лишь бригада ремонтников.
Якорь им в бухту!
Вот, я тоже умею ругаться.
И куда изящнее!
Хотя через несчастных пятнадцать–двадцать минут я вполне готова была зазубрить словарь нецензурной лексики, чтобы пойти и поговорить с громкоголосыми мужчинами на их языке.
Ироды!
Не дают сосредоточиться, чтобы поплакать вволю! У меня тут горе, вообще–то!
Внутренний голос ехидно высказался, что не такое уж горе потерять работу с самодуром–директором, но банковский счёт, если бы умел ехидничать, наверняка вступился бы за слезливую часть меня и отбрил его самым жестоким образом. Так как денег у нас с ним не было вообще. То есть совсем. И этот самый внутренний голос скоро будет совсем–совсем тоненьким – от голода и слабости, если я буду слушать только его.
Грохот за стеной и последующий за ним трехэтажный мат отвлёк от невесёлых мыслей и снова не дал порыдать. Что за день сегодня такой?
По закону, конечно, можно шуметь до скольки–то–там, но это уже перебор. Пришлось выбираться из милого мягкого халата и натягивать джинсы с футболкой, настраиваться на разборки.