Страница 11 из 15
– Твоя бдительность, например – киваю.
Отец дурачливо толкает меня в спину:
– Ну ты и язва, Стенли.
Хохочу, но тут же получаю второй толчок – уже более увесистый:
– А ну тихо. Я серьезно – возле реки может кто-нибудь быть. Давай посмотрим, а потом уже все остальное.
Я перебираюсь, как всегда шагая впереди. Не потому что «меня не жалко», а потому что у меня органы чувств более развиты, чем у папы.
Ему не приходилось с детства уметь различать шаги людей, животных, а так же звуки, которые может создать природа, а которые не смогут появиться без вмешательства человека.
Я все научился делать само собой.
Для безопасности.
Потому если что-то и будет – услышу первым.
Слышу и теперь.
Несмотря на рев реки, я слышу, когда мы еще даже не подходим к краю рощи.
Плеск воды.
Есть плеск воды, вызываемый природой – ветер, течение, или даже что-то упало туда.
А есть плеск воды, создаваемый исключительно человеком. Его движениями там.
И это определенно он.
Не охота признавать, что папа был прав. Каждый такой случай лишь укрепляет его бдительность, а ее уже и так через край.
Однако, мне приходится обернуться и едва заметно кивнуть в ту сторону:
– Кто-то есть.
Отец тут же равняется со мной, прислушивается.
По лицу вижу, что кроме шума течения ничего не слышит. Река все перекрывает.
Для него.
– Точно есть – повторяю.
– Знаю.
Конечно. Я никогда не ошибаюсь и отец верит каждому моему заявлению. Просто всякий раз пытается и сам услышать то, что слышу я.
Кажется, будто он считает, что его слух обусловлен старостью и принимает это на личный счет, пыжась всячески ее обратить.
Дело не в старости (точно не в 36 лет).
А в различности условий, при которых мы росли.
Будь у меня телевизор, куча еды и тачка, отвозящая куда угодно – я бы тоже не нуждался в обостренности всех органов чувств, каких только можно.
В этом не было бы необходимости.
Когда отличное зрение – незачем таскать очки на носу.
– Ладно – кивает в итоге – идем, но тихо.
Вновь выхожу вперед.
Плеск увеличивается, словно кто-то задумал купаться в речке. Возможно, так оно и есть.
Наконец, деревья начинают понемногу рядеть, и с определенного ракурса мне открывается вид на речку.
А так же на тех, кто там умостился.
Я слышал лишь одного. Как выяснилось – одну. Девушка, барахтающаяся в реке. То ли купается, то ли моется. Не понять – но волосы мокрые.
Есть и второй.
Он сидит, почти не двигаясь.
И лишь с определенной периодичностью вытаскивает рыболовную сеть из реки.
Судя по тому, что рыба там попадается из 5 раз максимум 1 – рыболов из него такой себе.
Еще бы.
Совсем мальчишка.
Папа умащивается рядом, выглядывая из-за другого дерева.
Оба мы думаем сейчас об одном.
Люди это или Они?
То, что он ловит рыбу, а она мирно купается – совсем не говорит об их человеческом начале. Возможно, они услышали нас так же, как и мы их – и занялись тем единственным, что у них отменно получается.
Имитацией.
Но мы не можем уйти от реки. Эта первая вода за двое суток. Терять ее бессмысленно.
К тому же, если это люди – было бы неплохо разжиться у них рыбой (может, выменять на один из папиных ножей). Есть мы тоже со вчера не ели. И было не особо питательно.
Понимаю, что надо опять понять, кто они такие.
Эта ноша всегда ложится на меня.
Папа частенько ошибается на первом этапе.
Только я «стреляю» без промахов.
Мы затихаем и я сосредотачиваюсь, внимательно наблюдая за этими двумя.
Через какое-то время девушка выбирается из реки. Надевает обратно одежду и обувь.
Ясно, если это люди, то они из «безопасников».
Сидят на насиженном месте, пока Они в дверь не постучаться.
Это понятно по той самой обуви.
Плетенные ни то тапки, ни то башмаки. Таких в магазинов нет. Явно ручное «творение». Значит, в город не выходят. От слова совсем.
Безопасники.
Или Они.
В любом случае дело дрянь. Безопасники обычно самые опасные. В силу своего образа жизни ведут себя неадекватно, агрессивно, на любые встречи с людьми реакция одинаковая.
Взашей и подальше.
В лучшей случае.
Кратко гляжу на отца. Вижу, что он тоже это понял.
Тоже обратил внимание на ее тапки.
Одевшись, девушка садится рядом с ведром, куда мальчишка стряхивает рыбу (если такая попадается) и наблюдает.
Так проходит еще какое-то томительное время.
Наконец, яркие солнечные лучи окончательно уходят, возвещая о скорых сумерках.
Девушка встает.
– Пора. Калеб.
Ага, имя.
Мальчишку зовут Калеб.
Но наличие имени тоже не показатель, хотя отец на него долгое время полагался.
Пока чуть не попался. Если бы не я.
– Еще пару заходов – бурчит тот в ответ, вновь погружая сеть.
– Нет, отец велел вернуться до сумерек. Пошли. Ты и так неплохо наловил.
Отец.
Ага.
Значит, брат и сестра. У которых есть отец.
Вернуться.
Значит, дом где-то рядом.
И он там.
Они еще немного пререкаются, после чего Калеб продолжает свое дело, а девушка, скрестив руки, наблюдает за ним.
Скоро пойдут.
У меня было достаточно времени. Я почти уверен, что это люди. Нет, почти для тех, кто не может знать наверняка уровень своих навыков и способностей.
Я уверен – это люди.
А еще уверен – что безопасники.
А значит готовиться надо к худшему.
– Люди – едва слышно говорю отцу.
Он жмет плечами.
Решение за мной, как и всегда в этом вопросе.
Это люди.
Только я не могу ждать, пока они доделают свои дела. Чем темнее, тем больше от них будет паники.
Надо ускорить процесс.
Нарочно наступаю на сухую ветку рядом.
Вуаля! Эффект готов.
Девчонка тут же лихорадочно оборачивается в нашу сторону.
Что-то бурчит брату, но не могу разобрать и слова. Только рот открывается.
Очевидно, шепотом.
– В чем дело? – его недовольный голос в ответ.
И вновь лишь быстрое шевеление губами.
Не отводит глаз от нас, но очевидно, что не видит из-за деревьев.
Теперь Калеб оборачивается и уже тоже стреляет глазами в эту же сторону.
Пара реплик (теперь и он говорит шепотом) – и мальчишка принимается быстро доставать сетку.
Выбрасывает рыбешек в ведро, варварски ее скручивая и вместе с сестрой косясь в нашу сторону.
Что ж, пора.
Выбираюсь из-за дерева, что создает еще череду звуков.
Они содрогаются и, кажется, уже готовы пуститься бегом (опрометчиво, так как это не дает шага для отступления в случае, если бы это были Они) – потому я ускоряюсь и едва не вываливаюсь из чащи.
Тут же стараюсь принять самый невозмутимый вид.
Для окончательной галочки нужен контрольный пункт. Который делается скорее для спокойствия отца.
Я уже и на первом точно понимаю, кто есть кто.
Едва замечают меня – тут же цепенеют.
Со всем дружелюбием, на какое только способен к безопасникам, подхожу.
Решаю, к кому обращаться – и выбираю девушку. Она вроде моя ровесница. С мальчишкой так сходу и не придумаешь, что сказать ненавязчивого.
– О, детка. Еле добрался. Думал и не увижу тебя уже. Заждалась?
Финальной точкой распахиваю объятия.
Я готов к трем реакциям.
Первая – агрессия. Открытая враждебность.
Вторая – опасливая подозрительность. Взгляд исподлобья и один из лажовых собственных способов проверки. Попытка «обтечь» проблему.
Третий (наименее вероятный, когда речь идет о безопасниках) – проверка и радушное гостеприимство. Болтовня о том, откуда пришли. Краткий обмен информацией, рыбой и водой. Если повезет – ночлег на эту ночь, после чего расход.
Отец же готов к четырем реакциям. В его запасе бдительности всегда есть еще расклад, что они могут начать филигранно подыгрывать, что даст понять, Кто перед нами такой.