Страница 9 из 21
– Лиза, открой, это я, Евгенья. За мной Леонид гонится.
– Ой, матушка, сейчас-сейчас!
Мама быстро отодвинула засов и так же быстро его задвинула, когда Евгенья оказалась в сенях.
– Батюшки! Да ты раздетая совсем! Пошли скорее, простынешь ведь.
– Евгенья была матерью Грапки и Маруськи. Леонид, её муж, был мужик работящий и весёлый. Но когда он выпивал лишнего, в нём просыпалась самая тёмная сторона души русской. Он бил жену смертным боем, без жалости и пощады. Все соседи об этом знали и прятали её у себя в такие моменты. Евгенью трясло от страха и холода, на дворе стояла зима.
– Айда, поешь маленько. Суп сейчас разогрею. Горяченького-то хорошо, а то замёрзла совсем.
– Да нет, Лиза, спасибо. Какой суп, ничего не хочу. Ты меня положь спать куда-нибудь, чтобы он меня не нашёл.
– Ложись вон с девками на полати, к детям-то не полезет.
– Ладно, Лиза, спасибо тебе.
– Девки, ложитесь-ка спать. На полатях сегодня будете.
Мы с Людкой без споров полезли на полати, Евгенья пристроилась с нами. Только мама выключила свет, как в сенях раздался грохот. Открывать пошёл папа.
– Кто там?
– Яша, открой, это Леонид.
– Дак чё тебе надо так поздно-то? Завтра уж приходи.
– Ты што, соседу не хочешь открыть?! Я щас дверь вышибу к… матери!
– Ты не буянь-ка, заходи уж.
– Евгенья у вас?
Тут вступила мама.
– Да ты чё, Леонид, какая Евгенья? Ночь на дворе, мы уж спим давно.
– Врёшь! Только что у вас свет горел, я сам видел!
Леонид сидел на лавке на кухне и скрипел зубами. Мы все трое не дышали на полатях.
– Леонид, ты не матерись-ка, у нас девки спят, напугаешь. Давай, завтра приходи, мы с тобой выпьем, вспомним фронт.
– Ты мне, Яша, зубы не заговаривай, я знаю, что Евгенья у вас. Она на полатях лежит.
– Леонид, там Людка с Катькой спят.
Но Леонид уже поднимался по ступенькам. Мы завизжали изо всех сил.
– Ну-ка, ну-ка! Чё, драться с тобой, што ли? Не лезь, говорю, к девкам!
– Ладно! Ну, придёшь домой всё равно! Я тебе…
Леонид ушёл. Да… Встряска была что надо! Наш папа был человеком абсолютно мирным. Когда выпьет – потихоньку засыпает в уголке, и всё. Ему даже мама выволочку делала, что от него никакого веселья на празднике. А тут такое! Нас с Людкой ещё долго трясло. Евгенью переложили на кровать. Наконец все заснули.
– Пошли на каталках кататься!
– На Иванову гору?
– Ну да! Там уже все наши катаются!
Каталки были сделаны из узких металлических труб. У них были полозья, ручка и больше ничего. Каталки были легче, чем санки, и удобнее в обращении. Катались на них стоя. При необходимости можно было с помощью ноги ускориться или притормозить. Нижняя часть трубы, служившая полозьями, была раскатана до зеркального блеска. Каталка была у каждого своя. День был солнечный, морозный, снег на горе укатанный, плотный. Каталось хорошо, разгонялись до больших скоростей. В азарте спускались с горы наперегонки, сталкивались, падали, визжали. Укатали дорогу на Ивановой горе почти до ледового состояния. Домой пришли уставшие, голодные, мокрые от растаявшего снега и от пота.
Сегодня я летала во сне. Это было очень приятное и очень отчётливое ощущение. Летать было просто. Надо было просто захотеть куда-либо повернуть и летелось туда. Даже руками махать, как птица крыльями, не надо было. Надо было просто хотеть. Леталось всегда на высоте птичьего полёта. И всё, что было на земле, сверху виделось очень отчётливо. Такие сны я помнила в подробностях.
После второго урока нас – всю школу – неожиданно построили на линейку в спортзале. Необыкновенно торжественным и официальным голосом Дора Осиповна заговорила:
– Дорогие ребята! Сегодня, двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года, в Советском Союзе произведён запуск космического корабля с человеком на борту! Впервые в мире человек вылетел в открытый космос и вернулся на землю! Для человечества всей Земли наступила новая эра – космическая! И открыл эту эру советский человек – Юрий Алексеевич Гагарин! Ура!
– Ура!!!
Я, конечно, поняла далеко не все слова, которые говорила Дора Осиповна, но по её тону и по тому, что нас выстроили на линейку без предупреждения, было ясно, что произошло что-то очень-очень важное.
Весна подкралась незаметно. Вдруг обнаружилось, что солнце уже яркое, а на дороге вытаяла солома, которая зимой попадала с тракторов, возивших её с поля.
Я шла из школы, таща за собой тяжёлый портфель и мечтая найти на дороге десять или пятнадцать копеек. Мечтала я об этом каждый день, у меня даже появилась привычка ходить с опущенной головой. Иногда моя мечта сбывалась, особенно весной, когда таял снег. Идти из школы надо было через всю деревню, километра три. За это время можно было кучу всего вспомнить или помечтать о чём-нибудь приятном. Сегодня мне вспомнилось моё самое первое приключение в жизни. Мне было тогда года четыре. С улицы пришла Людка. Она с порога объявила мне:
– Я сейчас Лиду Чукавину обогнала!
Лида Чукавина была нашей соседкой и подругой самой старшей нашей сестры – Зои. Ей было тогда лет двадцать. Это известие поразило меня как гром.
– Ты обогнала Лиду Чукавину?!
– Да, вот тут, почти у нашего дома.
– Я сейчас тоже пойду кого-нибудь обгоню!
Я, как могла в четыре года, оделась и с нетерпением выбежала на улицу. Как назло, никого не было. С боевым запалом в душе я пошла вдоль по улице. Но никто не шёл ни впереди меня, ни навстречу. Не знаю, сколько времени я шла, но когда азарт мой поутих за отсутствием соперников, я вдруг обнаружила, что не знаю, где стою. Была весна, по дороге вовсю бежали ручьи, ноги мои промокли. Мне захотелось реветь, но я сдерживалась. Доконали меня чьи-то гуси. Гусак, ошалевший от бурной весны, задиристо налетел на меня и стал орать и бить крыльями. Было не очень больно, так как я была одета в зимнее, но стало совсем страшно. Я ревела во всё горло и, как могла, отбивалась от гусака. В это время гусыни громкими одобрительными криками поддерживали его боевой дух.
– Ну-ка кыш отсюда, окаянные! Батюшки мои! Да это соседка! Ты чё здесь делаешь? С кем ты здесь?
Это был наш сосед Аркаша Чукавин, отец той самой Лиды. Это был плотный, громогласный, небритый мужчина. Вместо одной ноги у него была деревяшка с чёрным резиновым наконечником. Я его побаивалась, но теперь было не до этого.
– Да ты чё молчишь-то? Э-э-э… Да ты, подруга, заблудилась, похоже. Ну, потерялась?
– Да-а-а!
– Ох-хо-хо! Вот беда-то с тобой. Ну, пошли, находка.
Он сгрёб меня под мышку и тяжело зашагал по раскисшей дороге. Я не знала, то ли мне радоваться, то ли ещё сильнее реветь. Ехать под мышкой было неудобно, прямо перед моими глазами чёрный наконечник на деревяшке то увязал в дорожной грязи, то снова появлялся.
– Держи-ка, сосед. Вот, находку тебе принёс.
– Какую находку?
– Вот, около Тутыниного дома стояла ревела на всю деревню.
– Вот те на! Ты как туда попала?
Аркаша наконец-то отпустил меня на пол. Я была рада, что оказалась дома, рада, что меня выпустили из подмышки, но было жутко стыдно.
– Кать, ты чё там делала-то?
– Ладно, не ругай её, Яша, ну бегала да заблудилась.
С тех пор сосед, когда приходил к нам, первым делом громогласно трубил:
– Здорово, находка! Как живёшь-то?
Мне это не нравилось, и я сразу пряталась.
А теперь я шла с портфелем по тому же месту и не боялась заблудиться.
Я вышла на крыльцо. Было раннее утро, но в воздухе чувствовалось что-то необычное. Я прислушалась. Стоял мощный, хотя и не громкий гул.
– Мам, чё это так гудит?
– Болгуринка вскрылась.
– И такой гул?
– Ну да. В неё же весной весь снег талый стекает, вода большая весной… Ну, теперь уж настоящая весна пришла.
Я и сама ощущала, что в природе произошло что-то значительное, большое. Болгуринку нашу и речкой-то трудно было назвать, так, ручеёк какой-то. Если разбежаться, то можно было перепрыгнуть летом. А вот сейчас, когда вода, как взбухшая вена, крушила лёд и несла его по течению, мощь Природы ощущалась не только на слух, но и каким-то шестым или даже седьмым чувством.