Страница 3 из 8
Среди английских книг и журналов, продававшихся в убогих магазинах Сосуа, Дженни обнаружила экземпляр американского справочника «Желтые страницы» (Yellow Pages). Она купила его за три доллара и стала искать названия ювелирных магазинов, рассчитывая, что ювелиры будут достаточно состоятельны, чтобы предоставить гарантийное письмо о финансовой поддержке для нее и мужа. В разделе «Ювелиры Род-Айленда» она нашла еврейскую фамилию Сильверман и отправила письмо с изложением их ситуации. Через несколько недель был получен благоприятный ответ от господина Сильвермана, который согласился предоставить необходимые документы, так что вскоре Дженни и Джо уехали в Соединенные Штаты.
Воссоединившись с Зигбертом в Америке, Дженни сообщила ему трагическую новость: их пятилетняя дочь Маргит умерла от оспы еще в Шанхае, до переезда в Доминиканскую Республику. Зигберт вспомнил, как умирали сотни других детей, как их загоняли в газовые камеры и сжигали их мертвые тела в печах крематориев, и мысленно провел перекличку своей семьи[3]. Он был жив. Дженни и ее муж были живы. Их братья Джозеф и Эрвин тоже смогли спастись. Все остальные погибли, включая четырех других братьев и сестер и их детей. В последующие годы он посчитал точнее: погибли пятьдесят девять членов их семьи.
В потайном кармане чемоданчика Зигберт спрятал двести сорок долларов. Порывшись в кармашке, он вынул оттуда сорок долларов и бережно передал в руки Дженни, наказав купить на них билет на автобус, посетить мистера Сильвермана из Род-Айленда и выразить личную благодарность человеку, который помог ей попасть в Америку. Дженни попыталась отказаться от подарка, говоря, что у нее есть и собственные деньги, но Зигберт настоял, чтобы она взяла эти сорок долларов и навестила своего благодетеля. Благодарность – это отличительная черта вежливых людей, особенно евреев, которым повезло попасть в Америку благодаря помощи других.
В течение двух лет после переезда Дженни и Джо в Америку она нашла работу на фабрике на Лоример-стрит в Уильямсбурге, полном беженцев районе Бруклина. На сборочной линии по производству галстуков-бабочек Дженни работала «переворачивательницей». Она получала открытые с одной стороны шелковые галстуки, вставляла под шов металлическую стрелочку, похожую на автомобильную антенну, и выворачивала бабочки наизнанку. Когда шов был готов, она металлическим прутиком выворачивала бабочку обратно, тем самым скрывая стежок. Такова была ее работа: шесть дней в неделю, двенадцать часов в день.
У иммиграционного отдела Зигберта встречала и представительница ХИАС – Общества помощи еврейским иммигрантам (Hebrew Immigrant Aid Society, HIAS), которую можно было легко опознать по белому эмалированному значку в петлице жакетки и темно-синей нарукавной повязке. ХИАС существовало с 1881 года, но никогда еще им не приходилось проявлять такую активность в деле приема и обустройства еврейских иммигрантов, как после Второй мировой войны. «Окончательного решения» – нацистского плана по искоренению еврейской нации – удалось избежать 150 тысячам беженцев. Теперь они направлялись в Америку, и всем им нужно было где-то жить. Сотрудница ХИАС объяснила, что им удалось найти для Зигберта бесплатную комнату в отеле «Марсель» в Гарлеме на первые несколько месяцев. Его сестра Дженни предлагала ему пожить с ней, но перспектива жить отдельно манила Зигберта больше, чем делить скромную квартирку с сестрой. Он только что прибыл в Америку – и здесь он будет выдвигать свои условия. Он поцеловал сестру на прощание и обещал позвонить сразу, как только обустроится.
Он вышел из здания иммиграционного центра и попал в самую ужасную снежную бурю за много лет. Сев на паром, он вскоре прибыл на Манхэттен. Буря так усилилась, что волонтерам ХИАС пришлось воспользоваться санями, чтобы перевозить чемоданы от дока к ожидающим автобусам. Зигберт сел в автобус компании «Грейхаунд» и часом позже сошел на углу Бродвея и 103-й улицы, где располагался отель «Марсель». После кризиса фондового рынка 1929 года одиннадцатиэтажный отель в стиле бозар[4], построенный из кирпича и известняка и увенчанный наклонной мансардной крышей, потерял значительную часть своей привлекательности. Ныне сорокалетнее здание стало обветшавшим перевалочным пунктом для беженцев.
Осмотревшись в вестибюле, Зигберт увидел залы переговоров, пространство для отдыха, комнату для медосмотра и кошерную столовую: подававшаяся здесь еда соответствовала диетическим требованиям иудаизма. В вестибюле одновременно разговаривали на десятке языков. Он подошел к доске объявлений и прочел предложения для иммигрантов о бесплатных уроках английского языка и сеансах фильмов, которые помогут им сориентироваться в жизни в Америке. В углу вестибюля висела огромная карта США, а рядом большими буквами было написано: «ВОТ ТАК ВЫГЛЯДИТ АМЕРИКА». К стене были прикреплены фотографии с городскими видами; ленточки от них вели к соответствующим местам на карте. Он видел, как прибывающие выстраиваются в очередь перед столом, где волонтеры распределяли платья и костюмы. Затем новоприбывших сопровождали в их номера. Многие из них впервые за долгие годы могли держать в кармане ключ от собственного жилья[5].
Зигберт выглянул из окна и увидел торопящихся домой пешеходов, которых слепил снег. Возбуждение, охватившее его от приезда в Америку, отступило: его место начала занимать суровая реальность.
«И что теперь?» – подумал он. У него не было ничего: ни ресурсов, ни связей. Он говорил с сильным немецким акцентом, окончил только начальную школу, имел рост 157 сантиметров и никак не мог забыть годы пыток и голода. Но он был здесь, все еще дышал и смотрел из окна на покрытые снегом улицы Нью-Йорка. По сравнению с прошлым он очутился в раю. Поездка на автобусе в Гарлем с острова Эллис была раем. Районные магазинчики, жилые небоскребы, грузовики с пивом – все это было раем. Комната с неприятным запахом в переполненном отеле с тараканами, бегающими по обшарпанному деревянному полу, сильный снегопад за окном, двести долларов, остававшиеся у него в кармане и грозившие быстро закончиться, если он не найдет работу, – все это было раем. На улице у отеля усталые пешеходы боролись с сильным ветром и высокими сугробами, что вызывало у Зигберта неприятные воспоминания о других суровых бурях, когда умирающие от голода мужчины и женщины плелись вперед в маршах смерти, одетые лишь в тонкие лагерные робы. Транспорт на нью-йоркских улицах стоял в пробках, водители постоянно гудели в клаксоны, нетерпеливо стремясь добраться до места назначения. Даже 21-летнему иностранцу вроде Зигберта было очевидно, что американцы, никогда не сталкивавшиеся с концентрационными лагерями, были во всех смыслах живыми людьми, целеустремленно двигавшимися к будущему и имевшими о нем довольно ясное представление. Это ему нравилось. Он тоже может стать таким: хвататься за возможности и не позволять тьме прошлого лишить его светлого будущего.
В этот критический момент своей новой жизни Зигберт дал себе три обещания. Во-первых, он никогда больше не будет голодать. Во-вторых, он женится на еврейской женщине, они заведут детей – новых евреев. В-третьих, он сохранит память о Холокосте и никогда не будет молчать, столкнувшись с несправедливостью. Иллюзий по поводу этих обещаний он не испытывал. Он понимал, что не сможет изменить мир, что антисемитизм никуда не денется и евреев всегда будут преследовать. Это был обычный порядок вещей. Но Всемогущий уже спас его, и теперь ему необходимо было свести воедино те куски, на которые распалась его жизнь, и возвести из них здание пока еще непонятных размеров и формы.
Глядя вниз из окна своего номера в отеле «Марсель», Зигберт вспоминал об обещании, которое дал после освобождения. Его лучшим другом в Освенциме был молодой парень шестью годами его старше по имени Лотар Нартельски. Зигберт обещал Лотару, что, добравшись до Америки, навестит его родителей. Судьба Лотара была печальной. Он родился с одной ногой слегка короче другой и при ходьбе прихрамывал – в 1932 году этого оказалось достаточно, чтобы отказать ему в выездной визе вместе с родителями, поскольку тогда в большинстве государств отказывались принимать беженцев с физическими повреждениями, которые не могли работать. У родителей Лотара не было выбора: если они хотели спасти ребенка, им нужно было покинуть Германию и попытаться устроить для него какую-нибудь визу. Чета Нартельски препоручила Лотара заботам другой семьи, порыдала над его будущим и спешно заказала билеты на пароход в Америку. В какой-то момент, уже в Нью-Йорке, Нартельски сменили фамилию на Нартель и переехали в дом в Бронксе – в нескольких станциях метро от гостиницы «Марсель».
3
Узников, отобранных для уничтожения в Освенциме, заставляли раздеться догола, запирали в газовые камеры и умерщвляли газом «циклон-Б». После убийства уборщики из числа заключенных вытаскивали трупы из газовых камер, отрезали женщинам волосы для набивки матрасов, щипцами вырывали золотые зубы и сжигали тела в ямах и печах крематориев. Пепел использовался для удобрений или просто выбрасывался.
4
Бозар – стиль архитектурного историзма, распространенный на рубеже XIX–XX вв. и продолжавший традиции Ренессанса и барокко. – Прим. пер.
5
Helmreich. P. 29–31.