Страница 4 из 16
Больше в море с ней я не ходил.
Но это еще не все. Самое главное, я был обязан ей жизнью жены, да и своей, возможно, тоже. Это она нашла последнюю шлюпку на разбитой «Елене». Та плавала у правого борта судна и при каждой волне с оглушающим деревянным стуком билась об обшивку. Каждый раз мне казалось, что она сейчас разобьется на тысячу частей.
Едва спустившись в шлюпку, Мария заняла место у кормового весла. Пожалуй, я, как единственный мужчина, так или иначе должен был грести, и все же я с презрением думал о том, на что способна эта странная девица, и не поплатимся ли мы жизнями за ее глупость. Но Мария сидела с таким уверенным лицом и так насупила брови, что я не решился даже на колкое замечание, да и времени на это не было. Шлюпку подхватило волной, и, то и дело бросая то вверх, то вниз, понесло к берегу. Мы не успели взять с собой никаких вещей, так как чувствовали, что корабль кренится, дрожит и стонет и, казалось, вот-вот развалится на части, хотя шторм, ставший причиной катастрофы, заметно поутих. Благодаря ли Марии или везению, но мы почти добрались до берега, минуя буруны, отмечающие прибрежные рифы. Однако, когда казалось, спасение близко, шлюпка вдруг встала на дыбы, перевернулась, ее тут же швырнуло на скалы, и она разлетелась в щепки. Меня накрыло волной. Я вынырнул и поплыл к берегу, одновременно пытаясь найти своих спутниц. Наконец я увидел Эмили. Ее отнесло далеко в сторону. Она едва держалась на воде. Я направился к ней, понимая, что не смогу доплыть – не хватит сил. Но тут я увидел и Марию. Она была гораздо ближе к Эмили и сильными гребками двигалась к ней. Плавала она куда лучше, чем я. Добравшись до Эмили, Мария обхватила ее поперек груди и поплыла к берегу. Теперь и я мог заняться своим спасением. Совершенно обессиленный я добрался до суши, но мне тут же пришлось вернуться, когда я увидел, как Мария и Эмили несколько раз скрылись под водой. Силы их были на исходе, и я помог им выйти на берег.
Мария некоторое время стояла на четвереньках, тяжело дыша. Мокрые волосы свисали ей на лицо. Потом она поднялась, закрывая ладонью левый глаз, и пошатываясь, поплелась в прибрежные заросли.
– Мария! Куда ты пошла? – крикнул я.
Но та не обратила на это внимания и скрылась в кустах.
– Ну и черт с тобой! – сказал я, хотя меня и уязвило такое пренебрежение от прислуги, и занялся женой.
Через несколько минут Мария вернулась. Вместо старой черной повязки, по-видимому, утерянной в море, на лице у нее была другая, удивительно напоминавшая цветом и тканью ее платье, подол которого как будто немного укоротился.
Так вот в чем дело. Боже праведный, подходящее ли время сейчас для заботы о туалете? Что такого ужасного скрывает эта полоска материи, чтобы думать об этом в такую минуту?
Это была еще одна странность этой девицы. Ими она была полна.
Эмили у меня под боком уснула. Она дышала глубоко и спокойно, и я невольно залюбовался ею, хотя в темноте, изредка нарушаемой вспышками молний, был виден лишь ее силуэт, я с легкостью мог представить ее во всех подробностях. Завитки светлых волос на висках и на шее, темно-серые с серебристыми нитями глаза. Бог мой, как же я любил ее. Я должен был найти способ вытащить нас отсюда и доставить ее в Англию, чем бы мне это не грозило.
Вообще, жилось на нашем острове совсем не плохо. Мне он напоминал райский сад: здесь было множество съедобных плодов, ярких птиц и цветов. Но остальные, возможно, были другого мнения из-за удушающей влажной жары, в которой мы с Марией чувствовали себя сносно, и от которой страшно мучились моя Эмили и Джек. Я не раз слышал, как он в самых грязных выражениях поносил местный климат и поминал недобрым словом некую стоянку на рейде Барбадоса и лихорадку, которая «косила и простых матросов и офицеров, мать ее величества, без разбору».
Там, в большом мире, шла война за испанский трон. Людовик XIV пытался завладеть половиной Европы, а австрийцы и Анна, божьей милостью королева Англии, пытались ему помешать. На нашем же острове царил мир и покой, изредка нарушаемый выходками Джека. Но что будет, если у нас закончится пища? Если я покалечусь и не смогу ничего делать? Что будет с Эмили и Марией, если я заболею и умру? Что если Эмили окажется в положении? Здесь нет докторов и повитух, никто не поможет нам.
Одолеваемый невеселыми мыслями я долго не мог уснуть и просто лежал, не имея возможности пошевелиться, чтобы не потревожить Эмили. Когда же у меня, наконец, стали путаться мысли, и я понял, что засыпаю, то тут же очнулся от какого-то шума.
Из угла, где спала Мария, доносилась возня и невнятный бубнеж. Тут в него добавилось раздражение, он стал громче, и я сумел разобрать:
– Давай же, Мария! Я так больше не хочу! Давай по-настоящему…
Я сел на постели. Уже совсем рассвело, но из-за туч было темнее, чем обычно в это время, и я увидел лишь два силуэта – Марию, сидящую на своей постели, и Джека со спущенными штанами, стоящего перед ней. Он держал ее за руки. Девушка помотала головой и потянулась к Джеку, но он оттолкнул ее руки и попытался завалить на спину. Мария сопротивлялась.
– Джек! – гаркнул я и вскочил на ноги.
Джек подпрыгнул и отскочил от девушки.
Эмили рядом со мной зашевелилась. Ей точно не стоило видеть Джека в таком виде! Я подбежал к нему, схватил за плечо и потянул в соседний грот. Штаны, упавшие на икры, мешали ему переставлять ноги, он запутался в них и упал, но я схватил его за ворот рубахи и, как одержимый, продолжал тащить за собой.
Но тут вмешалась Мария. Она подбежала ко мне и вцепилась в запястье своими крепкими пальцами. Рука невольно разжалась, освобождая рубаху Джека.
Я повернулся и посмотрел на нее. О, я многое ей хотел сказать, еще больше мне хотелось узнать у нее, но лицо Марии вдруг озарилось дрожащим светом. Это все-таки проснувшаяся Эмили бросила несколько ярко вспыхнувших веток в кострище.
Мария покачала головой, твердо глядя на меня. Я вскипел. Как будто мне нужно разрешение от этой девицы, чтобы разобраться с ее кавалером. Джек ворочался и чертыхался у меня под ногами. Он не пил со вчерашнего вечера, но дурман еще не успел выветриться из его головы, на ногах он стоял не крепко.
– Ты мне всю задницу о камни ободрал, – сварливо пробубнил он. Губы Марии тронула легкая улыбка. Она помогла Джеку подняться и надеть штаны.
Я повернулся к Эмили и увидел, что она стоит отвернувшись. Значит, все же успела что-то увидеть. Меня вновь разобрала злость. Я толкнул Джека в грудь, и он, спиной вперед, влетел в соседний грот и, кажется, снова упал.
– Я только поговорю с ним, – небрежно бросил я кинувшейся следом Марии и выставил руку, преграждая ей путь.
Она замедлила шаг.
– Даю слово, что не трону его, – сказал я уже со злостью. Девушка остановилась.
– Какого черта, Джек! – начал я, вбегая в грот. Здесь было абсолютно темно, и я налетел на него, едва не сбив с ног снова.
– Остыньте-ка, сэр.
– Остыть? Что ты творишь? Какого черта ты разгуливаешь без штанов перед моей женой?
– Вы сами виноваты. Если бы вы не орали так, она бы не проснулась и ничего не увидела.
– Зато проснулся я. По-твоему, я должен молча смотреть, что ты делаешь с Марией?
– Ну, если вам это нравится, сэр. Хотя лично я – не любитель такого. Предпочитаю делать это в уединении.
Я с трудом подавил в себе желание дать ему оплеуху и продолжил холодным голосом:
– Я дал слово Марии, что не трону тебя. Только потому я еще говорю с тобой.
В темноте раздался презрительный смешок.
– Какой вы смешной, сэр. Даете слово женщинам. Служанкам. А смогли бы вы «тронуть» меня? Сил-то хватит?
Он немного помолчал и продолжил примирительным тоном.
– Я не хочу с вами ссориться. Этот остров не достаточно велик, чтобы воевать на нем. Он лежит в стороне от морских путей, я думаю, мы тут застряли насовсем. Сколько мы протянем, неизвестно, но сокращать этот срок не стоит. Как знать, может мы все-таки доживем до прибытия какого-нибудь судна. Так что нам надо как-то уживаться.… Но я не потерплю, сэр, чтобы вы лезли в мои дела!