Мальчик из леса

– Ты не обязан передо мной отчитываться.

– Если хочешь, зайду позже.

Лейла вгляделась в его лицо. Уайлд хотел рассказать ей про Мэтью и Наоми, но, взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что важнее будет сохранить доверительные отношения с крестником. Не стоит закладывать Мэтью матери. По крайней мере, сегодня. Сейчас. Рискованное решение, но Лейла все поймет.

Хотелось бы надеяться.

– В любом случае мне завтра рано вставать, – сказала Лейла.

– Ясно.

– А Мэтью ушел гулять. Не знаю, когда вернется.

– Ты не обязана передо мной отчитываться, – поддразнил ее Уайлд.

Лейла улыбнулась:

– Да ну, какого черта. Если сможешь, приходи.

– Если приду, то поздно.

– Мне без разницы, – сказала она. – Но ты так и не объяснил, почему явился со стороны улицы.

– Видел, как Мэтью выходит из дома.

Чистая правда.

– Что он тебе сказал?

– Сказал, что какой-то Крах позвал его на вечеринку.

– Крах Мейнард, – сказала она.

– Мейнард? Как в названии поместья?

– Угу, как Мейнард-Мэнор. Он сын Дэша.

– Дэш назвал сына Крахом?

– Ему нравится фильм «Дархэмский бык», или как он там называется. Прикинь, да?

– Ну, когда тебя зовут Уайлд… – Он пожал плечами.

– Туше́.

Наступила тьма. Сверчки запели свою колыбельную. Уайлда всегда успокаивали эти звуки.

– Мне пора.

– Погоди. – Лейла сунула руку в карман джинсов. – Нет нужды изображать горца. – Вытащила брелок с ключами, бросила его Уайлду. – Вот, возьми машину.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Может, управлюсь по-быстрому.

– Я тебя дождусь, Уайлд.

Лейла закрыла дверь.

Восемь месяцев назад, когда Уайлд познакомился с Авой О’Брайан, она жила в неприглядном серо-бежевом кондоминиуме неподалеку от Семнадцатого шоссе. Тем вечером, когда они шли к ней домой, а над головами у них потрескивали флуоресцентные фонари, Ава пошутила, что кондоминиум такой огромный, а домики такие одинаковые, что она часто ошибается дверью.

У Уайлда такой проблемы не было. Он до сих пор прекрасно помнил и место, и адрес.

На первый стук никто не ответил. Уайлд знал планировку домика. Он взглянул на верхнее правое окно. В нем горел свет, но это ни о чем не говорило. Уайлд присмотрелся, не мелькнет ли тень за окном. Ничего.

Он постучал снова.

Шарканье ног. Пауза. Было около девяти вечера. Наверное, Ава О’Брайан сейчас смотрит в глазок. Уайлд ждал. Секундой позже звякнула дверная цепочка. Ручка двери повернулась.

– Уайлд?

На Аве был длинный махровый халат. Уайлд знал этот халат. Даже надевал его.

– Можно войти на минутку? – Он вгляделся в ее лицо: рада она ему или не рада? Хотя какая разница? Похоже, эмоции смешанные. То ли удивление, то ли радость. И что-то еще, а что – непонятно.

– Сейчас?

Он не потрудился ответить.

Ава подалась вперед, заглянула ему в глаза и шепнула:

– Уайлд, я не одна.

Ах вот оно что! Теперь понятно.

Лицо ее смягчилось.

– Ох, Уайлд, – сказала она чересчур ласково. – Ну почему именно сегодня?

Может, не стоило к ней приходить. Может, было бы лучше, если бы к ней зашла Хестер.

– Я насчет Наоми Пайн, – сказал он.

Аве стало интересно. Она оглянулась, вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь.

– Насчет Наоми? С ней что-то случилось?

– Она пропала.

– То есть как это – пропала?

– Она твоя ученица, верно?

– Вроде того.

– Вроде того? Поясни.

– Сперва ты поясни. Что значит «пропала»?

– Ты заметила, что она не ходит в школу?

– Решила, что она приболела. – Ава поплотнее запахнула махровый халат. – Ничего не понимаю. Почему ты спрашиваешь про Наоми?

– Пытаюсь ее найти.

– Но почему? – Уайлд не ответил, и Ава продолжила: – С отцом ее разговаривал?

– Мой коллега разговаривал. – Так проще, чем объяснять про Хестер.

– И что?

– Отец говорит, что Наоми в гостях у матери.

– Так и сказал?

– Да.

– Наоми давно уже не общается с матерью. – Теперь Ава встревожилась по-настоящему.

– Да, мы в курсе.

– А ко мне почему пришел?

– Кое-кто, – так снова проще, – сказал, что вы с ней дружите.

– Все равно ничего не понимаю. Почему ты ищешь Наоми? Тебя кто-то нанял?

– Нет. Попросили об услуге.

– Кто попросил?

– Не могу сказать. Ты не знаешь, где ее искать?

Дверь у нее за спиной отворилась. В проеме возник здоровенный мужчина с очень длинной бородой. Он посмотрел на Аву, на Уайлда и сказал:

– Привет.

– Привет, – отозвался Уайлд.

Бородач снова посмотрел на Аву:

– Я, пожалуй, пойду.

– Не спеши, – сказал Уайлд. – Я ненадолго.

Бородач еще раз посмотрел на Аву. Затем кивнул, словно прочел ответ у нее на лице, и спросил:

– В следующий раз?

– Да, конечно.

Бородач поцеловал ее в щеку, хлопнул Уайлда по спине и неторопливо спустился с крыльца. Забрался в «GMC Террейн», сдал назад и помахал на прощание рукой. Уайлд повернулся к Аве и задумался, не стоит ли извиниться. Ава отмахнулась:

– Заходи.

Уайлд сел на тот же красный диван, где они с Авой впервые поцеловались, и обшарил комнату быстрым взглядом. С тех пор как он провел здесь три дня, в комнате почти ничего не изменилось. На стенах появились две новые картины, висели они почти ровно: акварель с изображением измученного лица и написанный маслом пейзаж. Гора Хувенкопф, недалеко отсюда.

– Твои работы? – спросил он.

Ава помотала головой:

– Учеников.

Уайлд так и думал. Ава не любила показывать свои картины. «Это личное, – однажды ответила она на его вопрос. – В них слишком много от меня. И все недостатки сразу бросаются в глаза».

– Не Наоми рисовала?

– Нет, – сказала Ава. – Но ты давай, не стесняйся.

– В смысле?

– Поправь их. – Она показала на стену. – Я же знаю, что у тебя руки чешутся.

Ночами, когда Ава спала, Уайлд ходил по дому со строительным уровнем и проверял, ровно ли висят картины. На стенах его жилища не было картин – и по этой причине тоже.

Когда Уайлд начал поправлять рамы, Ава села в кресло в другом углу комнаты, подальше от него.

– Ты должен рассказать, почему ищешь ее.

– Нет, не должен.

– Прошу прощения?

Он закончил возиться с акварелью.

– Некогда объяснять. Ава, ты мне доверяешь?

– А стоит? – Уайлду показалось, что голос ее прозвучал резковато. Она откинула прядь волос с лица, помолчала. – Да, Уайлд, я тебе доверяю.

– Расскажи мне про Наоми.

– Я не знаю, где она, если ты об этом.

– Но она же твоя ученица?

– Пока нет, но скоро будет.

– Не понял?

– Я посоветовала ей записаться на курс основ акварели. В следующем семестре. Тогда она и станет моей ученицей.

– Но ты с ней уже знакома?

– Да.

– Как вы познакомились?

– Три дня в неделю я дежурю в столовой. Прискорбно, но после сокращения там людей не хватает. – Она подалась вперед. – Ты же сам учился в этой школе, верно?

– Да.

– Не поверишь, но когда мы… – Она подняла глаза к потолку, словно подбирая нужное слово; пожала плечами и продолжила: – Были вместе, я понятия не имела, кто ты такой и какое у тебя прошлое.

– Знаю.

– Откуда?

– Это всегда заметно.

– Другие как-то иначе к тебе относятся, да? Ладно, проехали. Не важно. В школе ты был изгоем, да?

– В какой-то степени.

– В какой-то степени, – повторила она, – потому что ты сильный, красивый. Наверняка спортивный. Полная противоположность Наоми. Она пария, Уайлд. Целиком и полностью, с головы до пят. Такая вот девочка. Одноклассники ее изводят. Понимаю, так говорить некрасиво, но по какой-то причине она пробуждает в окружающих этот инстинкт. Ту часть человеческой натуры, о которой не принято говорить. Каждый из нас с удовольствием смотрит этот спектакль. Лишь отчасти, но тем не менее. Как будто Наоми заслуживает такого отношения. И дело не только в учениках. Преподаватели тоже нет-нет да улыбнутся. Я не говорю, что им нравятся все эти издевательства, но никто не пытается защитить Наоми.