Страница 7 из 10
Глава 3
«На чужбине»
Морозным днём 18 ноября 1920 года на фоне причудливой панорамы Константинополя вырисовывались силуэты многих судов, на которых теснились толпы людей. Здесь, в проливе Босфор, историей подводился своеобразный и бесславный итог трехлетней гражданской войны.
Первым, как и планировалось, пришвартовался «Генерал Корнилов». Врангель с частью высших офицеров своего штаба быстро пересел в поджидавший автомобиль, и отправился куда-то в город. Остальные же суда остановились на почтительном расстоянии от причалов и, прогремев спускаемыми на грунт якорями, приготовились к терпеливому ожиданию. Команды разгружаться не было, а без неё выходить на турецкий берег никто не рисковал. И без того не слабый ветер усилился, нагоняя волны холода на вконец измученных эмигрантов. Но теперь берег был близко, а, значит, можно было и потерпеть… Люди жались друг к другу, пытаясь сохранить хоть остатки тепла… Время шло, но причал был безмолвен… Лишь ближе к ночи по радио прозвучало долгожданное разрешение, и капитаны судов, стараясь не потопить собратьев по несчастью, стали организованно становиться под разгрузку. Не обращая внимания на истошные вопли своих пассажиров, и требования немедленно идти к причалам. Панике тут не было места… Военные выстраивались в колонны, и пешим строем отправлялись к местам вынужденной дислокации. Частью, оставаясь при штабе барона, в самом Константинополе, но большей частью направляясь на острова Галлиполли, Чалтаджа и Лемнос. Военные суда были отведены в порт Бизерта, на территорию Туниса. Остатки Русской Армии были размещены в Турции, где генерал Врангель, его штаб и старшие начальники получили возможность восстановить её как боевую силу. Ключевой задачей командования стало, во-первых, добиться от союзников по Антанте материальной помощи в необходимых размерах, во-вторых, парировать все их попытки разоружить и распустить армию и, в-третьих, дезорганизованные и деморализованные поражениями и эвакуацией части в кратчайший срок реорганизовать и привести в порядок, восстановив дисциплину и боевой дух.
Кроме того, следовало учесть, что в эмиграции уже была какая-то часть бывших военнопленных Первой мировой войны. Они то, как раз, вовсе не желали распять Россию на штыках белой армии, и всячески пытались вернуться в страну. Однако были сведения о неоднократных попытках враждебных Советской России сил помешать возвращению на родину русских военнопленных, находившихся в Германии. В 1919 году среди них велась усиленная вербовка в белогвардейские армии. Правительства стран Антанты пытались использовать русских военнопленных в Германии в качестве резерва для пополнения антисоветских сил на фронтах гражданской войны. Такая вербовка проводилась и во Франции, причем французские власти подвергали русских солдат жестоким преследованиям за отказ участвовать в «агрессии против народных масс России». Судьба бывших военнопленных, направленных в белые армии, складывалась по-разному. Как выяснилось, часть этих людей потом снова возвращалась, и во Францию, и в Германию, и другие страны, но уже в качестве белоэмигрантов. Были сейчас они и здесь, в Константинополе…
Убедившись, что военные расквартированы, барон успокоился. Но и о судьбе гражданских лиц не забывал, как тогда казалось. На первое время разместив их в многочисленных крошечных гостиницах и домишках… Сам же вернулся к проливу Босфор, и поселился на яхте «Лукулл».Туда же переправили и его семейство, а также войсковой архив и казну. До 1 мая 1921 года битый генерал рассчитывал снова высадиться в одном из пунктов Черноморского побережья России. А пока в качестве платы за расходы по содержанию врангелевцев французским властям в Константинополе были переданы русские корабли. Странное решение, прямо скажем… Собирался вернуться в Россию, а на чём?
Появилось время для передышки, если так можно выразиться. Однако гражданский люд вовсе не желал находиться здесь. Средства существования у многих были уже на исходе. Жилья, кроме вышеупомянутых гостиниц, не предвиделось. Иного выхода, как занимать их, просто не было. Да и одежду, еду приходилось или покупать, или выменивать. К тому же, было очень похоже, что Врангель охладел к чаяниям гражданских, упорно делая ставку лишь на свою армию. И что прикажете делать? Ждать голодной смерти? Ну нет!!! И потянулись людские «ручейки» в Европу. Правдами-неправдами эмигранты добирались до Франции, Польши, Германии. Кто-то остановился раньше, не имея ни сил, ни возможности двигаться дальше. Сотни и тысячи русских могил усеяли этот скорбный путь…
Между тем Врангель принимал все меры к тому, чтобы укрепить пошатнувшуюся дисциплину в своих войсках. «Дисциплина в армии должна быть поставлена на ту высоту, которая требуется воинскими уставами, и залогом поддержания ее на этой высоте должно быть быстрое и правильное отправление правосудия».
«Неблагонадежных» подвергали разным репрессиям. Из них в Галлиполи сформировали специальный «беженский» батальон. Командир батальона должен был насаждать строжайший порядок и выбить из головы «беженцев» всякую мысль о возвращении в Советскую Россию. В глазах «начальства» попавшие в батальон люди были чуть ли не большевиками. Они посылались «на самые тяжелые, грязные работы, их арестовывали при малейшей оплошности…».
Карательные органы действовали по тем же правилам, которые в свое время применялись в Крыму. Приговаривали к смертной казни, к каторжным работам и арестантским отделениям, некоторые из офицеров были разжалованы в рядовые. В галлиполийском лагере об этом напоминала выложенная камнями надпись: «Только смерть может избавить тебя от исполнения долга». Белое командование видело свою задачу в том, чтобы создать здесь «надежный и вполне подготовленный кадр будущей армии». В конце декабря 1920 года Врангель направил командирам корпусов секретное предписание о тайном сохранении оружия.
Началась усиленная муштра тех, кто жил в Галлиполи и других лагерях. До трех тысяч человек обучались в учебных командах армейского корпуса. В поле шли тактические учения, проводились даже двусторонние маневры. Офицеры тренировались, участвуя в штабных военных играх. В программе занятий с солдатами были и штыковой бой, и самоокапывание, и изучение уставов. Каждый день начинался и заканчивался молитвами. Когда же после вечерней молитвы наступал, наконец, желанный отдых, как вспоминал об этих днях бывший галлиполиец, «мы бросаемся в своем сарае на одеяла, разостланные на поду, и погружаемся в тяжелый сон. Раздеваться нельзя. Слишком холодно. И так изо дня в день».
В феврале 1921 года Врангель произвел смотр своих войск. Он посетил Галлиполи и Лемнос. Хотя далеко и не в полном составе, но сохранялись дивизии, полки, батальоны, батареи и эскадроны, а также военные училища. Продолжалось производство из юнкеров в офицеры. Все делалось для того, чтобы поднять боевой дух этих оторванных от родины людей, создать у них впечатление, что якобы именно они являются представителями подлинной России. Была еще одна сторона жизни врангелевцев в лагерях, о которой предпочитали особенно не говорить. Речь идет об отношениях с местным населением. Группы казаков по 30-40 человек бродили по окрестным деревням и наводили ужас на местное население. Жители боялись оставаться в своих домах на ночь. Всюду массовое воровство, насилия и грабежи, в которых принимали участие и офицеры. Потом награбленные и ворованные вещи продавались на базаре в соседнем городке Мудросе.
Понятно, что такое положение дел Врангеля совсем не радовало. А тут еще в лагерях стали усиленно муссироваться слухи о каком-то международном десанте, формируемом для борьбы с большевиками.
Фигурировал, в частности, генерал Краснов. В ноябре 1917 года, как известно, он был взят в плен революционными солдатами, а потом великодушно отпущен «под честное олово», что он не будет вести борьбу против революции. Уже в январе 1921 года он предлагал сформировать с этой целью четыре корпуса: два – силами русской белой армии, один – при помощи Маннергейма и один – силами других иностранцев. Чуть позже стало известно, что Краснов «разрабатывает план движения на Петроград со всех сторон на весну 1922 года».