Страница 12 из 28
— Ну конечно же! Вы подумайте, Гриндельвальд создал анклав, изменил его…
— Перенес точку входа! — воскликнул Гарри, внезапно понявший, к чему клонит Стивен. — Мы должны сделать так же!
Стивен посмотрел на него с веселым удивлением, а Даниэль поморщился.
— Мы? Очень нескромно, мистер Эванс.
Разве? Гарри полагал, что вполне реалистичен.
— Но в целом верно, — сказал Стивен. — Переносить-то будем не мы, понятное дело, нас на такое никак не хватит. Но мы можем расшифровать тридцатую тетрадь. Загадка анклава, несомненно, там.
— Если он ее вообще записал, — сказал Даниэль.
— Знаешь, Дэнни, вот что мне в тебе нравится, так это твой безбрежный оптимизм.
Даниэль, к удивлению Гарри, хмыкнул и совсем перестал походить на профессора Снейпа.
— Должен же кто-то тебя уравновешивать. Что сказал профессор?
— Ну ты же знаешь, как он относится к тридцатой тетради.
— Как? — спросил Гарри. Как можно вообще «относиться» к тетради?
— Что ты по моему списку успел? — вместо ответа спросил Стивен.
Гарри рассказал. И, похоже, Стивена приятно удивил.
— Ну тогда ладно. К слову, вернемся с обеда, прочитай его статьи. Даже если не поймешь, в чем вся соль, будет понятнее, на что обращать внимание. Значит так… Великая Идея нашего профессора в том, что когда Гриндельвальд увлекся эсперанто — а это доказано, кстати, оглавление двадцатой тетради на нем написано, оно частично расшифровано… Так вот, Идея в том, что Гриндельвальд изобрел свой язык и последующие тетради писал в том числе и на нем. «Теория опознания шестого языка» называется. Но в 95-м теорию понадкусали.
— Это та статья про гэльский? — вспомнил Гарри.
— Точно! Хорошая статья, только все примеры из тридцатой тетради. И, похоже, автор-то прав. Вы только профу не говорите, он меня изгонит с позором.
— Профессор Кольбе не любит, когда студенты теряют время с тридцатой тетрадью, — добавил Даниэль меланхолично.
— Именно. Но он тем не менее согласился. Ты представь, что будет, если получится!
Даниэль скривился. Видимо, от радужных перспектив.
— Вся группа займется тридцатой тетрадью?
— Кроме Тео и Джона. Тео сидит на оглавлении двадцатой и с него не слезет, пока кто-то из них не падет смертью храбрых. Ничто не сдвинет Тео, даже апокалипсис. А у Джона — его сквозной растительный код. Хорошая идея, пригодится.
— Он как раз вчера брал тридцатую.
— Лентяй, — радостно сказал Стивен. — Там растений-то по пальцам пересчитать. Ничего, поделится. У него с пятой по восемнадцатую не описаны вообще, найдет, чем заняться.
После обеда Гарри вернулся к статьям и книгам. Напроситься посмотреть на обрадованного известием Джона хотелось, но обоснования для этого желания Гарри не придумал даже для себя, не то что для Стивена. Лишь чуть позже, когда Гарри уже открыл «Мажику» за 1989 год, ему пришло в голову, что можно было и не объяснять ничего. Он имел полное право пойти вместе со всеми в комнату группы. В конце концов, поглядеть на дневники ему тоже хотелось. Ничего. Почитает и слетает посмотреть. Сегодня все собирались уйти рано, около четырех, и Гарри настроил кусалку в часах на три.
Статьи, как оказалось, Стивен пересказал гораздо понятнее (и короче), чем они были написаны. После первой Гарри заполнил три страницы блокнота непонятными словами и определениями, но вторая пошла легче. Страниц на нее ушло только полторы, и треть объема — из-за биографии профессора Кольбе, чересчур кратко изложенной в начале статьи.
Профессор «Гдлбрг. ун.», 46 года рождения, «Дрмштнг.» — это было понятно: Гейдельбергский университет, учился в Дурмштанге. Но что такое «маг. Кр. Капелла», в которой состояла его мать во время войны? А «Дахау», в котором содержался его отец-сквиб? И как этот неназванный отец смог успешно аппарировать оттуда во взрослом уже возрасте, в 44-м? И как ему удалось не расщепиться, а попасть в дом матери Кольбе? И что такое «РАФ», который Кольбе поддерживал в 1968–1972? Что-то серьезное, если его исключили из Гейдельберга за год до диплома и восстановиться он смог только пять лет спустя и на первый курс. Он что, был кем-то вроде Пожирателя?
Вряд ли. Но надо узнать. На всякий случай. Постоянная бдительность — штука полезная.
К трем Гарри успешно дочитал статью про гэльский, исписал еще три страницы блокнота и, чувствуя себя героем, закрыл «Мажику». Часть журналов можно было уже сдать, но он решил разобраться завтра. Сложил книги стопками и накрыл заклинанием «взято» со своим маяком, чтобы найти было проще.
Затолкнул в рюкзак копии статей «почитать вечером», подумав, что надо бы об этом написать Герм, вскинул рюкзак на плечо и вскочил на метлу. Работа закончилась, теперь полетим смотреть интересное.
Группа была в сборе, только профессор уже ушел. Оксфордские за своим столом сидели хмурые, на их столе лежали три большие тетради в кожаном переплете с красными кругами на карточках каталога, еще одна была раскрыта: на развороте цвел чертополох, Гарри видел цветы, даже не приглядываясь. Оксфордские же разглядывали листы без переплета и о чем-то тихо разговаривали.
Гарри прошел мимо, к столу Стивена и Даниэля. На столе громоздились книги и бумаги, на половине Даниэля — аккуратными башнями, а со стороны Стивена — холмами и волнами. Стивен услышал шаги Гарри, поднял голову от записей.
— Что, уже четыре? Ты садись, только Вульфбарда со стула сними.
Гарри снял тяжелый том Вульфбарда, сел и покачал головой.
— Я раньше пришел, хотел на дневники посмотреть. Я же их так и не видел.
— И верно! — воскликнул Стивен. Махнул рукой в тонкой тканевой перчатке, и пара таких же перчаток слетела откуда-то с книжной полки, из-за словарей.
— Надевай. Сам понимаешь: Темный Лорд, все такое… Меры безопасности обязательны.
— А Джон не в перчатках, — надевая их, сказал Гарри. Ему казалось, перчатки слишком ему велики, но они тут же подстроились под руку.
— Наш Джон бунтует, — страшным шепотом сказал Стивен. — Мы тут проголосовали за тридцатую тетрадь, и он проиграл. Тео и профессор нас неожиданно поддержали, так что ему пришлось нам ее отдать. Ту часть, где нет растений.
— Неожиданно, — хмыкнул Даниэль из-за книжных стен, — как же! Он-то был уверен, что легко выиграет. Он-то не знал, что ты с профессором уже договорился.
— Не ходил бы в пятизвездочные отели на обед, знал бы, — фыркнул Стивен.
И друзья Джона остались с ним. Не захотели помогать спасать библиотеку. Из-за обиды. Глупо.
— И почему же он без перчаток? — спросил Гарри. — Это не опасно?
— Потому что он разозлился и швырнул их оземь, — улыбнулся Стивен во все зубы. — И теперь считает, что поднять или надеть новые — унизительно. Ага, я этого тоже не понимаю. Но ему это ничем, кроме гнева библиотекарей, не грозит. Перчатки-то, разумеется, не для нашей защиты, а ровно наоборот. Зачем портить оригинал выделениями своей кожи, верно? …Вот, смотри. Это — тридцатая тетрадь!
— Три ее четверти, — поправил Даниэль педантично. — Четверть с растениями у Джона.
— Ненадолго! — сказал Стивен.
Гарри смотрел на тетрадь. Большая, полторы ладони в длину, три — разворот. По золотистой бумаге вился непонятный совершенно текст, набор латинских букв, похожий на водоворот. Гриндельвальд писал, как хотел: ровно, косо, спиралями, в столбик — а между строчками сияли солнца, луны и звезды, иногда — наброски, но чаще — в деталях вырисованные разноцветными чернилами.
Гарри перелистнул страницу.
Система в записях все же имелась: даты и заголовки Гриндельвальд проставлял регулярно. Иногда обрисовывал буквы. Гарри и сам так делал, когда задумывался. Попадались и таблицы, и подсчеты неведомого в неизвестных единицах.
На следующей странице привычный уже ритм непонятных слов и пробелов сбился. Гарри после прочтения статей этого ожидал, но не думал, что заметит сам.
— Язык сменился…
— Впечатляет, а? — Стивен рядом сиял от гордости, будто тетрадь исписал самолично.