Страница 8 из 13
Путь второй. Воспользоваться услугами черного рынка. Продать какому-нибудь коллекционеру и предоставить ему возможность думать о легализации. Однако в этом случае вы вряд ли получите за папирус больше трети от того, чего он стоит. Впрочем, это гораздо предпочтительнее первого варианта.
Я прокашлялся.
– А сколько этот… гм… предмет может стоить?
– Если честно, затрудняюсь ответить. Сколько может стоить оригинал «Повести временных лет», или «Слова о полку Игореве»? Много. Очень много.
– И все же. Вы говорите – продать на черном рынке. Хотелось бы представлять сумму, которую я смогу выручить от этой операции.
– Несколько миллионов долларов.
– Вы серьезно?
– Серьезнее некуда. Хотя я не очень представляю того, кто у вас это купит, цена вполне может быть такой.
Некоторое время я сидел молча, не зная, что сказать.
– Признаюсь, вы меня огорошили, – произнес наконец.
– А уж как вы меня! – отозвался египтолог. – Я практически две ночи не спал. К слову, папирус в отличном состоянии, учитывая его возраст. Видимо, все это время он пролежал в каком-то сухом закрытом помещении с комфортной температурой в 15–18 градусов Цельсия. Иначе он бы просто сгнил. Можно предположить, что его сравнительно недавно извлекли из какой-то гробницы.
– А может, ему не так много лет, как кажется?
– Может. Анализ растительных волокон это покажет. В любом случае, цифра будет не менее полутора тысяч лет. За это я могу смело ручаться. Знаете, у меня есть просьба.
– Да, какая?
– Если не сложно, держите меня в курсе дела относительно дальнейшей судьбы папируса. Знаете, научный интерес и все такое…
– Хорошо.
– На досуге будете смотреть перевод – обратите внимание: представление об окружающем мире и предназначении человека несколько отличается от того, что потом под именем Гермеса Трисмигиста публиковалось в Средние века. Возможно, это отголосок древней философии, в соответствии с которой жили люди предшествующих эпох. Потом она была видоизменена, приведена в соответствие, так сказать, с насущными задачами современности. Впрочем, это лишь мое субъективное мнение. Да, и напоследок совет. Будьте осторожны. Уверяю вас, это не пустые слова. Тем более если учитывать, сколько это может стоить.
Египтолог встал, и я пожал ему руку.
Оставшись один, я некоторое время сидел в оцепенении. Информация, только что сообщенная мне, бурлила и клокотала в голове, точно Везувий, и никак не желала принимать спокойную, структурированную форму. Взгляд упал на лежащий на столе желтоватый сверток с папирусом.
«Подумать только, несколько миллионов», – я опасливо осмотрелся по сторонам и спрятал сверток вместе с заключением египтолога и переводом в портфель.
«Коньяку что ли выпить?» – подумал я и взглянул на часы. Было без пятнадцати час. «Вы уже перестали пить коньяк по утрам?» – отчего-то вспомнилась старая шутка, но я все равно заказал себе сто грамм.
Приехав в контору, я попросил секретаршу сделать мне крепкого кофе, после чего заперся у себя в кабинете и попытался собраться с мыслями. Однако это у меня не слишком получилось. Что делать дальше с папирусом, я представления не имел. Вынув из портфеля все, что получил от египтолога, я еще раз прочел заключение, после чего принялся изучать перевод. Всего в нем было 18 страниц. Завяз я уже на первой. Здесь излагалась некая космогония, причем текст изобиловал массой сносок и пояснений в скобках. Все это было трудно для восприятия и требовало полного сосредоточения. А мои мысли прыгали туда-сюда: от античного Платона с Пифагором до гуманистов эпохи Возрождения и нескольких миллионов баксов, за которые папирус якобы можно было продать.
Минут через 20 в кабинет осторожно постучали, и секретарша сказала, что по какому-то срочному делу звонят из типографии.
– Сейчас перезвоню, – отозвался я недовольным тоном.
Решив, однако, что вряд ли сию минуту что-то изобрету, а работа все же есть работа, я запер папирус в сейф и взялся за телефон.
После обеда я провел планерку, отправил на выставку – следить за стендом и вести переговоры с потенциальными клиентами – своего зама Володю Звягинцева, подписал счета, пролистал несколько каталогов иностранных издательств, присланных с утренней почтой, поругался по телефону с поставщиками бумаги… Одним словом, до конца рабочего дня я был завален делами, так что обратиться к переводу времени так и не нашлось. Под занавес выяснилось, что кладовщик на складе что-то напутал, и неизвестно куда подевались почти полторы сотни экземпляров заказного издания, причем отнюдь не самого дешевого. Пришлось тащиться на склад, устраивать разгон бездельнику, искать ошибку в складской базе данных, потом выяснять, куда кладовщик загнал паллету с потерявшимися экземплярами…
Я уже собрался было ехать домой, когда зазвонил телефон. Это была Натуля. Я совершенно забыл, что днем разрешил ей вернуться в мою квартиру на ночь. «Запасная связка ключей лежит…» – начал было я объяснять. Но Натуля быстро ответила «Я уже нашла. Целую» и повесила трубку. Одно слово – шустрая девочка.
Предвидя необходимость объяснять, где это я «до сих пор болтаюсь», а заодно испытывая раздражение на такую назойливость («она что, жена мне, в самом деле!») и имея самое твердое намерение дать достойный отпор нарушителю психологических границ, я нажал кнопку и строгим тоном произнес: «Да! Слушаю!»
Однако, вопреки ожиданиям, ничего объяснять, а тем более давать отпор не пришлось. Натуля была в совершенно невменяемом состоянии. Она что-то истерично крича-ла, и поначалу я не мог разобрать ничего, кроме слов «Ужас!» и «Что тут такое творится?»
Минут через пять мне удалось ее успокоить и выяснить, в чем дело. Придя, как мы и договаривались, в квартиру вечером, Натуля застала там страшный разгром. Было похоже, что в квартире побывали грабители.
– Я сейчас же уезжаю! – вопила она. – Сам с этим разбирайся!
– Ладно. Только осторожнее, когда будешь выходить. Посмотри…
– Ты что, совсем с ума сошел?! Куда меня посылаешь? Зачем я пойду? А вдруг меня убьют?
– Тогда сиди в квартире, только закройся на замок. Дверь-то цела?
– Да цела твоя дверь! Ты о какой-то двери думаешь больше, чем обо мне! Мне страшно!
– Что страшно?
– Находиться в квартире!
– Тогда поезжай.
– Пошел ты к черту! Лучше пошевеливайся там!
– Через полчаса буду, – и я побыстрее дал отбой, чувствуя, что еще минута – и я точно оглохну на правое ухо.
Машин на дорогах города в это время было не слишком много (час пик уже закончился), поэтому я домчался до дома даже быстрее – минут за 20 с хвостиком. Бросив машину у подъезда, я влетел в лифт и позвонил Натусе по телефону – чтобы она открыла.
Ната встретила меня изрядно захмелевшая и со стаканом джина в руке.
В квартире и вправду был разгром. Двери всех шкафов были открыты, как водяные шлюзы, через которые вот-вот должны хлынуть бурные пенные потоки. Половина стульев была опрокинута, книги с полок сброшены. Все ящики стола были выдвинуты, их содержимое тоже частично раскидано по полу. Кроме того, с первого взгляда было видно, что пропал ноутбук, а из большого стационарного компьютера буквально выдрали жесткий диск.
– Ну и ну! – я присвистнул и сел на диван. – Похоже, надо звонить в милицию.
Я набрал номер и продиктовал адрес. Повесив трубку, я оглянулся и увидел, что Натуся одетая стоит в коридоре.
– Все, я поехала, – заявила она. – С милицией сам разбирайся. Только до машины меня проводи.
– Ты что, с ума спятила? Куда ты поедешь? Ты же пила!
– Вот еще ерунда, – заявила Натуля. – Тоже мне причина.
Я крепко взял ее за руки и, несмотря на сопротивление, отвел в комнату. После чего силой усадил на диван. Затем вызвал такси. Минут через десять машина была у подъезда. Я отвел свою нетрезвую подругу к машине и не без облегчения проводил взглядом огни фар, скрывшиеся за поворотом.
Не успел я зайти в подъезд, как возле дома затормозила милицейская машина.