В блеске огней (ЛП)

Она не улыбнулась, но кивнула и повернулась, чтобы вернуться к своей работе. Я думал, что она закончила со мной, когда она сказала что-то еще.

— У Уиллы есть какая-то боль глубоко внутри, как и у тебя. Ей нужно исцелиться. Дай ей вылечиться.

Я сделал паузу и задумался над тем, что она только что сказала. Я не мешал Уилле выздоравливать. Она говорила со мной больше, чем кто-либо другой. Я помогал ей.

— Я это знаю. Она разговаривает со мной.

Мисс Эймс перестала возиться с миской перед собой и снова посмотрела на меня.

— Девочкам не обязательно тайком встречаться с мальчиками посреди ночи. Это не приводит к хорошим вещам. Уилле это сейчас не нужно.

Вот в чем дело. Уиллу застукали прошлой ночью. Ну, блин. В такие моменты мне очень хотелось, чтобы у нее был телефон, как у всего остального современного мира, чтобы она могла написать мне и подготовить меня к такого рода вещам.

— Это больше не повторится, — заверила я ее, беря круассан и направляясь к двери.

— Нет, не повториться, — согласилась она.

Это прозвучало решительно и как само собой разумеющееся. Как-будто мисс Эймс приняла решение. Это заставило меня улыбнуться. Я вернулся к лестнице, как будто собирался в свою комнату, но направился к заднему западному входу, чтобы незаметно пробраться к Уилле. Мне нужно было убедиться, что с ней все в порядке. Мисс Эймс не казалась по-настоящему счастливой с ней. Или мной.

Разговор с любопытной задницей Брэди этим утром не помог после моего взаимодействия с Реттом и его отцом. Ретт в данный момент находился в кабинете своего отца, и ему говорили правду. Я начал это, и теперь они все должны были закончить это. Теперь я знал правду. Это не означало, что я все еще не хотела убежать, но знание этого заставляло меня чувствовать себя сильнее. Не частью этой семьи, но я все еще чувствовал контроль. Это было лучшее, что я мог сделать в этой ситуации, хотя часть меня все еще болела за семью, которой у меня никогда не было и никогда не будет.

Когда я вышел из дома, я побежал обратно к дому на дереве и использовал лесистую местность для укрытия, чтобы никто не видел, как я направлялся к дому мисс Эймс. Особенно мисс Эймс. Увидев Уиллу и услышав ее разговор, я почувствовал бы себя лучше. Она была единственной, кто мог это сделать. Добравшись до задней двери, я постучал и стал ждать. Через несколько минут я постучал снова. Ничего.

Где она может быть? Как раз перед тем, как я отошел, чтобы постучать в ее окно, через щель в двери выпало письмо и отскочило от угла, когда оно ударилось о крыльцо, прежде чем плюхнуться к моим ногам.

«Гуннер» было четко написано спереди почерком Уиллы.

—Уилла? Открой дверь, — сказал я достаточно громко, чтобы она меня услышала.

Ничего.

Что, черт возьми, происходит? Она была там. Доказательство лежало у моих ног в каком-то дурацком письме. Наклонившись, я поднял его и открыл, чтобы вытащить оттуда аккуратно написанное от руки письмо.

— Уилла! Что это значит? — Крикнул я, и сердце мое упало.

Письма от девушек, которые не хотят с тобой разговаривать, никогда не бывают ничем хорошими. Мне нужно было, чтобы она поговорила со мной. Мне не нужна была записка! Черт возьми!

Когда она ничего не сказала, я развернул письмо и начал читать.

Гуннер,

Мне жаль, что это должно быть сделано в письме. Поверь мне, это не мой способ бояться встретиться с тобой лицом к лицу. Это единственный способ защитить себя. Не от тебя, а от того, чтобы меня отослали. Снова.

Нонна ждала меня вчера вечером, когда я вернулась домой. Эта ситуация не выглядело хорошо, и это было похоже на то, что случилось с моей матерью, когда она была в моем возрасте. Нонна боится, что я закончу, как моя мать, и она беспокоится обо мне.

У меня никого не было, и Нонна взяла меня к себе. Она заслуживает от меня большего, чем то, что я крадусь из дома по ночам. Она попросила меня не проводить время с мальчиками, и я нарушила это правило в первую же неделю моего пребывания здесь. Это несправедливо по отношению к ней. Она дает мне дом, когда никто другой этого не сделал.

Внутри тебя много боли, и нужно время и пространство, чтобы исцелиться. Поступление в колледж в следующем году даст тебе это. За пределами Лоутона есть целый мир, который ты можешь завоевать. Я не могу дать тебе исцеление, в котором ты нуждаешься. Мне бы хотелось думать, что любить тебя достаточно, но это не так. Сейчас для нас неподходящее время, и для нас обоих это лучше.

Я буду учиться на дому до конца года и останусь в этом доме. Никаких прогулок или контактов с кем бы то ни было. Это к лучшему. Мне тоже нужно исцелиться.

Мне жаль, что я не могу быть рядом с тобой, но я должна позаботиться о себе.

Уилла

      Я его не перечитывал. Мне и не нужно было. Слова были ясны. Я сложил листок обратно в аккуратный маленький прямоугольник и положил его обратно в конверт, прежде чем сунуть обратно в щель.

Потом я ушел. Спорить с ней не было смысла. Я устал умолять мир любить меня. Я был измотан, пытаясь быть достаточно хорошим для кого-то, чтобы хотеть бороться. Уилла не была исключением. Этого следовало ожидать. Что-то со мной было не так. Это было единственное объяснение.

Она не любила меня. Если бы она любила меня, то открыла бы эту дверь и встретилась со мной лицом к лицу. Объяснила мне это лично. Дала мне больше, чем лист бумаги. Я пришел к ней домой. Постучал в дверь и позвал ее по имени. Это было так же близко к попрошайничеству, как я собирался сделать. Больше никогда. Я должен был знать лучше, чем любить кого-то и доверять им любить меня в ответ.

Будь осторожен, Гуннер

ГЛАВА 48

УИЛЛА

Стоя у окна, я держала в руках письмо, которое он прочитал, а затем вернул мне. Его удаляющаяся фигура была напряженной, и мне захотелось позвать его по имени и побежать за ним. Нонна ясно дала мне понять, что я должна держаться подальше от Гуннера, иначе я пойду в католическую школу в Нэшвилле.

Он больше ничего не сказал мне через дверь и даже не пытался задавать вопросы. Я была готова ответить, если бы он это сделал. Игнорировать его было слишком тяжело. Мне было больно не отвечать ему. Письмо было единственным способом, который я могла придумать и не попасть в неприятности с Нонной. Она не понимала, что Гуннер нуждается во мне. Она беспокоилась обо мне.

Когда я больше не могла его видеть, я положила письмо на тумбочку и вернулась на кухню, где стоял телефон. Позвонить ему было заманчиво, но это не помогло бы. Это бы все усложнило. Поэтому я осталась стоять одна на кухне. Желая, чтобы все было по-другому. Зная, что этого никогда не будут.

Через два дня Нонна снабдила меня ноутбуком и записала на домашнее обучение онлайн. Она не очень хорошо разбиралась в технике, но я — да, так что я смогла исследовать ее и показать ей, что ей нужно делать. В понедельник я думала, что смогу поспать допоздна, так как мы еще не были готовы к онлайн — занятиям, но Нонна разбудила меня в пять утра со списком дел, которые она хотела сделать в доме.

До восхода солнца и после захода я работал над этим списком. Взяла перерыв только, чтобы пообедать. Но я не жаловалась. Я бы предпочла убираться в доме Нонны, чем в доме какой-то незнакомой мне женщины в Нэшвилле.

Во вторник утром я была рада, что мой компьютер и классы готовы, так что мне снова не придется делать еще один из этих списков. Не то чтобы в этом доме было чем заняться. Теперь он был безупречно чистым и полностью организованным.

Однако Нонна снова разбудила меня в пять с другим списком, на этот раз гораздо короче вчерашнего, и заставила меня сделать все это до восьми, когда она ожидала, что я начну свои занятия. С такой скоростью я собирался начать ложиться спать в восемь каждый вечер, чтобы выжить. Никто не должен просыпаться в пять утра. Еще даже не рассвело.