Страница 17 из 20
– Всё, покидаем это уютное и гостеприимное место! Нам еще до машин предстоит топать. Думаю, что ни у кого нет мыслей о похоронах этих душегубов? Моё мнение – пусть их кости таскают птицы.
Другого мнения никто не высказал, поэтому сборы были недолгими, спустя пару минут, мы выдвинулись к спрятанным в лесу машинам.
За километр от деревни нам попался одиноко бредущий по полям в нашу сторону зомби, удивительно, откуда он тут взялся. Наверное, услышав звуки выстрелов, решил, что там можно будет полакомиться. Артём, заметив его ещё издалека, долго рассматривал чудовище в прицел своей новой винтовки, но потом с сожалением произнёс:
– Нет, не буду я тгатить дефицитный патгон на говном месте. Газ Бегсегку некуда девать свои силы, то пусть ещё кувалдой своей помашет.
Берсерк молча пожал плечами и пошел первым, с кувалдой в руках. Когда расстояние сократилось, зомби увидел нас. Казалось, что он обрадовался встрече, вытянув руки вперед, как будто собираясь сжать в крепких объятиях своих старых друзей, он прибавил скорость. До объятий дело не дошло, сильный удар кувалды сбоку, в голову, заставил его улететь в сторону, перекрутившись пару раз в воздухе и на веки затихнуть, упав в снег с проломленным черепом.
Больше по пути ничего примечательного не произошло. Машины стояли так же, как мы их оставили, замаскированные ветками, посторонних следов рядом не было видно.
Глава 5. Ранчо
“
Конь в пальто
”
Раскидав в сторону ветки, погрузившись в автомобили, тронулись. На этот раз со мной в машине ехал Кузьмич и Витя, во втором броневике, следом за нами, Артём, Кирилл и Алёшенька. Кузьмич был понурый, страшная расправа над блондинкой и проигранный мне спор испортили ему настроение. Сев рядом со мной в пассажирское кресло, он уставился на весело крутящегося страуса и обратился к нему:
– Хорошо тебе, да? Знай себе катайся в машине и крутись, не жизнь, а мёд.
Услышав это, я улыбнулся и сказал:
– Кузьмич, это мой страус – собеседник и психоаналитик в одном лице, ищи себе другого. И вообще, не ты ли не так давно упрекал меня за разговоры с ним, крича о дурке и шизе?
– Пипец ты жадный, игрушку для товарища зажал, у меня на душе дерьмово, кошки скребут, закапывая это самое дерьмо, и никак не закопают. Всё достало: люди, обнажившие свои гнилые натуры, нелепые и страшные смерти вокруг, непонятные мифические бабки в красных шлемах. Вот и хочу балдеть, как этот страус, и ничего не делать.
– Да ты через полдня, проведённого без бухла, начнёшь от чертей бегать, а через неделю руки на себя наложишь.
Кузьмич перевел взгляд со страуса на меня и сдался:
– Ладно, ладно, ты выиграл спор, признаю. Хотя это очень обидно, я был уверен, что это трофеи этих охотников, гореть им в аду.
– Я уже думал, что ты сейчас скажешь: «Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок, ты мне больше не дружок». Хватит себе голову этим спором забивать, как будто корову проиграл. Всё равно вместе выигрыш разопьём.
– Ну, хоть это утешает. Сколько нам еще до этих ковбоев примерно ехать?
– Двадцать километров осталось. И смотри там такое не ляпни, а то посадят тебя на бешеного быка или что там у них за развлечения раньше были, уже не помню. Помню только, в фильмах у всех револьверы, ботинки с колесиками и обязательные драки, во время которых пианист оживляется и начинает играть бодрую музыку.
Все засмеялись, потом Витя заговорил:
– Я тут посмотрел, как эти граждане, которых мы убили, были вооружены.
Кузьмич не дал ему договорить и смеясь добавил:
– И записал их в буржуев и врагов народа? Стволы дорогие, значит это не рабочий класс, а проклятые капиталисты и угнетатели были, я угадал?
Витя посмотрел на бесцеремонно влезшего в разговор Кузьмича, злобно сверкнув очками, продолжил:
– Угадывать, равно как и думать, – это явно не твоё. Речь шла не о классовой принадлежности, если у них с собой такие игрушки, то что осталось на их базе? А этого мы никогда не узнаем благодаря, как раз, тому, что ты не думаешь, что говорить. Именно из-за твоих неосторожных слов, Берсерк своей кувалдой превратил голову пленницы в кровавую кашу. А нам теперь не узнать, где осталась их база и вещи.
Кузьмич от возмущения перестал дышать, с каждой секундой все больше выпучивая глаза. Казалось, еще чуть, и они выскочат. Потом, сделав глубокий вздох, он заорал:
– Ты, четырёхглазый, самым умным себя считаешь?! Тогда я тебе напомню одну маленькую деталь, которая, судя по всему, отразилась от твоей лысины и не попала в мозг! Именно благодаря мне эта перегидридная курица жила еще пятнадцать минут! Если бы я вас всех не упрашивал оставить одного для допроса, вы бы всех положили! И кто, по-твоему, её спас, накрыв своим телом, чтобы картавый не добил её выстрелом? Ты?!
Витя досадливо поморщился и проговорил:
– Кузьмич, ты вообще умеешь нормально разговаривать, как это принято в приличном обществе?
– Я много что могу, но не хочу! Что значит «приличное общество»? Это ты сейчас про лицемеров, которые раньше улыбались друг другу в глаза, а за спиной крыли матом? Я тогда пил настойку боярышника, и мне было хорошо. А сейчас вообще неважно, приличный ты или нет! Как думаешь, у кого сейчас больше шансов выжить, у того, кто закончил Гарвард и знает пять языков, или у кого есть жратва и оружие?
– При чём тут Гарвард? Человеком важно оставаться в любой ситуации, для этого и придуманы правила приличия.
Кузьмич громко засмеялся и полез за своей флягой. Сделав три мощных глотка, он мощно выдохнул, отчего угол лобового стекла с его стороны мгновенно запотел. Вытерев рот рукавом, он произнёс:
– Я считаю, правила для того и придуманы, чтобы их нарушать. Вот, например, скажи мне, какой дурак решил, что по выходным можно пить, а по будням, особенно с утра, неприлично?
– Видел я на заводе таких любителей с утра залить глаза. Бывало даже, что видел не целого человека, а то, что от него осталось после того, как его станок перемолол. Или утром, в автобусе, вдыхать алкогольное «амбре» от стоящего рядом алкаша, думаешь, приятно?
– Не знаю, я был по другую сторону, тем самым алкашом, и мне было просто охренительно. И вообще, ты достал быть таким правильным и нудным, хочешь, я тебе сейчас, в нарушение всех мыслимых правил и норм, в карман нассу? – пьяно произнес Кузьмич, изображая почти голливудскую улыбку, но, поскольку у него было во много меньше, чем тридцать два зуба, то получился, скорее, безумный оскал.
Витя, на всякий случай, отодвинулся подальше и замолчал. Я спросил у Кузьмича:
– Ты в туалет хочешь? Остановить машину?
– Это будет зер гуд, но это не обязательно, могу и Виктору в карман надудолить.
Зажав на рации клавишу, говорю:
– Артём, нужно сделать остановку, у нас тут Кузьмич грозит устроить потоп, если мы его не выпустим, прижимайся за нами на обочину. Приём.
– Пгинял, Кузьмич ссыкун, пагкуемая на обочине. – отозвалась рация голосом Артёма.
Я снизил скорость и направил автомобиль на обочину, второй броневик последовал моему примеру, остановился позади нас. Раз пошла такая пьянка, то я тоже схожу полью деревце. Судя по тому, что все повылазили из машин, не один я так подумал. Быстро сделав свои дела и выкурив по сигаретке, рассаживаемся по машинам и трогаемся.
На полностью пустой дороге изредка попадались брошенные машины и бесцельно бродящие зомби. Дальнейшая поездка прошла спокойно и не принесла нам сюрпризов. О том, что мы прибыли на первую точку запланированного маршрута, я понял еще до того, как увидел само поселение. Сначала началась дорога, явно расчищенная от снега, потом я увидел машины со следами пулевых отверстий, сдвинутые чем-то мощным на обочину. На дороге стояли бетонные блоки, растянутые в шахматном порядке, кем-то заботливо покрашенные в красную полоску, как раньше любили делать в армии. Сбоку от блоков, на обочине, стоял большой рекламный щит.