Существо

– Мне показалось, что она разговаривала с кем-то. Ну, по-своему, как Зоя обычно делает. Я хотел узнать, с кем.

До появления Зои Ира ничего не знала о языке жестов. Но когда возникла необходимость, она быстро научилась и теперь общалась бегло и ловко. То, что Никите казалось неповторимой ловкостью рук, для Зои было самой обычной речью.

Она поняла вопрос и ответила так же быстро.

– Она разговаривала с Региной, – перевела Ира. – Она называет ее «красивой девочкой», вот ведь зайка моя! Видишь? Дети способны видеть истинную красоту, кое-кому не мешало бы поучиться!

Существо было последним человеком на Земле, который подходил под определение «красивая девочка». Но Никита не видел смысла указывать на это, его волновало другое.

– Как Зоя могла с ней разговаривать? Сущ… Регина не двигалась, я видел!

– Зоя говорит, что они беседовали о цветах, которые скоро появятся в саду, и Регина рассказала ей много интересного. Смотри, они подружки!

– Ира, да забудь ты про подружек! – не выдержал Никита. – Как Зоя получала ответы, если Регина не двигалась? Она что, слышала голос в голове или что-то вроде того?

На этот раз Ира была озадачена – хоть что-то смогло пробиться через ее обычный кокон жизнерадостности! Она о чем-то расспрашивала малышку, и Зоя отвечала ей. Судя по всему, маленькую девочку вообще ничего не беспокоило, и эта ситуация не казалась ей необычной.

Под конец Ира тоже улыбалась.

– Какое богатое у ребенка воображение! – всплеснула руками она. – Надо же, удивительно талантливая девочка растет!

– А если без лирики?

– Злобный ты какой-то стал, Ник!

– Какой был, такой и остался. Зоя что, представила себе голос Регины?

– Она не может представить голос, она не знает, что это такое, – указала Ира. – Нет, она вообразила, что видит прямо перед собой руки, которые складывают жесты и разговаривают с ней. Ну разве это не мило?

Нет.

Это было совсем не мило.

То, что приводило Иру в восторг, леденило Никите кровь. Он мгновенно представил руки у самого лица Зои, разговаривающие с ней… Пока разговаривающие. Что, если в следующий раз эти руки свернут Зое шею? Раз – и хрустнули кости, и нет ее, а туповатые родители поверят, что это был несчастный случай.

Они не готовы искать правду. Они не видят опасность и не будут никого защищать. Для Никиты это стало очередным доказательством того, что он сейчас очень нужен дома.

Существо быстро сообразило, кого необходимо опасаться. Когда Никита был рядом, оно изображало смирную овечку, беспомощную жертву, за которой надо ухаживать. И он, высокий, сильный, отказывающийся помогать ей, смотрелся совсем уж бессердечным тираном.

Это не осталось незамеченным. Чувство отчуждения крепло, и ему казалось, что вся его семья перешла на сторону Существа, а про него будто забыли!

– Ты, похоже, устал, – холодно заметил Гриша. – Совсем вымотался на своих тренировках, вот тебе и мерещится то, чего нет. Подумать только, ты даже из фантазий пятилетнего ребенка умудрился сделать проблему! Иди отдохни, утром обсудим, как быть дальше.

Возможно, он был в чем-то прав. С тех пор, как Существо появилось в доме, Никита ни на секунду не позволял себе расслабиться. Может, у него действительно началась паранойя?

Он отправился спать раньше – еще и десяти не было. Он, вымотанный тренировкой, а потом и скоростной поездкой на велосипеде, заснул почти мгновенно. А проснулся он в темноте – и не по своей воле.

Он все еще лежал на кровати, плоско на спине, и Существо было над ним. Лицо, на которое он опасался смотреть даже издалека, при свете дня, теперь было всего в паре сантиметров от его лица. Хотя какое там лицо! Это была морда ящерицы, и темнота не мешала Никите рассмотреть каждую трещину в коже, каждую складку, каждый иссохший, оторвавшийся слой. Глаза, в которые он смотрел, были глазами Бездны, черными, как ночное небо. Сухие губы Существа растянулись в искаженной ухмылке, делавшей и без того страшную морду похожей на ритуальную маску.

А хуже всего было то, что Никита не чувствовал никакого веса на себе. Если бы Существо заползло на него и теперь пялилось на него вот так, уже было бы плохо. Но оно не лежало на нем, оно парило прямо над ним, не касаясь. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Он не хотел смотреть, а отвернуться не мог. Его будто парализовало, Никита не мог шелохнуться, ему только и оставалось, что глядеть на монстра, зависшего над ним.

Он давно уже не чувствовал такого страха – животного, ослабляющего, пожирающего и мысли, и волю. Когда-то Никита уже проходил через это, но давно, и он был слабым. Чтобы избавиться от страха, преследовавшего его с тех пор, он постоянно тренировался, он сделал все, чтобы стать сильнее. Он и был сильным! Самым сильным в своей команде… да и в этом доме, приемный отец вряд ли сравнился бы с ним.

Но вот настало время первой проверки, и все его достижения обнулились. Что толку с того, что он теперь здоровяк, который железо руками гнет? В ночной тьме, перед лицом чудовища, он был все тем же маленьким мальчиком, который когда-то забивался в угол своей спальни… Это перевоплощение унижало его, ранило, и все равно он не мог вырваться.

Существо было повсюду. Лицо рептилии оставалось так близко, Никита должен был почувствовать дыхание на своих губах… И не чувствовал. Оно не дышало, и вместо тепла от него шел холод. А черные волосы, длинные, обычно укрывавшие Существо мантией, теперь извивались, как разъяренные змеи. Они закрывали от Никиты тот небольшой кусочек реального мира, что еще оставался с ним. Очень скоро клетка захлопнулась, и были только эти волосы, касающиеся его… Никита чувствовал, как они душат его – и будто проникают внутрь, двигаются прямо в его горле. Он не знал, как это объяснить. Не все в мире, оказывается, поддается объяснению.

Оно пришло сюда, чтобы убить его. Существо сообразило, что только он не поверил в обман, и теперь старалось избавиться от нежеланного противника. А Никита даже не мог попросить о пощаде, ему едва удавалось дышать из-за черной массы, проникавшей ему под кожу. Он задыхался, сердце колотилось так быстро, что казалось: оно вот-вот взорвется в груди.

Ему оставалось лишь то, что он делал давно, когда сам был ребенком. Он зажмурился и начал считать до десяти, и так – снова и снова. Он заставил себя отстраниться от всего, что с ним происходит, не думать ни о боли, ни о страхе. Ему нужно было вырваться из этого момента… или умереть спокойно.

Помогло. В какой-то момент он просто перестал чувствовать, вообще, и время для него исчезло. Он знал, что это вряд ли подействует на Существо, и все ждал, когда темнота заберет его. Но ничего не случилось – и он вдруг понял, что снова может двигаться. Наваждение отступило.

Никита был не из тех, кто сомневается в себе. Все это было, точно было! Гадюка напала первой, но по какой-то причине у нее не хватило сил убить Никиту. Первый раз она отступила, а отступит ли второй? Вряд ли – поэтому он не собирался позволять ей вторую попытку.

Он даже не смотрел на часы, хотя за окном по-прежнему было темно. Плевать, сколько времени, какой вообще день. Все должно закончиться прямо сейчас, больше ничего не важно.

Он оделся и покинул комнату. Внизу горел свет, было слышно, как работает телевизор, а значит, Ира и Гриша снова засиделись допоздна, у них такое бывало. У Никиты сейчас не было ни настроения, ни сил объясняться с ними и пробиваться через их вечное непонимание. Он миновал их, не удостоив даже взглядом, и направился к подвалу.

А вот они его заметили. Попытались окликнуть, но он не обратил на них внимания. Они были так удивлены, что не сразу даже последовали за ним. Еще бы! Не было раньше в их доме такого: чтобы старший сын кометой проносился мимо посреди ночи.

Никита понимал, что это, может, не очень правильно, но ничего не мог с собой поделать. Внутри кипело возмущение, все остальное было не важно. Он был не в том состоянии, чтобы думать о последствиях, у него осталась только одна цель: убрать из дома Существо любой ценой, а там будь что будет!