Собиратель Сухоруков

И события последних двух недель всей своей лютой тяжестью вновь навалились на мои плечи! Какая бронза! Какая медь! Мой дом стоит на грани уничтожения (надеюсь, еще стоит).

– Это долгий разговор, мой друг, – вздохнул я. – Пройдем в дом?

Вновь пришлось начать грустный пересказ нашей войны с пурепеча. Купец мрачнел лицом, а, когда узнал, что я отправился за помощью к теночкам, то вообще закашлялся и нахмурился.

– Что-то не так?

– Что-то не так, – задумчиво повторил мои слова Накацтли, глядя куда-то в сторону. – Уж не знаю, как ты собрался добраться до теночков, владыка. Земля их у великого озера весьма далека отсюда. Путей туда немало, но все они весьма неудобны. Можно плыть по Мезкале, но это обходной путь. Сначала придется долго плыть на восток, через южные территории владений теночков. Спустя многие дни пути река будет заворачивать к северу, так что можно будет выйти к озеру, но уже с востока. Можно идти напрямик, так гораздо короче, но это путь через горы. Места довольно дикие, к тому же, совсем недавно там прошло восстание, после чего теночки совершенно разорили страну – я бы там решился идти только с большим отрядом.

Мы говорили на четланском, так что теперь Звезда с трудом успевала следить за смыслом наших бесед. Но она старательно вслушивалась, и хоть с опозданием, но вклинилась в разговор.

– Восстание? Брат отца моего, да когда ж это восстание было?

– Ты, видно, совсем забыла, девочка, в каком году мы живем?

– А в каком году мы живем? – вырвалось у меня.

На совершенном автомате вырвалось. Просто разум уцепился за фразу, я не успел ее обмозговать, и выстрелило подспудное желание. Давно упиханное в глубины подсознание, но очень – очень! – сильное желание: узнать «в когда» же я попал?!

– Второй год Кролика, – с легким удивлением ответил мне купец, как будто сообщая прописную истину (впрочем, наверное, оно так и было).

«Ну да, разогнался! – хмыкнул почти забытый басок в голове. – Ты что, всерьез подумал, что эти дикие индейцы назовут тебе год от рождества Христова?»

И добил: «Или до?».

«Ну, не подумал, чего издеваешься?! – тяжко вздохнул я. – Дураку понятно, что у них тут свой календарь. Как у китайцев? Интересно, а у них тут каждому году свой зверь, или это такая эпоха: второй год кролика, третий год кролика…».

– Всего второй год? – шутканул я вслух. – Что-то коротковатое у вас летоисчисление.

Но мой желчный юмор не оценили.

– А у вас какой?

– А у нас сейчас «этот год». До него был – «прошлый», а ждем вот – «следующий».

– Ну да, ну да, – вежливо покивал Накацтли, хотя, в глазах его явно читалось ильфо-петровское «Дикий народ! Дети гор!».

– А второй год у нас потому, что тринадцатилетний цикл только недавно начался, – оживленно пояснил купец. – И каждый новый год мы называем знаком самого первого дня в году. Понятно?

– Вроде да… Каждый год будет иметь свой уникальный знак?

– Не совсем. Вот скажи, сколько в году дней?

– Триста шестьдесят пять, – машинально ответил я.

– Молодец! – внезапно обрадовался куитлатек, словно шестилетка взял да и доказал ему теорему Пифагора. – А месяцев в году сколько?

– Двенадцать, – решил я продолжить игру в умника.

Однако, тут мне не повезло. Купец невольно скривился, снова понизив меня до глупого дикаря.

– Восемнадцать!Восемнадцать месяцев, и каждый день в месяце имеет свой символ. Крокодил, Ветер, Дом, Ящерица, Змея – и так все двадцать дней. А восемнадцать дней по двадцать дней это сколько всего дней будет?

Унизить меня, что ли решил? Я быстро перемножил, выдал «триста шестьдесят», снова повышая свой культурный статус. Купец аж по ляжкам себя хлопнул от удивления.

– Верно! Но остается еще пять дней! И это пустые дни, которые не входят ни в один из месяцев.

Я кивнул.

– Не входят, – продолжил лекцию-семинар Накацтли (которую никто не просил!). – Но все равно каждый день, по-прежнему, имеет свой знак.

Я, кажется, понял, к чему ведет купец.

– Значит, каждый год дни и их знаки смещаются на пять? Получается, что годы называются только… только четырьмя знаками?

Накацтли потерял дар речи. Правда, ненадолго.

– Воистину, ты мудр, владыка. Годы следует нумеровать от одного до тринадцати, а символы к ним присоединяются следующие: Кролик, Тростник, Кремень и Дом.

– Не слишком ли путано? – задумался я. – Эти ваши кролики, дома постоянно повторяются. И в новом цикле и в прошлом.

– Вовсе нет. Символы повторяются через четыре года. Я точно знаю, что в этом цикле Кролик будет вторым, шестым и десятым годами. А в следующем цикле он будет первым, пятым и так далее.

Капец, как запутанно! У меня от местной календарной системы уже начала болеть голова. Хотя, может быть, всё дело в привычке? Мой мозг привык к линейному летоисчислению, а они – к цикличному. И им легко помнить, когда и за кем идут все эти кролики.

– Но всё равно, – я неожиданно для себя осознал, что уже вовлекся в ненужную мне дискуссию. – Всё равно ведь рано или поздно номера лет и символы повторятся?

– Конечно, – важно кивнул Накацтли. – Всё повторяется через четыре тринадцатилетних цикла. Все вместе они образуют великий круг лет – пятьдесят два года. Когда этот круг подходит к концу – завершается целая эра. Редко какой человек живет дольше такого срока.

«Ну да, – подумал я. – По-своему, очень стройная система получается. Человеческий век, по крайней мере, век осознанной жизни, без детства, когда плевать на календари – точно не дольше пятидесяти двух лет. А значит, зачем придумывать более длинное летоисчисление? Может быть, какие-нибудь жрецы в своих храмах ведут счет великим кругам, нумеруют их как-то. Но простым людям это нафиг не нужно».

Накацтли уже открыл было рот, чтобы продолжить лекцию, но я решительно встал.

– Ужин был так чудесен, мой гостеприимный друг, что, кажется, я переел, и мне нехорошо. Пойду во двор, подышу.

Раз уж голос Червяка проклюнулся, надо пообщаться. Заняться, так сказать, внутренним самоанализом.

«Слышишь меня? – воззвал я к космосу, тем более, что звезды уже высыпали на непривычно чистое небо. – Поговорить бы надо».

«Весь внимание» – на этот раз великий Золотой Змей Земли не стал кочевряжиться.

«Купец категорически не хочет пускать меня к теночкам, – выдал я свои наблюдения. – Сначала расписывал ужасы похода, а, как только появилась возможность сменить тему, тут же вцепился в эту возможность клещами и целую лекцию мне выдал».

«Да слышал, – хмыкнул мой внутренний Папанов. – Кстати, полезная лекция. Ну, а про теночков, что думаешь? Купец ведь к тебе вроде бы хорошо относится. Может быть, и правда – нечего тебе там делать?».

«Заботился бы обо мне – всю правду сказал, – возразил я. – А он явно имеет свои резоны, о которых не хочет мне говорить. Только вот мне это вообще без разницы! Правду он говорит или врет… У меня-то другого выбора нет! Мне надо к ним идти, иначе всё бессмысленно».

«Даже, если вас проглотили, у вас есть минимум два…».

«Только не надо мне этих дурацких цитат! – взорвался я. – Если такой умный, то подскажи мне второй выход! Молчишь? Вот то-то… Как мне вообще без помощи возвращаться?».

«Лучше вернуться без помощи, чем не вернуться вообще».

«Вот уж сомневаюсь. Тогда уж им лучше вообще без меня остаться: сдадутся на милость пурепеча, будут им подати платить».

«А, кстати, это идея! – оживился Желтый Червяк. – Может быть, начать новую жизнь? Вот хоть здесь. А что? Откроешь купцу тайну стекла – он тебя на руках носить будет! И племяшку в жены отдаст, понравилась ведь племяшка? Признавайся! Тут вон медь вагонами, закрутишь бизнес. А то гляди, и шишку местную подсидишь! А? Отстроишь тут себе новую Четландию – с блэкджеком и… племяшкой!».

Я на миг даже дышать перестал. Змей змеем, а ведь, по сути, это же мои мысли. Мои! Я сам где-то в глубине души оказался готов к этому. Сбежать. Начать всё по новой… Бросить тех людей. Которые десятками и сотнями страдали за меня. Умирали за меня. Хотя, ничего мне, по большому счету, ничего мне не были должны.