Собиратель Сухоруков

– Мацихатла, о великий! Ничтожного зовут Мацихатла! – радостно затараторил тот. – Готов случить светлейшему владыке…

– Пошли, – оборвал я песнопения, от которых неприятно царапало в груди.

– Куда?

– Служить! – не сдержавшись, прикрикнул я и для пущей убедительности похлопал ладонью здоровой руки по лбу: не тупи, мол.

Потом махнул головой – следуй за мной – и вернулся вглубь дома. У Носача своего тронного зала не было (и слава богу!), зато уютных комнатеек хватало. В одной из них я и обосновался. Пока там лежали толстая выглаженная ножом плаха и десяток пуфиков для того, чтоб сиделось помягче. Но я уже поклялся, что обзаведусь в своем дворце нормальными столом и стульями!

Пока же пуфики. Я привалился к стене, указал своему новому порученцу на место напротив и принялся выпытывать у него все про житье-бытье в здешнем селении. Мацихатла был словоохотлив без меры, язык его бежал вперед мысли – находка для… императора. Очень быстро мне стало ясно, что в Излучном всё вертелось вокруг рода имачаты. Семьям Котов-Убийц доставались лучшие поля и рыбные ловища на реках, их товары возили на большие торжища в низовьях, а уж судиться с кем-то из этого рода никто и не пытался: последнему дураку было ясно, в чью пользу вынесет решение имачата.

В общем, дело простое: чтобы заручиться поддержкой угнетаемых родов (да и безродов) надо отнять все привилегии у Котов-Убийц. Нда… И заполучить в качестве врагов самую могущественную и многочисленную группировку в селении.

– Скажи, а вот здесь, вокруг дома Носача, как раз Коты и живут?

– Конечно, – кивнул Мацихатла. – Род живет близ своего вождя. Думаю, ты, владыка, уже заметил, что почти все здесь стремятся поселиться поближе к ручью. На северном берегу живут Колибри. Там полоса между Великой и горами сужается, зато вся она издревле только им принадлежала. Поэтому у них раньше были самые большие маисовые поля. Правда, с недавних пор старый имачата часть земель отнял. То долги какие-то выдумывал, то просто велел делиться. Здесь, на возвышении живут Коты. Как видишь, живут широко, здесь же и сеются. А ближе к реке и дальше на юг стоят дома рода Клювастой Крысы. Некоторые хижины почти у самой воды, на сваях стоят. У них земли меньше всех, зато она самая лучшая.

– Это почему?

– Великая, – пожал плечами мой осведомитель.

Красавчик! Как будто что-то очевидное сказал.

– И? – грозно так спросил я.

– Река разливается, владыка. И на прибрежных землях оседает ил. Летом там сеяться опасно – река непредсказуема. Зато можно засадить поля даже зимой, в сухую пору. И урожай из-за ила там высокий. Крысы даже плавают на лодках в тихие заводи, черпают ил со дна и потом разливают его по более дальним полям. Вот от того их земля самая богатая.

Ничего себе! Оказывается, здесь, в Излучном, четлане научились удобрять землю! Видно, успели перенять у кого-то опыт.

– А в остальных родах ил не используют?

– Кто-то использует. Но у многих либо лодок нет, либо поле далеко… Либо земли много.

Земля… Земля – это мой самый краеугольный вопрос.

– А ну-ка, Мацихатла, полезли на крышу!

– Зачем, владыка?

– Землю искать!

Глава 3. Здесь граду быть

С крыши дома Носача обзор и впрямь был неплохой: стоял тот на бугре, да и сам был повыше многих, хоть, и в один этаж. Я озирался, в поисках территорий, где бы я мог поселить своих черных. На севере полей действительно было много, они желтели покошенной ботвой и тянулись вдоль реки, покуда не пропадали из вида.

– А что у нас у реки?

Я, оказывается, вслух спросил. Безрод удивленно вскинул брови, но ответил.

– Мангра, владыка.

Всё устье ручья поросло кривыми, замшелыми, непроходимыми зарослями, которые достаточно широкой полосой тянулись на север и на юг.

– А почему бы их все не вырубить?

– Зачем?

– Под поля.

Мацихатла завис на несколько вдохов.

– Не надо владыка. Та земля нездоровая, лес гнилой, ямы с тиной. И заливает их постоянно.

– Но ты глянь южнее – там берег чистый. Значит, там вырубили?

– Это торговый берег, владыка. Там галька, песок, камни – вот ничего и не растет. Поэтому там у Носача торжище располагае… лось.

– Почему у Носача? У берега ведь Крысы живут. Разве это не их торжище?

– Роду могут поля принадлежать, – Мацихатла рассказывал очевидные вещи и не скрывал снисходительного тона. – Всем прочим распоряжается совет вождей. И имачата. В Излучном имачата вождей мало слушает. Так что выгодное торжище давно под себя подгреб. Но я тебе о другом говорил: видишь, еще дальше мангра опять начинается? Снова берег илистый, топкий – и снова он весь зарос. Там, где Великая встречается с Серой Водой – один сплошной лес.

Я узнавал эти места: именно здесь осуществлялась наша «легендарная» атака на владения Носача. Когда всё, что могло пойти не по плану, пошло именно не по нему.

– Там, в основном, живут безроды – вон их редкие хижины. Что они могли отнять у мангры, уже отняли. Всё больше маленькие клочки сухой здоровой земли. Эти огрызки местные имачата чужакам разрешали засевать – кто на них позарится? Так что нет смысла вырубать мангру – древесина плохая, земля – еще хуже.

Индеец говорил убежденно, но я понимал, что он мыслит, исходя из своего уровня знаний. Наверняка мангровые заросли можно превратить поля. Только одной вырубки здесь мало. Нужно изучить рельеф, провести ирригационные работы: прорыть каналы, возвести насыпи. Продумать защиту от паводков. Всё это требовало таких усилий, которые я пока себе позволить не мог. Так что оставлю мангру на будущее.

Север занят, запад и юг в зарослях, а восток? Я, наверное, впервые пристально взглянул в сторону гор. Которые, кстати, южнее ручья были очень далеки от берега. Огромный пустырь, целая пустошь, плавно поднималась вверх, чтобы, наконец, соединиться со скалами.

– А там? – осторожно спросил я, ожидая подвоха.

– Сухотье, – развел руками Мацихатла. – Догадываешься, владыка, почему эти места так прозвали? Мертвая земля. Никаких родников, даже дождевая вода с гор туда не стекает – она вся на север, в ручей уходит. Крайне скудная земля. Видишь, там даже лес толком не растет. Коряги да кактусы. На Сухотье только самые отчаянные поля выжигают. И то – лишь поблизости от ручья.

Пустошь, действительно выглядела бесплодной. Но зато столько земли! Полить бы ее! Может быть, колодцы можно вырыть?

Мацихатла оказался бесценным кладезем информации. Знал он практически обо всем. И, если честно, когда увлекался, то с него спадала маска простачка, которую безрод старательно лепил на себя. Да и Носача он явно недолюбливал: все время в его речи проскальзывали обвинения против мертвого имачаты и всего его рода. Что-то было у них в прошлом. Что-то явно плохое.

Беда в том, что ничего полезного я пока из своего кладезя не выудил. Информация накапливалась, а решения не было. Ни по одному из трех пунктов.

– Володыко! – над краем крыши взошла кудлатая голова Ннаки. – От ты где ж! А я тобе ищу!

Оцколи недобро сощурился в сторону Мацихатлы. Незримая война их за будущий месяц переросла все мыслимые пределы. Но я не помню, когда она началась. Кажется, уже тогда Мясо люто невзлюбил «кладезя». За что – понятно. Оба этих проныры были одного типа людьми. Очень похожими и поэтому остро конкурировавшими в рамках общей «экологической ниши». Ннака считал кормовое место подле владыки своим – и потому бесился, когда на нем начинали пастись другие. Глыба с Хвостом, даже Кочи с Вапачиро были другими людьми и не беспокоили моего чубатого горца. А вот безрод Мацихатла сразу показал, что готов грызть глотки и валяться в пыли ради теплого места под солнцем. И пахать, как проклятый. Не забывая о своей выгоде. Это в «кладезе» чувствовалось сразу. Вот и Ннака почуял это своим звериным чутьем.

Единственное, что их различало: Мясо был гораздо более прямым. Он мог хитрить и лавировать, но вот впрямую нализывать зад – неспособен. И по этой причине для меня оцколи был на порядки дороже и ближе, чем Мацихатла. Только сам я этого горцу не говорил. Пусть поволнуется. Как любой деспот, я просто обязан внушать своим ближникам, что я им нужнее, чем они мне. Глыба всегда знал, что «если что» – есть Черный Хвост. Почему бы Мясу не сформировать такую же угрозу? В лице Мацихатлы.