Собиратель Сухоруков

– Ты попросил о помощи, сообщил об угрозе – и вот мы здесь. Поклонись благородному уакусеча, Ицкагани! Перед тобой Апачетаме – третий сын главы одного из могущественных кланов нашей земли. Перед именем Менгари из клана Уанаказе трепещут все дикари севера. Тебе крайне повезло, имачата. Когда твой гонец с посланием, полным страха и слез, прибыл в Цинцунцанн, в столице оказался сам глава клана. Многие воины каконци ушли на войну на восток, и ты мог долго не дождаться помощи. Но Менгари не пожалел лучших воинов и своего могучего сына для похода против Недоноска. Юный Апачетаме удостоился звания ангариеча, ему доверили знамя из перьев белой цапли, освященное в храме самим верховным петамути. Он привел с собой с севера семь двадцаток опытных в боях кенгариеча – воинов славных, добродетельных. Более того, его отец сам нанял за Лермой отряд беловолосых гуамаров, диких нравом, но отличных лучников. Видишь того высокого воина с крашеными волосами? Это их вождь Спящее Лицо, в чьем доме хранятся уши двенадцати врагов, убитых в честных поединках.

Шоануапе сделал паузу.

– А теперь позволь представить человека, самого важного для тебя. Это Курипарашан, островитянин. Курипарашан – наследник царей Пакандана, крупнейшего острова на священном озере Пацкуаро. Сей мудрый владыка обласкан милостью каконци: он удостоен звания карача капеча и будет управлять всей долиной Мезкалы от слияния с Тепалькатепеком и до самого моря. Он твой господин, в его руках отныне твоя жизнь и процветание. Славный Курипарашан привел сюда всё ополчение острова – двадцать двадцаток славных воинов. С таким воинством сыны Курикавери окончательно вернут себе эти земли, обеспечат защитой тебя и прочих верных четлан.

– Я выражаю глубокое почтение и покорность перед благородным уакусеча Апачетаме и уважаемым Курипарашаном, – склонился Ицкагани.

– Ниже, – прошипел Шоануапе. – Тебе придется привыкать кланяться ниже, имачата.

После чего бывший купец перевел слова вождя почетным гостям. Юный Апачетаме нетерпеливо махнул рукой и что-то недовольно бросил на языке пурепеча.

– Благородный уакусеча… доволен твоей верноподданностью, – не спеша перевел Шоануапе. – Но он спрашивает: почему ты не предупредил о том, что в поселении Недоноска построена крепость?

– Я… Я не думал, что это важно, – Ицкагани оказался в смятении. – Крепость? Мне говорили, что влады… Недоносок возвел какую-то странную стену. Я не знал, что он строил что-то еще.

Шоануапе снова перевел, молодой военачальник рыкнул еще более недовольным тоном. Четлане смотрели, как спорят благородный воин и бывший купец, и радость их от появления армии пурепеча незаметно угасала.

– Ты очень плохо поступил, – наконец, заговорил с Ицкагани Шоануапе. – Зря не сообщил в столицу такие важные подробности. Воины солнцеликого каконци сильно недовольны твоей… недальновидностью. Они винят тебя в том, что понесли потери в бою. Тебе придется очень постараться, чтобы умерить их гнев.

– Я буду стараться, всесильный окамбеча! – закивал Ицкагани. – Очень сильно буду стараться!

– Хорошо. Во-первых, тебе привезут раненых в бою воинов. Разместишь их у себя, будешь кормить, поить и лечить.

– Хорошо! Я с радостью позабочусь о воинах солнцеликого каконци! А много ли их?

– Шестьдесят.

– Шестьдесят?! – не удержался от восклицания стоявший поблизости «прынц» Кровавая Чаша. – Сухая Рука поранил три двадцатки пурепеча?

– Заткнись! – прошипел имачата Черного Урочища и снова с улыбкой повернулся к гостям. – Шоануапе, ты сказал «во-первых»?

– Именно так. Во-вторых, вы будете снабжать едой людей Апачетаме, покуда тот не покорит Недоноска.

– Не покорит? – теперь Ицкагани вытаращил глаза от изумления. – То есть, благородный Апачетаме еще не захватил Излучное? С таким воинством?

– Ты хочешь, чтобы я перевел им твой вопрос, имачата? – зло прошипел новоиспеченный окамбеча, прищурив глаза. – Так я сделаю это. И поверь, трех вдохов не пройдет, как твоя голова присоединится к голове твоего папаши. И не на почетном месте, а в помойке! Ты не представляешь, как воины злы после вчерашнего боя!

– Прошу простить меня за глупые слова! – опустил глаза Ицкагани. – Не стоит их переводить, лучше забыть о них вообще.

– То-то. Ицкагани, раньше ты казался мне более прозорливым и мудрым вождем. Я не хотел бы разочароваться в тебе… Так вот, пока воинство пурепеча воюет с Недоноском, что заперся в своей крепости, ты будешь кормить воинов. В день тебе должно привозить к Излучному двенадцать мешков маиса или иной крупы и тридцать тушек уток.

– Сколько? – ахнул Кровавая Чаша.

– В день? – с той же интонацией добавил Ицкагани.

– Именно так. Ну, можно вместо уток давать двадцать индеек или столько же собак.

– Мы не разводим собак, всесильный окамбеча, – тусклым голосом ответил имачата.

– Ну, не знаю. Твои охотники могут забить в лесу оленя – он заменит десяток уток. Но продукты должны поступать ежедневно! С завтрашнего утра!

– Да, господин...

Глава 19. Моя оборона

И был день третий. Третий день после смерти. Это я накануне вечером придумал. Вчерашний день закончил без каких-либо боестолкновений. По каким-то своим соображениям вражеский полководец устроил своим полный выходной. Ни единой стрелы, ни единого брошенного камня – а у нас умерло еще шестеро: несколько воинов скончались от полученных позавчера ран. К вечеру от постоянного движения у меня разошлась рана, было очень больно, кружилась голова. Я понимал, что скатываюсь в депрессию, чего сейчас никак нельзя допускать. Ночка в очередной раз заботливо меня перевязывала, а я занялся аутотренингом. Пока мышцы расслаблялись, искал формулу для самовнушения. Что могло придать позитива в имеющейся ситуации? Решение пришло простое и парадоксальное: чтобы высоко оценить сегодняшний момент, надо занизить планку. И я начал внушать себе, что еще позавчера мы все могли умереть. А потому, каждый последующий день – это дар сверх положенного. Прожил еще день – чем не повод для радости?

И помогло. Вместо утрат мозг начал акцентироваться на возможностях. Мы получили целый день, чтобы укрепить оборону, воздвигли большую баррикаду из мешков с землей вдоль водохранилища, сформировали ополчение. По иронии судьбы, сейчас у меня было воинов больше, чем перед нападением. Шесть пятерок черных превратились в шесть двадцаток. Только вот что это за армия? У половины нет щитов и никаких доспехов. Даже копья не у всех, некоторые с топорами и даже с дубинами. А что касается боевого опыта… Эх. Позавчера эти люди боялись выйти под обстрел, чтобы строить стену из мешков. Но с другой стороны, мои «ветераны» тоже не особо опытные. Всего несколько человек ходили со мной в нелепый поход на оцколи. Где-то полсотни (из выживших) участвовали в захвате Излучного. Только всё это была ненастоящая война. Реальный боевой опыт оба воинства получили только вчера. И далеко не все смогли его пережить.

Надо признать, практически никто не бежал с поля боя, все действовали более-менее слаженно. В сражении произошло немало нелепостей, которые стоили жизни людям. Но, в основном, это были проблемы управления. Моего управления. И я этого себе никогда не прощу. А, если выживу, то извлеку из этого максимальный урок.

И все же, первое сражение показало, что для войны здесь вполне хватает регулярных тренировок и психологической готовности вступить в бой. Это, конечно, не сделать за один день… но моим новым ополченцам придется постараться. У них есть только эта реальность. В которой враг стоит под стенами и может напасть в любой момент.

На площадке перед казармами черные тренировались с самого утра. Сейчас работала двадцатка, которой командовал… Муравей! Юный Аскуатла старательно выстраивал пятерки, так, чтобы имеющиеся в наличии щиты могли прикрыть максимально всех, сбивал их в общий строй, раз за разом командовал расходиться, сходиться, идти вперед, разворачиваться.

Я удивился, что мальчишка взлетел столь высоко. Во время отдыха даже подошел к одному из «ветеранов» (кажется, его звали Черепаха) и спросил, как Муравей стал двадцатником.