Страница 86 из 115
— Тогда чем ты недоволен?
— Собой, — буркнул Элунэль.
— Это из-за того, что тебе наговорила Рижина?
— Не только. — Элунэль свернул в маленькое кафе возле супермаркета, сел за столик. Официант, ничего не спрашивая, принёс по чашечке кофе и пирожные.
— Хорса, — голос Элунэля стал глухим, едва заметно дрогнул, — Долерин был самым молодым правителем Хелефайриана за всю историю нашего народа. Он правил всего лишь год… Сведения о нём было приказано стереть из летописей, имя Долернина мы должны произносить только с добавкой «предатель». Но это всё ложь. Долерин был честнейшим и благороднейшим из хелефайев. И моим лучшим другом. Побратимом. — Элунэль немного помолчал и дальше заговорил по-русски: — Мы жили по соседству и дружили едва ли не с рождения. Я старше всего на год. А в двадцать пять Долерин стал всевладыкой. Он совсем этого не хотел, но Выбирающий Огонь показал именно на него. Так самый обычный парнишка из маленького провинциального городка оказался владыкой всего Хелефайриана. А я получил звание советника. В делах управленческих толку от меня никакого, но Долерин отчаянно нуждался в поддержке. Ему было очень страшно и одиноко… Но при этом отваги и чести у него оказалось больше, чем у нас всех, вместе взятых!
Элунэль замолчал, смотрел невидящим взглядом в чашку с остывшим кофе.
— Наш народ был сотворён первым, — сказал он. — Затем появились гномы, после них — гоблины. На этом Предрешатели хотели остановиться. Ведь у них уже было всё необходимое: мастеровщина, крестьянщина и… — тут Элунэль запнулся, — …личная гвардия. Но не только. Мы были ещё и спутниками. Украшали для наших Сотворителей мир, дарили им лучшие танцы и песни, помогали справиться с мелкими бытовыми делами, которые отвлекали их от дел высших. Мы стали самыми любимыми и ближайшими из их детей и учеников, потому что смогли доказать — мы достойны этой чести. Доказать своей преданностью, чистотой и бескорыстием служения, умением быть полезными Всесовершеннейшим так, как не мог никто в мире. Нас начали называть Дивным, Светозарным и Благословенным Народом не только стихийники, но и все остальные — маги, оборотни, человеки. Все, кто жил в те времена под защитой Великих Учителей. Но вскоре всё изменилось.
Элунэль подозвал официанта и потребовал горячего молока с мёдом. Официант удивился, но заказ выполнил. Элунэль тут же схватился за кружку. Мёд и молоко хелефайи обожают.
— Гоблины были первыми, — сказал Элунэль, — кто поднял бунт против Высочайших Всеправителей. Черномазые говорили, что, сотворив стихийников, Предрешатели не обрели права распоряжаться нашими судьбами. Что творец не властен над творением, точно так же, как родители не властны над детьми, потому что дети — не куклы, а люди. Твердили, что если даришь кому-то жизнь, то обязан уважать её свободу, а иначе незачем было приводить её в мир. Покушение на свободу дарованной тобой жизни становится подлостью, потому что у каждого людя от первого вздоха и до последнего есть право на самостоятельность и независимость, которое никто не может отнять. Что плоды земли принадлежат тем, кто их вырастил, а не тем, кто на это смотрел. Гоблины предали своих Учителей и Создателей.
Я хмыкнула.
— Хочешь обижайся, Элунэль, хочешь нет, но я думаю, что гоблины правы целиком и полностью. Их кто-нибудь поддержал?
— Я знал, что ты ответишь именно так, — сказал хелефайя. — А гоблинский бунт поддержали сначала гномы, затем человеки, а там и ранговики присоединились. Но заводилами были и оставались гоблины.
Он невесело усмехнулся.
— До того мы считались лучшими воинами в мире. Непобедимыми. Но справиться с объединёнными силами бунтовщиков не смогли. Подвели наших Учителей и Хранителей. Тогда они сотворили вампиров. Бунт был усмирён за неделю. А вампиры заняли место по правую сторону Солнечнолунного зала, главной церемониальной комнаты во дворце Всесовершеннейших. Хелефайям осталась левая. Все привилегии, которые наш народ заслуживал столетиями, вампиры получили сразу и даром, даже ещё до того, как усмирили тот бунт. Предрешатели с самого начала одарили кровохлёбов доверием большим, чем Перворождённых.
— А гарантом покорности и верности новой гвардии, — сказала я, — стала Жажда. Хелефайи же никакими узами связаны не были. После восстания перепуганные до усрачки диктаторы сочли, что самым надёжными слугами будут скованные Жаждой и «алым словом» вампиры. Но члены Девятки оказались непроходимо тупы. Никогда нельзя полагаться на тех, кого разделять твой путь побуждает не собственный выбор, а боль и страх. По-настоящему такие люди всегда будут стремиться только к одному — освободиться от уз и уничтожить тех, кто их наложил.
— Да, — кивнул Элунэль. — Всё так и было. Гоблины ещё несколько раз поднимали бунты. Человеки поддерживали их почти всегда, гномы, оборотни и маги — в половине случаев, а вампиры бунты усмиряли. Мы оказались не у дел. Как на телохранителей Всеблагие тоже больше полагались на вампиров, чем на нас. На войне мы сражались бок о бок с крылатыми и могли бы доказать Высочайшим, что, будучи в физическом плане не столь совершенными воинами, как кровохлёбы, в мужестве, отваге и смекалке ничуть им не уступаем. Но войны случались гораздо реже бунтов, а танцы, песни и благодать наших долин Всесовершеннейшим быстро надоедали, и взор их опять обращался к вампирам. Наш народ оказался предоставлен сам себе. Но тут опять всё изменилось.
— Вампиры сумели освободиться от «алого слова», — догадалась я, — и нашли способ хотя бы частично управлять Жаждой.
Элунэль кивнул.
— Они сразу же заявили о своём полном нейтралитете. Ничего другого кровохлёбам не оставалось. Прочие расы не поверили бы своим недавним гонителям, предложи те союз, а уничтожить власть Девятки в одиночку вампирам не хватало сил. Оставшись без своей крылатой гвардии, Предрешатели опять вспомнили о хелефайях. Чему наши глупые предки только обрадовались, — горько усмехнулся Элунэль. — После много лет не происходило ничего интересного. Всё те же войны, бунты и празднества, что и всегда. А после пришёл день сокрытия. — Элунэль немного помолчал. — К восстанию, поднятому вампирами, присоединились все волшебные расы, за исключением нашей. У них было слишком много друзей и родственников среди человеков, чтобы отказаться от большого мира. А у нас — только Верховные Учителя и никому не нужная «чистота звёздной крови». Не знаю, почему наши предки не замечали, насколько мы, Дивный и Светозарный Народ, беднее первого попавшегося гоблина… Но, как бы то ни было, а восстание практически сразу захлебнулось в крови. Предрешатели изыскали способ снова ухватить вампиров за Жажду и связать «алым словом». И бросили на усмирение бунтовщиков. Вскоре вампиры сумели освободиться, но было уже поздно — все остальные расы их прокляли и назвали предателями, они стали вечными изгоями волшебного мира. К тому же освобождение оказалось неполным, Всеправители сумели-таки надеть на вампиров ленту покорности и заставили подчиняться десятку новых ограничений, узаконили их положение вечных отверженников. А нас назвали Благословеннейшими и своими приближёнными. Волшебный мир, за исключением незначительных отличий, приобрёл свой нынешний вид.
Элунэль замолчал, отвернулся. Жестом потребовал у официанта новый кофе. Когда подавальщик ушёл, Элунэль достал из кармана мобильник, включил плеер.
— У хелефайев, — сказал он, — не принято хвалить чужие песни и музыку, человеческие в особенности, но Долерин всегда называл это глупостью. Говорил, что истинный бард должен уметь ценить достижения других певцов и музыкантов и, сохраняя собственный стиль, учиться у них. Только так, постоянно совершенствуясь, непрерывно познавая и создавая новое, можно стать мастером. Думаю, они отлично бы поладили.
— Кто? — не поняла я.
— Долерин и Александр.
Элунэль поставил песню из Сашкиного альбома, который два дня назад скачал из моего ноутбука.