Страница 50 из 115
— И перевертни считаются у вас равными магам и перекидням? — спросил Грюнштайн.
— Как видите, — кивнула я на лисичку и рысь. К девушкам подсели два молодых мага, наперебой рассказывали что-то забавное — у перевертниц от смеха подёргивались уши.
— Волшебничать звериная ипостась нисколько не мешает, — сказала Люся.
Грюншайн нервно и зло комкал салфетку, не сводил с девушек тяжёлого до лютости взгляда. Я начала свирепеть — расист заезжий, пусть в своём Альянсе командует, где и как перевертням проводить циклическую трансформацию.
— Что надо сделать, — спросил Грюнштайн, — чтобы обрести гражданство Троедворья? С любой первоосновой.
— Получить разрешение Люцина, — сказала Люся. — После этого для вас проведут церемонию выбора первоосновы. Но зачем вам Троедворье? Ведь в Альянсе у вас успешная карьера, баронский титул, богатство.
— Дитрих, среди ваших родственников есть перевертень? — с интонацией утверждения спросил молчавший всё это время Роберт. Дыхание у него участилось, просматривает Грюнштайнову менталку.
— Брат, — ответил посол. — Сын отца от первого брака. Я родился от человечицы, Эрик — от перекидни. Отец был магом. Он очень рано умер, я даже его не помню. Эрик старше меня на десять лет.
— Высокочтимый фон Грюнштайн, — сказал Роберт, — ходить по звериной тропе — хитрость невеликая. Людмила Николаевна научит вас за пять минут. Вы научите вашего брата. Это будет более чем достаточной благодарностью за всё, что он для вас сделал, что бы в этом «всё» не помещалось.
Грюнштайн зло рассмеялся.
— Ты что, забыл, кровохлёб, — это же высшее искусство? За попытку обучить ему лагвяна смертная казнь положена и наставнику, и ученику. В первую очередь — ученику. Наставника заставят смотреть. Ты хочешь, чтобы я стал убийцей брата?
Мы с Люсей растерянно переглянулись, не желая верить в происходящее. Чтобы перевертень сорока одного года от роду ни разу не проходил звериной тропой — да не может этого быть! Принудительная отмена трансформации, комната без окон и с крепкой дверью… Меня бросило в дрожь.
— Я должен поговорить с директором, — сказал Грюнштайн. — Немедленно.
— Хорошо, — встала из-за стола Люся. — Мы сейчас же идём в «Чашу». Звериной тропой.
Мы вышли на крыльцо тёмной резиденции. Люся показала Грюнштайну, как выстраивать звериную тропу, нацеливать её на точку. Волшебство несложное, приготовительного курса. Я тоже могу выстроить звериную тропу, но пусть лучше инструктором будет чародейка.
Готовых троп в городе полно, они расстояние сокращают вдвое, поэтому протянуты по самым употребительным маршрутам — между резиденциями, нейтральными кафе и госпиталями. Но Грюнштайну, чтобы досконально разобраться в этом волшебстве, надо и протянуть, и развеять тропу самому.
Звериная тропа идёт через похожую на нигдению пустоту, только золотистого цвета, а сама тропа выглядит как широкий — от одного метра до десяти — серебристый мост без перил. Почему-то золотой и серебряный — самые распространённые цвета волшебства, как магического, так и стихийного, другие оттенки встречаются крайне редко.
— А в кроми звериную тропу проложить можно? — спросил Грюнштайн.
— Конечно, — ответила Люся. — Только с основицы намного удобнее, особенно для неопытного ходока. Базовица — жилое пространство потайницы — обладает теми же свойствами, что и основица. Так что звериную тропу там прокладывать тоже несложно.
Мы подошли к «Чаше», и Грюнштайн убрал тропу.
— Для первого раза весьма неплохо, — одобрила Люся. — Потренировать бы вас хотя бы дня два, вообще было бы замечательно.
Комплимента Грюнштайн не услышал — его интересовал только Люцин.
Меня в кабинет директора пускать не хотели, но Грюнштайн схватил за руку и втащил к Люцину за собой. Роберт и Люся остались в приёмной. Я с тоской подумала, что это наверняка закончится крепким скандалом. Всё, хватит недомолвок, нельзя больше тянуть и уклоняться, надо немедленно расставить все запятые и точки.
У Люцина сидели оба его зама, но Грюнштайн их не заметил, сразу заговорил о троедворском гражданстве для брата.
— Нет, — перебил Люцин. — Исключено. Принять урождённого потайничника я не могу.
— Да ты что? — возмутился первый зам. — Ты ведь знаешь, каково у них там перевертням. Люцин, ты ведь сам оборотень, а дочка у тебя перевертня. Ты представь, если бы с ней такое было?! Ну одного-то потайничника можно к основице адаптировать.
— Эрик умеет жить в вашем мире, — быстро сказал Грюнштайн. — Он часто бывал на основице — из-за меня, когда провожал на каникулы к родителям. И после тоже часто выходил в человеческий город. Вам не нужно Эрика ничему учить, он уже всё умеет. Он с первого же дня сможет работать как и все ваши люди, в любом из дворов. Вам никогда не придётся упрекнуть Эрика в лени или небрежности.
— Высокочтимый посол, — устало сказал Люцин, — на тот случай, если вы не заметили — у нас идёт война. Вы хотите послать вашего брата на смерть?
Грюнштайн улыбнулся с такой горечью, что мне стало страшно.
— Высокочтимый директор, бывает, когда жизнь становится хуже смерти. По крайней мере, ваши воины умирают быстро и почти без мучений. И умирают они не зря. А мой брат хороший боец, он умеет выживать и побеждать. Эрик истинный воин, он безупречен в отваге и верности. В скором времени у вас будет надёжный офицер.
Люцин вышел из-за стола, сделал несколько шагов к Грюнштайну. Остановился, прикусил костяшку большого пальца. Видно было, что директор колеблется.
— Нет… — сказал он через силу. И добавил твёрже: — Нет. Вашему брату придётся из лагвяна стать приготовишкой. Жить в чужой стране, всю оставшуюся жизнь говорить на чужом языке. Здесь всё другое — обычаи, пища, люди… В зрелом возрасте трудно перестраиваться и начинать жизнь с нуля. Тем более, что дворянские титулы Лиги и Альянса в Троедворье становятся недействительными… Вам гораздо легче будет научить брата элементарным страховкам, чем везти его сюда. Вы уже неплохо освоили базовый курс, сможете быть инструктором.
— Вы ведь знаете Уложение о высшей мудрости, — с болью ответил Грюнштайн.
— Вашему брату необязательно афишировать свои умения.
— Это невозможно скрыть! В Департаменте магоресурсов сразу обо всё узнают и тогда… — Грюнштайн не договорил.
— Департамент строг только с низшими классами, — возразил Люцин. — Грюнштайны — один из знатнейших родов Альянса. Вам нечего бояться. Всё закончится максимум крупным штрафом, да и то вряд ли.
— Позвольте Эрику приехать! — с отчаянием взмолился Грюнштайн.
— Нет.
Грюнштайн бросился на колени.
— Во имя милосердия, монсеньор!
Он пополз к Люцину, униженно пригибаясь к полу.
— Монсеньор, клянусь волшебством — я буду вернейшем из ваших слуг в жизни и посмертии. Рабом. Молю вас, монсеньор, будьте милосердны!
Грюнштайн обхватил ноги Люцина, стал целовать.
Люцин рывком поднял его за воротник пиджака и толкнул на диван.
— Хорса! — гаркнул на меня. — Чего застыла? Приведи его в чувство — не видишь, истерика у мужика.
Я шагнула к Люцину.
— Боишься, что Эрик фон Грюнштайн окажется агентом влияния, засланным Тройственной Триадой?
Люцин мгновенно обернулся матёрым упырём, зарычал в гневе и ярости. Я с перепугу чуть трусы не замочила, но выручили наказательские рефлексы — отскочила в сторону, зажгла на ладони «розу Хаоса».
— Именем изначалия!
Люцин замер, даванул меня тяжёлым взглядом и перешёл в людское обличье.
— Оставьте нас, — велел он замам. — И посла заберите.
Замы вышли. Грюнштайн дёрнулся было остаться, но не лагвяну с чаротворцами спорить — вывели.
— Ты знаешь и об этом, — констатировал Люцин.
— Чем они вас держат? — спросила я.
Люцин мгновение поколебался, но ответил:
— Аналог «алого слова». Всех правителей Девятка наделяет ануной. Это особая властительная сила, без которой невозможно править волшебным миром, подчинять себе магородных. К тому же ануна одаряет силой благодати людей и земли Троедворья. Но даётся она только в обмен на клятву верности. Нарушение карается смертью. Уже много веков Троедворье для Девятки почти недоступно, но полностью освободиться от пут ануновой клятвы не смог ни один директор.