Страница 11 из 11
Конечно, я не рассказала об отце Димы, не смогла. Я видела боль в его глазах. Даже если мы никогда больше не встретимся, я не могу предать его.
— Слушай, Иванка, мой тебе совет: забудь его. Найдем другого. Может, не такого богатого, но нормального парня. Ну было и было, с кем не бывает.
— Предъявляем, что за проезд! — неожиданно и громко орет над нами кондуктор, заставляя вздрогнуть и называя полную стоимость проезда.
— У нас проездные. И мы студенты, вообще-то! — огрызается Машка.
— Предъявляйте студенческие тогда, — непреклонно требует женщина в форме гортранса.
Во повезло нам сегодня. Билеты уже давно у водителя покупают и в терминалах, а тут такой раритет. Не хватает только сакраментальной фразы: «Контроль на линии!»
— Как будто не видно, что я молодая и стремлюсь к знаниям. Кругом бюрократия сплошная! — бубнит подруга, роясь в необъятном бардаке своей сумки.
— Посмотрите, пожалуйста. — Предъявляю документ, улыбнувшись женщине, все же она на работе, а Машке лишь бы ругаться с кем-нибудь.
Пока подруга неуместно долго пререкается с кондуктором, я достаю свой телефон. Симку я подключила новую и уже вернулась в социальные сети. В телеграме и инсте высвечиваются сообщения от Кирилла.
«Я хотел попрощаться»
«Просто мы долго не увидимся»
«Не смог до тебя дозвониться!»
«Хотел бы дружить, мне нравится с тобой болтать!»
Больной, что ли? Не понимаю такого. Женился, так болтай с женой. Устаю его блокировать в вк, телеге и ватсапе. А потом вдруг натыкаюсь на запрос от неизвестного мне подписчика с ником «Джейкоб 97».
Я напрягаю все усилия, чтобы сообразить, что именно нажать в такой ситуации, а сердце молотит, стучит так, что дышать больно. Медленно открываю его сообщение:
«Привет, лапочка, как твои дела?».
Спокойствие, только спокойствие, сейчас главное — не испортить все и сразу. Дима пишет мне, значит, хочет общаться, и его не испугали мои сумасшедшие родители. У меня словно отлегло от души. В каком-то одуревшем полуобморочном состоянии встаю с места, спускаюсь с подножки троллейбуса. Иду прямо в сторону громоздких офисных зданий.
— Блин, Иванка! — орет Машка, хватая меня за локоть.
Хохочет, направляя в другую сторону.
— Что у тебя с головой? Кто там тебе пишет? Ты чуть в столб не врезалась!
— Я в порядке. — Хихикнув, сжимаю в руке телефон. Пока не хочу рассказывать про Диму, боюсь спугнуть удачу.
«Привет, у меня все хорошо!» — отвечаю ему, воодушевленная и сбитая с толку резко нахлынувшим ощущением радости.
Обхожу стеклянную остановку, людей и стайку малышей на самокатах, чувствую, как сильно горят щеки. Подруга, тараторя, рассказывает о том, что вчера у нее украли полпалки докторской колбасы. Два студента четвертого курса сперли прямо из холодильника, а потом ели и, улыбаясь, пытались угостить Машку ее же собственным продуктом.
«Надеюсь, ты жива и здорова? Родаки у тебя атас», — пишет мне Дима.
«Они не причинят мне вреда».
«Это выглядело иначе, лапочка».
«Они мои родители, Дима. Тебе ли не знать, что родителей не выбирают».
Я тут же жалею, что написала это и хочу стереть, но из-за того, что пишу на ходу, успеваю отправить.
Он присылает грустный смайлик.
Ну и что же мне делать дальше? Я его обидела, или он просто закончил разговор? Пауза затягивается. В затылке противно ноет. Меня охватывает легкая паника. Может, продолжить разговор самой? Я понятия не имею, какой у него характер. Я помню, как шикарно он улыбается, как смотрит, когда хочет заполучить девушку, как настойчиво целует. Но мне неизвестно, может ли его обидеть подобное сообщение, или он не обращает внимания на слова и тут же забывает об этом? Люди ведь разные. Кирилл, например, дулся часами. Еще и в позе был, нуждаясь в том, чтобы я просила у него прощения. А какой Дима? Я совсем его не знаю, но так сильно хочу открыть для себя каждый кусочек его души.
— Офигеть, чокнуться и с ума сойти! — осматривается Машка, задрав голову. — Это, блин, как в кино. Я такие офисы только в крутых турецких сериалах видела. Как хорошо, что Петровы поженились. Ну в смысле плохо, конечно, прости, Иванка. Но я немного завидую твоему Кириллу — он сейчас коктейли из трубочки жрет и икрой закусывает, а у меня только хлеб в рюкзаке, но зато мы почувствуем себя офисными чиками! — Ведет она плечами, пританцовывая.
Я натягиваю улыбку на лицо, стараюсь успокоиться, переживаю из-за того, что наша переписка прекратилась. Мне нет дела до Кирилла и его икры. Мимо проходят деловые, явно богатые мужчины, один подмигивает мне. Я отворачиваюсь. Неудобно.
— Да, очень красиво, — вторю подружке, в сотый раз убирая блокировку с экрана.
Дима молчит. А что, если на этом все? Я потеряла столько баллов со своими родителями, а теперь еще тыкаю его отцом. Ну не дура ли?
— Здравствуйте, мы прибыли на практику. — Подкатывает Машка к девушке в черном костюме, с идеально гладкой прической и устройством хендсфри на правом ухе.
Та тут же расплывается в отрепетированной заранее улыбке и подробно рассказывает, куда нам идти. Мы следуем к лифту и поднимаемся на двадцать пятый этаж.
— Теперь мы сможем задания по практике делать, пока до нужного этажа доедем, — зевает Машка, разглядывая свои прыщи в огромном кристально чистом зеркале кабины. — Это ж, блин, минут десять на лифте ехать.
— Зато не укачало, плавно так едем, — вздыхаю, не в силах спрятать мобильный в сумку.
Сжимаю его в ладонях как самое дорогое и важное. Нервничаю.
Ну вот что я за человек такой? Всегда найду из-за чего расстроиться. Мало ли, чем Дима занят сейчас. Он же уже не студент и на практике не прохлаждается. А сейчас, между прочим, разгар рабочего дня. Скорее всего, он в офисе у отца работает, наверняка отвлекся на какое-нибудь гиперважное дело. Не стоит забывать, что он батю удовольствия лишил, тот ему вполне может мстить за это и нагружать по полной. Да все что угодно могло случиться за эти дни. Он же не живет как я — в исправительной колонии строгого режима, отца лихо на место поставил. Мне бы его решимость: показать родителям, что я уже взрослая и могу жить, как хочу.
Сама виновата, что с ними в таких отношениях оказалась, надо было еще лет в пятнадцать начать сопротивляться их прессингу, тогда бы сейчас не было так много проблем.
Мама с детства любила шантажировать меня тем, что «я не люблю свою мать, раз не понимаю, насколько правильные у нее советы». А я-то люблю и переживаю. Как я могу не любить ее? Это же ужасно и дико. Я искренне волновалась, что именно так она и подумает или вовсе откажется от меня.
— Вот здесь вы и будете проходить практику. — Стуча каблучками, заводит нас в темный кабинет высокая женщина лет сорока с убийственно серьезным выражением лица.
Сразу видно: с ней шутки плохи. В руках у нее кипа бумаг, а в нашем кабинете даже окон нет. Руководитель нашей практики скрывается за дверью, а Машка бросает сумку и разводит руками в разные стороны.
— Ну, Иванка, поздравляю, теперь мы с тобой чешуйницы обыкновенные, питающиеся книжными переплетами, бумагой и старыми стремными фотографиями. — Приподымает она пыльную стопку макулатуры, все вокруг завалено горами папок. — Видать, из старого офиса всю эту красоту перенесли, а мы будем перебирать.
— Если будем хорошо работать, нас могут сюда взять, — наивно предполагаю я, расчищая для себя стул, аккуратно перекладывая папки.
— Да уж, конечно, — смеется подруга. — Это на практику мы вместо Петровых, а на работу они сюда пойдут, не волнуйся. Встретишь как-нибудь своего Кирилла через пару лет после окончания вуза на улице, а он уже в брендовом костюме из Италии, заместитель зама заведующего всем этим балаганом. Блин, я думала, хоть селфи в крутом кабинете для инсты наделаю, а тут, как в картонном ящике. Тоска.
Машка скидывает папки со стула и забрасывает ноги на стол. Зевнув, достает телефон. А я приступаю к работе: нам сказали рассортировать бумаги по годам, и я собираюсь занять себя делами, иначе снова разболится голова от волнения и несбывшихся надежд. Ну почему я такая впечатлительная? Все принимаю близко к сердцу. Не напишет и не напишет. Это не смертельная болезнь и не взрыв в салоне самолета. Всего лишь парень, который, по словам матери, забрал у меня чуть ли не самое главное в жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.