Курьер

Поцелуй вышел долгим, Мишины руки скользнули со спины ниже. Выждав точно рассчитанное время, Оксана отклонилась назад и шутливо шлепнула Мишу по рукам.

– Эй, маньяк, до дома потерпишь!

– Оксана! – голос все-таки предательски сорвался.

– Мамочки! Он разговаривает!

– Оксана! У меня получилось!

– Ну… – Оксана дурашливо сморщила лоб. – Будем считать, что получилось, хотя потренироваться еще стоит.

– Да нет! Я… – Миша окончательно оставил потуги выглядеть серьезным и все повидавшим ученым. – Я нашел! Я услышал!

Оксана была неглупой девушкой и соображала быстро.

– Я знала, что ты сможешь. Ты у меня гений! – И она запечатлела на губах Миши еще один поцелуй, на этот раз короткий, поздравительный. – Рассказывай!

Честно говоря, ее не слишком интересовали подробности. Но она понимала, насколько Михаилу хочется этими подробностями поделиться. Поэтому, когда тот начал сбивчивый рассказ, самый придирчивый наблюдатель не смог бы обвинить ее в невнимательности.

– Я сразу понял, что-то пошло… Обычно – темнота и пустота. Ничего. А в этот раз – сначала, вроде, тоже ничего, но пустота не такая какая-то. Не такая, понимаешь! А потом – как тоннель. Смотрю – точно тоннель, и даже стены можно потрогать. Я по тоннелю вперед, сначала спокойно, а потом гляжу, стены сужаться стали. Не в том смысле, что все уже и уже, а прямо сжиматься. Прямо на меня, понимаешь? Пришлось бежать. Бегу, протискиваюсь, раздвигаю стены как бы, и вдруг – все! Нет тоннеля. Пустота, но передо мной огромный белый шар. Я руки на него положил… и услышал! Ты представляешь, я услышал его! Их…

– Что услышал-то?

– Да… – Миша смущенно улыбнулся, сразу став похожим на ребенка. – Фигню какую-то. Набор звуков. Это неважно, разберемся, расшифруем. Главное – есть! Ты… хочешь сама послушать?

Эта идея пришла в его голову только что, и сразу заняла все его сознание. Он – первый человек, услышавший голос с иных миров, а второй будет его девушка. Его будущая жена!

Оксана отказываться и не подумала. Не только для того, чтобы сделать приятное Мише, ей и самой этого хотелось. Нельзя сказать, что она полностью была лишена романтизма. Плюс нормальное, здоровое любопытство. Оксана села в кресло, и Миша начал прилаживать на ее голове обруч, не переставая говорить:

– Все уже настроено, я все параметры сохранил и зафиксировал. Ты глаза закрой и расслабься. Увидишь тоннель – иди прямо в него, не бойся. Беги быстрее, пока не уткнешься в белый шар. Руки на него… Хотя, не знаю, может, руки и не обязательно. Ну, если не получится так, то положи.

Теперь Оксана его уже не слышала, погруженная в подобие гипнотического транса. Ее лицо, сначала расслабленное, становилось все более и более напряженным. Губы беззвучно шевелились. Пальцы вцепились в подлокотники кресла так, словно это кресло стояло в кабинете стоматолога. Миша смотрел на любимую женщину с недоумением. Что-то не так! – мелькнула мысль. Увы, запоздалая. Повинуясь внезапно возникшему, не осознанному ощущению ужаса, Миша сорвал обруч, но уже после того, как все мышцы на лице Оксаны разом расслабились, а руки безвольно свалились с подлокотников.

То, что она мертва, Миша почему-то понял сразу.

Глава первая

Нервным движением я выключил телевизор. Оно мне надо было вообще его включать? Подумал, не стоит ли кинуть пульт об стену, но решил, что они того не заслуживают. Нет, ну могли бы честно перед матчем сказать: «Граждане, мы сегодня в футбол играть не будем, так, пешком походим. Не тратьте, пожалуйста, своих нервов».

Верный привычке во всем искать положительные стороны, я порадовался, что не смог достать билет на стадион. Смотреть такое по телевизору – удовольствие ниже среднего, но воочию… Однако вчера, когда я кинулся к кассам, билет мне не продали. Мне его не продали и за две цены, значит, билетов не было совсем. Ходят же на них люди…

Отвратительной мелодией закурлыкал телефон. На экране застыло морщинистое лицо Якова Вениаминовича с его почти постоянной грустной полуулыбкой. Не брать? Нет, брать надо. Яков Вениаминович – это работа, а значит – деньги. Деньги не мешают никогда, но сейчас они не будут мешать мне особенно сильно. Ремонт в квартире надо заканчивать, раз уж черт дернул меня его начать.

Настроение, конечно, паршивое. Но моей работе это не помеха.

Нажав кнопку приема, я попытался придать лицу выражение легкой беззаботности. Как видно, получилось не очень.

– Ой, Вадик, я по вашему лицу вижу, вы тоже это смотрели!

Уменьшительную форму собственного имени я не люблю. И близкие друзья, и очень близко знакомые девушки всегда называют меня Вадимом. Но Якову Вениаминовичу непостижимым образом получалось произносить «Вадик» без оттенка слащавости и детской игривости.

Неизбежно поговорили о футболе. Впрочем, говорил в основном Яков Вениаминович, как дважды два доказавший мне, что настоящий футбол в Одессе закончился в восьмидесятых годах прошлого века. Я особо не спорил. Эти тезисы я слышал неоднократно – почти после каждого поражения «Черноморца».

Наконец была произнесена практически кодовая фраза:

– Что-то вы, Вадик, давно ко мне не заглядывали.

– Дела, Яков Вениаминович, дела. Замотался совсем, – ответ тоже почти ритуальный.

После этого было обсуждено еще несколько важных вопросов как то: отсутствие дождей уже четвертую неделю, подозрительно быстро подошедший к концу август и грабительские цены на мясо, которые положительно вознамерились сделать из Якова Вениаминовича вегетарианца.

Я в меру горячо согласился по всем пунктам, хотя никакого повышения цен в последнее время не заметил, а что касается самого старика, то если он и не мог купить себе весь Привоз, то за половину я буду ручаться.

Впрочем, считать чужие деньги – дурной тон. Разве что малую их часть, ту, которая через пару часов станет моей…

– Обязательно заскочу, Яков Вениаминович, – сумел, наконец, вставить я.

Однако закончить разговор удалось только минут через пять, выслушав оду изумительному кофе, которым Яков Вениаминович намеревался меня угостить. Я давно подметил любопытную деталь: приступы словоохотливости поражали старика только при телефонных разговорах, при личных же встречах он был достаточно скуп на слова.

Я сильно подозреваю, что делал это Яков Вениаминович умышленно. Многие в его возрасте страдают в той или иной степени манией преследования, вот и он пребывал в твердой уверенности, что его телефон непременно прослушивается. Справедливости ради стоит сказать, что, в отличие от подавляющего большинства сверстников, Яков Вениаминович все основания для такой уверенности имел. Вот и представлялся для незримых, но бдительных слушателей этаким чудаковатым болтливым стариканом, закапывая то, что действительно хотел сказать, грудой пустых слов. Наивно, конечно. Но я привык.

Пару минут я еще раздумывал, ехать ли прямо сейчас или отложить визит на завтра. Но потом пришел к резонному выводу, что, если бы Яков Вениаминович хотел увидеть меня завтра, то он и позвонил бы завтра. А так как никаких особых планов на этот вечер я не имел, то какого, собственно говоря, черта.

Я бросил взгляд на часы – пять минут девятого. Не буду брать машину, пешком прогуляюсь. С этим ремонтом я в последние дни из дома выбирался только эпизодически. Так что стоит размять ноги и заодно подышать тем, что еще осталось в городе от свежего воздуха.

К выходу из комнаты пришлось пробираться сквозь мебельные баррикады, перешагивая через кресло и протискиваясь мимо платяного шкафа. Ничего, бригадир обещал, что завтра ремонт в спальне будет закончен, и тогда… А что тогда? Тогда весь этот бардак со мной вместе просто переселится в другую комнату. Я вздохнул с философским смирением. Главная прелесть ремонта заключается в прекрасной мечте о его завершении, живущей в душе человека.

А на воздух я грешил зря. Он был восхитительно чист и пьяняще вкусен. Такой воздух бывает только вечером, когда в его составе нет утренней суетности и дневного шума, а приходящая вместе с ночью прохлада присутствует только в виде легкой освежающей примеси.