Страница 47 из 51
Краса-та совместно в Истине предстали;
– О, Ра! – шептали Звёзды;
– О, Ра! – стрелою мчались мысли, Добро неся, Любовь и Краса-ту.
Имя Ра доселе защищало сей заповедный край, но хитрый ум Властителя планеты едва ли не случайно в тайну светлую проник, и вот теперь он злобно ликовал. Оставшись сам в засаде, мыслями своими он Драконом и Кощеем управлял. Всё получилось так, как он замыслил: он станет Яви полным Властелином, ведь только Чаша все планы путала его. Как понял он, в той Чаше сознанья высшего Огонь горел, и Светом Краса-ты людей он насыщал, и нет, чтобы десятки воплощений пережить, здесь люди сразу дар получали мыслить и творить и в шаге от Богов стояли. Ра гениально всё продумал. Да не учёл лишь одного: мнение забыл спросить Властителя планеты, а у него есть мнение своё – божкам на Яви не бывать! На Миры иные пускай идут плясать! Здесь будет Драконат – планета яростных драконов, он так решил, и так оно и будет!
И будет Бог один – он! – Яви Властелин!!!
Чем больше Сатанэль на Доброславию глядел, тем больше завистью горчайшею чернел, и только крепкой волей гнев свой ярый подавил: что говорить – он славился умом могучим, который льда был холодней, работал, как машина, не знающая сбоев. Вулкан устроить, Долину лавой огненной залить и в пепел всё в Долине обратить? Но это слишком просто. Решенье чёрной молнией блеснуло: погром устроить в сознании людей, чтобы как будто всё само собой случилось. Ждут люди Ра – так он в обличие его придёт, своё Ученье принесёт, которое во Тьму их уведёт… потеха славная то будет! И Чаше примененье он лучшее найдёт, чем просто так её Огню гореть. Силою Огня, когда он овладеет, то власть свою на Яви полностью он утвердит и станет равным Ра и даже посильнее, тем более на помощь Сила Хаоса придёт. Мощью двух Огней владея, он станет во Вселенной всех сильнее, грознее грозных всех Царей!
Но для начала надо Явью овладеть и показать тому же Ра, кто здесь на самом деле Властелин. Нет, Ра совсем зарвался: всю чёрную работу на него взвалил, а сам на Радж-планете наслаждается любовью с богиней Ур. Он за него тут пашет, а славят все Владыку Ра!? Такой насмешки, более чем горькой, в своей он жизни не терпел. Мелкие обиды в который раз иголками большими в его сознание вонзились и раздраженье яро распалили. Нет, Ра хорош! Едва ли не Богов себе он сразу сотворил, а ему оставил с гоблинов и орков дело начинать – всё равно, как если бы с червей или микробов. Скорее сам тут динозавром станешь, пока подымешь всех хотя б до уровня людей. Зло, ядовито Властитель Яви смеялся горько над собой.
А в Чаше высшего сознанья Огонь серебряный горел, сияние своё над Явью разливая, Зло тёмное всё выжигая. Казалось, в Чаше Сердце билось – и Сатанэль уж знал, чьё Сердце то, и в ярости слепой клыками скрежетал не в силах Сердце то схватить и с наслажденьем раздавить своей когтистой лапой!
На Яви, как, впрочем, и везде, всё в себе Огонь несло, и радугой Огня оно над всем сияло: «Я мыслю, я живой!». Чтоб лучше Яви силами владеть, её Властитель свой дух на мелкие осколки раздробил, в деревья, травы, камни поселил и так материю он изучил, чтоб полным стать Хозяином планеты, чтобы дышать и жить она могла лишь только повелением его. Познал и подчинил себе Стихии все на Яви, за исключением Огня: тот недоступен был никак – гореть горел, но тайн своих не раскрывал – молчал угрюмо иль искрами стрелял и волю Властителя планеты над собой никак не признавал, дух Сатанэля в свои глубины не пускал, мощь ярую свою плащом он тайны сокрывал.
Ещё был повод гневаться Хозяину планеты: его могучий интеллект, которым он гордился, вдруг забуксовал пред огненной стихией. И потому за Чашей Огненной он долго наблюдал, ведь неспроста Долина Волшебством цвела и на Радж-планету похожей так была. А Чаши Огнь энергией высокой ауру планеты насыщал и низшим не давал энергиям пробиться. Да, и здесь его Ра превзошёл: всё сделал просто, грамотно, умно. Этим доброславам оставалось только славить Ра и, как в масле сыр, кататься: воображение напряг слегка – и вещь вдруг сразу появлялась! Ну чем не сказка жизнь такая?!
Когда предназначенье Чаши понял Сатанэль, то мысль созрела сразу в нём – похитить Чашу! Сейчас, немедленно и сразу! А эти доброславы были простаки: хоть Лик драконий свой в стране их проявлял и изрядно всех пугал, но они подумать даже не могли, что Чашу могут из-под носа унести. Что ж, пожили славно, хорошо, теперь с горчинкой жизнь начнут, пусть дальше славят Ра и Дев прекраснейших его. Да, кстати, а где же сами Боги? Тут воду замутили, а сами, как водится, в Миры свои сбежали в их дивной Краса-те купаться и лёгкой жизни радостями наслаждаться.
А в это время его злодеи Чашу подхватили, но возвращаться почему-то не спешили, над Долиной всё кружили, Страх и Ужас наводили. Надо было срочно их обратно отзывать, а то Волшебники могли и зубы показать, в себя от паники придя и Чашу Огненную не найдя. А лиходеи уже деревья запалили, что вокруг скульптур Богов росли, и на скульптуры устремились; дракон огнём пылал, Кощей воинственно мечом махал, чтоб на Богов его обрушить, ревя восторженно от удали своей. Но тут фигуры серебряным покрылись светом, луч огненный метнулся вверх – и задымилась чешуя драконья, а пламя охватило плащ Кощея. От страха Кощей про Чашу позабыл, её он обронил. Но Яви Властелин за всем внимательно следил, он Чашу астральной лапой подхватил и в Башню утащил.
Два лиходея от ужаса и боли, завывая, в озеро ближайшее свалились и в тину погрузились. Вода не потерпела присутствия в себе злодеев, и вся куда-то утекла, оставив только пар. Но гады жидкой были рады грязи и в ней возились, шипя, ревя, дымя, пока огонь не затушили. Потом на Запад понеслись на зов Хозяина из Маракары, оставив в небе грязный след. Густая тишина застыла над Страной…
Глава 4
Гибель Совета
После Кощеева погрома жизнь в Долине как будто умерла: испуганная затаилась над нею тишина, в которой стыли звуки, ветер песенки свои не пел, и Звёзды слепо вниз глядели, Доброславию не узнавая: на чёрных крыльях Драконом над ней сам Ужас уж летал, и Мрак её впервые накрывал. Сами доброславы в растерянности пребывали, ничего не понимали, на их глазах Мир Счастья рухнул навсегда: впервые Радость над Долиной не витала, впервые ночь мрачная стояла, впервые Звёзды не блистали, впервые страхи здесь гуляли…
И только утро засветилось Солнышка лучом, весёлым радостным огнём, как Доброславы устремились все на Холм, где остов Лестницы прекрасной печально высился теперь, где кедры сучья чёрные вздымали и от боли причитали; под ними фигуры обгорелые Богов стояли, но Чаши не было уже в руках у них, – и в это трудно было всем поверить. И бросились её искать среди кустов и меж камней, но Чаши не было нигде, и обнаружился лишь только чёрный меч, который обронил Кощей ужасный; меч этот по рукоятку вниз ушёл, кровь чёрная вокруг него кипела, дымясь и пузырясь, зловонье источая. Из доброславов кто-то молодой схватил тот меч своей рукой и дико закричал от боли, тряся обугленной рукой. Добрина ему сознанье быстро отключила и тут же руку мыслью залечила, а меч же мыслью дружною сожгли, хотя, признаться, было сделать это трудно: заклятья чёрные лежали на мече, и дикий рёв стоял, пока тот меч сгорал, и многие со страху на землю пали, и даже вниз с Холма сползали, и в панике домой бежали, и сам Ужас гнался вслед за ними.
Те, кто всё-таки остался, безмолвною толпою стеснились у обугленных фигур Богов под Лестницей, что обгорела и скрипела тяжко под ветра дуновеньем, и плакали навзрыд (а слёз здесь отродясь не знали), страшась уже того, что неизбежно грянет, прощаясь с жизнью прошлой, и даже дети хмурились всерьёз, хотя ещё не понимали ничего. Многие с надеждой глядели на Добрея, но тот молчал, и только брови белые топорщились вперёд, и под ними сверкали искры пламенные глаз, в которых гнев и боль кипели пополам. Когда молчанье стало нестерпимым и уж начало сознанье жечь людей, Добрей сказал негромко: