Колдун

Парень свои сапоги утопил в болоте. Посмотрев на его босые ноги, Захаров выругался и, оглядевшись, отошел от пацана. Вскоре он вернулся, неся в руках кору, деревяшки, мох и лыко. Споро и умело сплетя веревку, он сообразил Мишке чуни и дернул вновь задремавшего парня вверх.

— Пошли, Колдун. Недосуг нынче барствовать. Задание не выполнено, — проворчал он, пошагав вперед.

Попытавшись встать, парень едва не заорал — сознание, избавленное от угрозы смерти, снова начало воспринимать и болевые сигналы. На раненую ногу было просто невозможно наступить. Она горела огнем и дергала жуткой болью.

Сцепив зубы, Мишка заставил себя идти. Спотыкаясь и приволакивая больную ногу, он хромал за шедшим впереди Бирюком, мечтая рухнуть в траву и больше никогда не подниматься. Спустя время у подростка, совершенно потерявшего направление, возник вопрос: а куда они идут? Прибавив шагу, он нагнал бредущего впереди Захарова и толкнул того в спину.

— Егор, а куда мы вышли? Где этот гребаный мост? Лес вокруг, — спросил измученный парень.

Бирюк, у которого, казалось, внутри был встроенный компас, махнул рукой вперед.

— Вроде там, — прохрипел он, натужно дыша. — Мы большой крюк сделали, теперь по лесу возвращаться придется. Плохо, много времени потеряем.

Трясущийся от холода в мокрой одежде подросток кивнул и обреченно поплелся за мужчиной.

Вышли к железной дороге они совсем не там, где планировали. В утренних сумерках, скрываясь в редком перелеске, уже плохо соображавшие от усталости, они шли вдоль железнодорожного полотна еще часа три, прежде чем увидели мост. Посоветовавшись и поглядывая на хмурящееся тучами осеннее небо, разведчики вошли в не очень большую реку, и вплавь, держась поближе к берегу, направились к цели.

Оставив Мишку в зарослях камыша, Бирюк заминировал две центральные опоры. Хоть и говорил сапер, что взрывчатки хватит на четыре, он не рискнул разделить ее. Да и взрывателя КД, плотно завернутого в провощённую бумагу, было не так уж и много, а им с Мишкой нужно было время, чтобы уйти.

Не дожидаясь состава — не до того, уйти бы — Захаров достал залитые воском спички, освободил их от бумаги и подпалил огнепроводный шнур. Нырнув, он большими гребками направился к ждавшему его Мишке.

— Уходим, — позвал он мальчишку.

Понимая, что по воде уйти будет и проще и быстрее, хотя и рискованнее, Бирюк, выбросивший свой армяк и остатки рваной рубахи еще там, перед рекой, зацепив парня за пояс веревкой, обмотанной вокруг себя, быстро поплыл вниз по течению. Влекомый буксиром в виде товарища, Мишка изо всех сил старался догнать мужчину, но, работая одной ногой, он вообще с трудом держался на плаву.

Далеко за спиной грохнул взрыв. Найдя очередные заросли камыша, Бирюк заплыл туда, и затащив парня в укрытие, пыхтя, прошипел:

— Сымай свой армяк! Что ты в него вцепился?

— Так осень на дворе… Холодно, — утерев нос рукой, прогундосил парень.

— Ага. А в мокром армяке тебе теплее, — съязвил Бирюк. — Сымай, говорю! Он тяжелый, ко дну тянет.

Уставший до жути подросток послушно стянул с себя армяк. Бирюк выдернул его из рук мальчишки и понадежнее запутал в камышах. Прислушиваясь к происходящему выше по течению, он слегка высунулся из зарослей. Оценив обстановку, дернул засыпавшего на ходу Мишку.

— Поплыли. Потом отоспишься, — зашипел он.

Видя, что парень совсем плохо реагирует на внешние раздражители, Захаров принялся с силой растирать ему уши. Четко уловив момент, когда Мишка от неожиданности раскрыл рот, чтобы заорать, заткнул ему рот ладонью.

— Не ори! Терпи. Сейчас полегче станет, — прошипел он и продолжил экзекуцию. — Хорош, — глянув на вытаращенные глаза Мишки, хватавшего ртом воздух, резюмировал он. — Поплыли.

Плыть без армяка оказалось гораздо легче. Бирюк, не обращая внимания ни на раны на спине, воспалившиеся и вновь исходившие кровью вперемешку с сукровицей, ни на холод, размеренно плыл большими гребками, таща за собой Мишку на буксире. Но вскоре устал и он.

Заметив недалеко от берега деревню, он выбрался на берег, и, оставив парня в засаде, отправился туда. Мишка, у которого кружилась голова и веки были чугунными, трясясь от холода и стуча зубами, боялся присесть или прислониться к чему-нибудь, чтобы не уснуть. Он переминался с ноги на ногу, скрипя от каждый раз пронзавшей его боли зубами. Наконец, Захаров вернулся. Он был одет в видавший виды армяк, сухие штаны, и нес в руках какие-то тряпки.

— Переодевайся, — сунул он подростку сухие вещи.

С помощью Бирюка натянув на себя сухую одежду, он обреченно потащился за ним следом, спотыкаясь на каждом шагу. Голова работать уже отказывалась — ранение, боль, использование дара и трое суток без сна давали себя знать. Жуя на ходу сунутый ему Бирюком кусок хлеба, подросток не ощущал ни его вкуса, ни голода. Механически двигая челюстями, он с трудом проглатывал пережеванную пищу, порой забывая даже о том, что ее надо проглотить. Все его сознание было сосредоточено на одном — передвигать ноги вслед за качавшейся перед ним спиной.

В какой-то момент Мишка просто упал. Ткнулся носом в траву и так и остался лежать, не шелохнувшись.

Проснулся он неожиданно. Он стоял на развалинах разоренного города, почему-то босой. Бетонное крошево неприятно кололо ступни. Ноги мерзли. Ветер развевал обрывки белой занавеси, реющей на остатках перекошенного оконного проема, словно флаг погибшего знаменосца, оставшийся на поле боя. Несло гарью и жжёным мясом. Запах ржавого железа тонкой ноткой коснулся обоняния. Мишка повел носом по направлению источника, и взгляд его застыл на собственных руках. Красные, сплошь покрытые кровью по самые локти. Мальчишка тряхнул головой, зажмурился, пытаясь выкинуть из головы увиденное, но все оставалось прежним — хаос и смерть вокруг него торжествовали.