Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 15

Рюрик

Владимир Святославич

Ярослав Мудрый

Иван III Васильевич

Г. Флоровский полагал, что рассматриваемое высказывание в устах Филофея имело эсхатологический смысл в связи с отступничеством греков (Флорентийская уния 1439 года об объединении Церквей под эгидой папы римского), однако было перетолковано официальными книжниками. Таким образом возникла «теория официозного хилиазма». По мнению Флоровского, такое толкование возможно было только в умах, не воспринимающих духовный смысл Второго Пришествия. Причем третий Рим в хилиастическом толковании не продолжает, а подменяет собой второй. Происходит сужение православного кругозора, отрицание греческого наследства. Тем не менее нужно отметить, что данная доктрина возникала не только в Москве, она была популярна у многих народов:

«На самом деле доктрина “Москва – третий Рим” носила не столько гегемонистский характер, сколько была ответом на притязания папского престола, германских императоров, влиятельных правителей крупнейших государств Европы, пытавшихся доказать свое политическое первенство. Концепция Филофея способствовала подъему национального самосознания, укреплению политического единства и утверждению равноправия России среди европейских государств. В последующие века отечественной истории эта концепция в преобразованном виде получила различные интерпретации – от мессианизма в почвенническом духе до великодержавной доктрины о всемогуществе русского царизма»[21].

Хотя эта доктрина не вошла в официальную идеологию, она подкрепила одно из важнейших ее положений – о богохранимости России, став вехой в развитии русской общественной мысли.

В конце XVI века, после смерти Федора Ивановича – последнего из династии Рюриковичей, – Московию потряс тяжелейший кризис, получивший название Смутного времени. Однако, испытав все ужасы «безначалия», бесконечных насилий и грабежей, москвичи, побуждаемые Православной Церковью – хранительницей государственного единства, избрали на царство (1613) боярина Михаила Романова (1596–1645).

2. Христианство на Руси

Во время предыстории древнерусской мысли господствовало языческое мировоззрение. Причем мифология восточных славян не отличалась той степенью развитости и систематизированности, как древнегреческая. Она складывалась из сложного переплетения элементов восточнославянской, тюркской, иранской, угрофинской, скандинавской мифологических систем, что отразило сложный процесс происхождения древнерусской народности, в которой славянский субстрат был основным, но далеко не единственным. Апогеем язычества стал 980 год, когда князь Владимир «постави кумиры на холму вне двора теремного: Перуна древяна… Даждьбога и Стрибога». Однако пестрый языческий культ уже не удовлетворял духовных, политических и социальных потребностей древнерусского общества. В 988 году князь делает выбор в пользу христианства. Сложение современных европейских наций, включая русскую, произошло под прямым воздействием христианства. Аналогичную роль на Востоке сыграли иудаизм, буддизм и ислам.

Однако христианство стало проникать на территорию, населенную восточнославянскими племенами, задолго до принятия его в качестве официальной религии Киевской Руси. Но борьба его с язычеством растянулась на многие столетия. Г. Флоровский говорит о «христианстве до Владимира»: «Не следует представлять себе Крещение Руси как единичное событие, для которого можно назвать определенную дату»[22]. Решающим фактором здесь, по его мнению, было «принятие Кирилло-Мефодиевского наследства, а не прямое восприятие Византийской культуры», которое было уже вторичным. Предполагается, что первое полулегендарное Крещение Руси произошло при князьях Аскольде и Дире.

И.Н. Экономцев пишет:

«Характер русского христианства был определен историческим выбором, сделанным св. равноапостольным князем Владимиром 1000 лет назад. И этот выбор, конечно, не был случаен. Несмотря на географическую близость Запада, основной обмен идеями и людьми для восточнославянских племен на протяжении веков шел в южном и северном направлениях, следуя течениям рек Восточно-Европейской равнины, соединявшей между собой разбросанные среди лесов и болот небольшие государства-волости. По этому пути с юга, из Византии, христианство стало проникать на Русь задолго до того, как оно утвердилось на Севере. Это во многом предопределило выбор князя Владимира, так же как до него предопределило выбор княгини Ольги, а еще ранее – киевских князей Аскольда и Дира»[23].

«Повесть временных лет» зафиксировала и другой фактор, связанный с религиозной психологией народа и его художественно-эмоциональным восприятием мира: «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба там лучше, чем в других странах». Если мораване, например, искали в христианстве прежде всего «доброго закона», то русские – благодати и красоты.

Религиозное мировоззрение предполагает целостный взгляд на мир и человека, содержит в себе сумму этических норм и совокупность эстетических представлений. Это воздействие столь всеобъемлюще, что исключить его из формирования народа или свести к второстепенному дополнительному фактору нельзя. И.Н. Экономцев полагает, что «именно религиозный элемент, а не расовый и племенной является ферментом этногенеза, подобным песчинке, которая, попадая в раковину, ведет к образованию жемчужины»: сменилось «…всего два-три поколения после Крещения Руси, и конгломерат враждовавших между собою племен – вятичей, полян, древлян, дулебов и т. д. – превратился в единую русскую нацию»[24].

С философской точки зрения, языческое и христианское мировоззрение отличаются следующим: языческое не выделяло человека из природы, ибо оно есть религия самодовлеющего космоса; связано с поклонением природным стихиям, смешением духовного и материального, преклонением тотемам и культом предков. Христианство вместо натуралистического равновесия вводит напряженное противостояние духа и материи. И в мире, и в человеке усматривается непримиримая борьба двух противоположных начал, отождествляемых с Богом и дьяволом, душой и плотью, добром и злом. Всем правит дух, материя инертна, плоть грешна, вещное преходяще. Вместо представления о вечном круговороте вырабатывается идея векторного развития – от «сотворения мира» до «конца его». Человеческая история при этом делится на две эры: дохристианскую, являющуюся предысторией, и христианскую, являющуюся собственно историей. Человек взывается к моральной ответственности – он должен сделать сознательный выбор между двумя мировыми силами. Это порождает терзания души, которые способствуют росту самосознания (герои Достоевского, мучения Л. Толстого). В социальной сфере провозглашается равенство всех народов и сословий, всех людей. Что касается философского мышления, то его развитию в большей степени способствовала христианская культура, как письменная и более развитая, чем языческая.

Соотношение язычества и христианства было сложным и неоднозначным: мировоззренчески они несовместимы, но исторически происходил процесс взаимопроникновения и сосуществования при доминировании православия. В народной среде складывались смешанные христианско-языческие представления: происходили встречные процессы обмирщения христианства и христианизации языческих традиций. В агиографической литературе, естественно, доминировало христианское миропонимание, в фольклоре – народное с элементами язычества. Кроме культуры верхов, христианизированной в большей степени, существовала культура низов (скоморошество), где в большей степени сохранялись языческие традиции, а после Петра I это соотношение поменялось до наоборот. Юродство занимало промежуточное место между христианством и народной традицией. Юродивый – это «мнимый безумец», скрывающий под личиной умопомешательства святость и мудрость.

21

Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 166.

22

Там же. С. 4.

23

Экономцев И.Н. Православие, Византия, Россия. М., 1992. С. 37.

24

Там же. С. 150–151.