Страница 1 из 3

Трансфинитное искусство

Слепян Владимир

Владимир Слепян

Научная редакция и вступительная статья

Евгении Кикодзе

Составление и подготовка текста:

Надежда Гутова, Евгения Кикодзе

Перевод с французского:

Мария Лепилова

Перевод с испанского:

Яна Забияка

На обложке:

Фотографии акции группы «Гальот».

Барселона, площадь Каталонии, 24 сентября 1960

ООО «Издательство Грюндриссе»

e-mail: [email protected]

http://www.grundrisse.ru

Владимир Слепян. Около 1957

Евгения Кикодзе (р. 1967), искусствовед, критик, куратор.

В 1989 г. окончила Московский Государственный университет, отделение истории и теории искусства. Живёт и работает в Москве.

Её профессиональный опыт включает лекции по истории современного искусства в МГУ, ВШЭ и Школе Родченко.

Являлась художественным руководителем фонда «Современный Город», галереи Гельмана, резиденции «ШаргородРафинад», Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина.

С 2013 г. руководит отделом «Современная Москва» Музея Москвы.

За последние 15 лет курировала более 30 выставок в России и за рубежом.

В 2013 г. инициировала в сотрудничестве с Фондом Владимира Смирнова и Константина Сорокина и Московским музеем современного искусства конференцию «Владимир Слепян (Эрик Пид). Поиск свободного человека».

В конференции приняли участие друзья, коллеги и исследователи творчества В. Слепяна, которых удалось найти в результате двухлетних поисков.

Примечания к публикуемому тексту – авторские.

Владимир Слепян – Эрик Пид

К попытке постоянного становления

Художественная деятельность сопротивляется сравнительным оценкам, её трудно измерить, восемь лет – это много или мало? И совсем не информативен количественный анализ материального наследия: пятьдесят или пятьсот полотен не свидетельствуют о значимости автора. Хотя, если картин осталось только три1, невольно напрашивается вопрос: а что случилось? Художник умер в юности, коллекция сгорела или же имя его и всё наследие постигло забвение?

В нашем случае неверно ни первое, ни второе, ни третье. Владимир Слепян (Эрик Пид) прожил довольно насыщенную жизнь длиной в неполных 68 лет, его имя всегда фигурировало в рассказах современников, а с появлением интернета – встречается как в русском секторе, так и в латинском: его вспоминают художники, искусствоведы, слависты, режиссёры, актёры, философы.

Жизнь и творчество Слепяна – это пример особенной, насыщенной художественной деятельности, разделённый как по видам творчества, так и по годам. Первые восемь лет Слепяна как живописца приходятся на Москву, Париж и Барселону, затем, после паузы в десять лет, он начинает писать. Из опубликованного на французском – текст «Сукин сын»2, и стихи3. Затем, после ещё десяти лет забвения, во время которого он меняет имя на Эрик Пид, он начинает сотрудничать с театром, создавая фотографические полиптихи.

Однако «выгрызая» периоды социальной и художественной активности, подходящие по параметрам профессиональной деятельности, можно получить отдельные не стыкующиеся пазлы. Для понимания некоей общей идеи, проекта, вызова, который объединяет эти творческие фрагменты, необходимы другие события из биографии.

Владимир Львович Слепян родился в семье коммуниста первой волны, выполнявшего в ранние годы советской власти международные миссии и погибшего в мясорубке 1937–1939 годов.

Родители Владимира Слепяна, Лев Владимирович и Цецилия Михайловна.

Минск, 1920-е

В дошкольном возрасте он вместе с родителями много путешествовал: Прага, Милан, Хельсинки, Каунас, пляжи Средиземного моря – вот лишь некоторые временные остановки этого счастливого европейского детства, которое закончится с арестом отца. Когда началась война, мать отправляет его с родственницей, мачехой племянников, в эвакуацию; доехав до Свердловска, та помещает его в детский дом, откуда через некоторое время Слепян сбегает и после скитаний возвращается к матери в столицу сам, на перекладных, что для 12-13-летнего подростка было, конечно, серьёзным испытанием.

Владимир Слепян. Москва,

Трубная, 25. Около 1933

Владимир Слепян с папой Львом Владимировичем. Хельсинки, 1934

[Из воспоминаний Натальи Слепян, сестры Владимира Слепяна: ] В Минздраве [родственница] получила направление на Урал, кажется, в Свердловск. Она уговорила маму, что для всех будет лучше, если она возьмёт и Володю. Маме эвакуироваться было не с кем: она нигде не работала. Очень быстро [родственница] поняла, что с 4-мя детьми она не справляется, отдала Володю в детдом, откуда он и бежал. После скитаний попал в колхоз, где его приютили. И вдруг в один прекрасный день прочёл в газете, что его ищут через Всесоюзный розыск. Испугавшись, что снова вернут в детдом, сбежал из колхоза и начал добираться домой. Несколько раз попадал в милицию (отлавливали бездомников), сбегал и оттуда. И однажды на каком-то вокзале залез в поезд, идущий в противоположную сторону, и оказался в Сибири… Обратно брат добирался около полутора лет. Самым тяжёлым был участок на подъезде к Москве. В те времена в Москву пропускали только по особому разрешению. Тут Володе помог офицер, ехавший в Москву. Когда появлялся контролёр, офицер прикрывал Володю, залезшего под лавку, ногами и полами своей шинели. Так и довез его до Москвы. День его возвращения хорошо помню.

Наталья Слепян, 2,5 года, и Владимир Слепян, 10 лет. Лето 1940

Владимир Слепян в Московской средней художественной школе (крайний слева в первом ряду на обеих фотографиях). Около 1947–1949

Это, может быть, весна 43-го. После обеда, сумерки, я гуляю одна, детей нет. У меня совок или небольшая лопатка. Сплошные лужи. По асфальтовой дорожке, проходящей вдоль трёх подъездов нашего корпуса, идёт сосед Виктор Сорокин, сын профессора Сорокина, арестованного в одну ночь с моим отцом. Он ведёт за руку мальчишку, одетого в женские нижние голубые штаны с резинкой под коленом и тёмную полосатую кофту, трудно понять мужскую или женскую. Сорокин спрашивает меня, дома ли мама и, почти не отрываясь от строительства, я говорю: да. И тут же принимаюсь за работу дальше. И в этот момент я соображаю, что мальчишка, которого вёл Сорокин, мой брат. Я бросаю свою стройку и бегу домой.

В последующие дни, когда немногочисленные не эвакуировавшиеся соседи приходят к нам послушать рассказ Володи, я сижу у него на коленях, обняв за шею, и реву. Когда меня спрашивают плачу ли я от того, что мне жалко Володю, я отвечаю: «Нет, мне просто страшно».

Таким образом, все детские годы Владимира Слепяна заполнены передвижением – сначала лёгким и благополучным, «райским», затем – опасным, инфернальным. Московская квартира на Трубной, в войну превращённая в коммунальную, – точка пересечения этих пространств.