Страница 66 из 78
Обязательно стоило проверить почту, посмотреть, что срочного сбрасывала ему Алена. Связаться с ней, пусть документы курьером отправит. Узнать у Фролова, что там со сделкой, которую он готовил. Позвонить Богдану и Татьяне.
Правда хотелось только одного. Плюнуть на все и весь день нихрена не делать. Думать о Жене получалось с удивительно ясной головой впервые за долгое время, и от этого было очень легко. Потому, так и не дождавшись от нее ответа на последнее свое сообщение, он настрочил еще одно:
«Вообще у гриппа в этот раз симптомы странные. Ужасно хочется целоваться». И, удостоверившись, что не читает – стопудово телефон выключила и прячется, удовлетворенно выдохнул. Все равно потом прочитает.
С этой мыслью он прямо вместе с ноутбуком залез под одеяло с твердым намерением брать себя в руки и все-таки хотя бы немного работать.
Однако планам его сбыться было не суждено. Уже к обеду температура снова поползла вверх до отметки 38, и он, напившись парацетамола, задрых. Болел Роман Романович с чувством, с толком, с расстановкой. В полном осознании всего драматизма ситуации. И последняя мысль, полыхнувшая в его пышущем жаром мозгу, была следующая: «Ну если тебя так заводит виртуал, значит, будет виртуал!»
Завтра ей в любом случае придется телефон включать. Завтра на работу. А он болеет, ему можно прогулять.
Вечером его разглагольствования так и осталось висеть непрочитанными, а уже утром, четко зная, что в это время Женя обычно встает в будние дни, он, безо всякого градусника и лекарств, решительно написал:
«У тебя же декрет через два месяца уже, правильно? Я надеюсь, ты не собираешься совершать подвиги и рожать на работе?»
Как и предполагал Моджеевский, она действительно собиралась в университет. И ей было совершенно не до телефона и уж тем более не до новой забавы Романа. Поэтому его сообщения она узрела лишь в кабинете расчетного, пока они с Ташей пили чай.
Первое, про поцелуи, заставило ее закашляться, потому что нельзя такое читать, когда глоток делаешь. И в этом случае, возможно, Ромкины строки оказались бы убийственными, и их можно бы было квалифицировать как покушение, если бы Женя захлебнулась. Но в ту секунду она об этом не думала, закипая: целоваться ему вздумалось!
Пусть кого другого ищет – целоваться. Наверняка вариантов масса! А ей своих забот хватает, чтобы думать, с кем он там целуется. Она беременная. Беременная!
От него, между прочим.
Кстати, что он там нес про декрет?..
Женя пробежала глазами второе сообщение, традиционно уже хмыкнула, попыталась отодвинуть телефон подальше, но все же не выдержала и написала ответ:
«Не собираюсь.» - с жирной такой точкой в конце предложения.
«Тогда у меня очень мало времени!» - тут же прилетело ей, будто бы он и не выпускал из рук трубки.
«Для чего?» - только и успела уточнить она, продолжая фыркать и удивляться его энергии, а потом Женю уволок к себе главдракон, наконец-то выбравший новую жертву, которая займет Женино место на время декрета. Женю и позвали затем, чтобы познакомить и поручить показывать вновь прибывшей, что к чему в их непростом расчетном деле.
Тем она и занималась весь последующий день. Девочка, к счастью, попалась смышленая, схватывала на лету, и Женя питала некоторые надежды, что за оставшиеся пару месяцев, а точнее, немного уже меньше, чему-нибудь да научится, и тогда можно будет спокойно уходить и не думать о том, как еще помочь любимому университету, потому что на совесть Горбатова умела давить прямо-таки мастерски.
Словом, если судить объективно, ей было не до Ромы, а если по факту – то она дергалась на каждое оповещение телефона, отчего саму себя откровенно раздражала. А сейчас этот гад молчал. Что там с ним? Может быть, температура снова поднялась? Может, надо было прежде прочего спросить, как он себя чувствует? А с другой стороны, слишком жирно будет – справляться о его здоровье. Сам-то он через сколько времени опомнился, что у нее поздний токсикоз, и это нехорошо! А уж давлением и другими проблемами, которых Женьке хватало, даже не интересовался, а она все-таки не девочка, мог бы и уточнить.
Впрочем, ни давление, ни токсикоз не давали о себе знать уже второй день подряд. И это, несомненно вдохновляло, если не связывать данное событие с тем, что ровно столько же она позволяет себе разговаривать с Моджеевским. Ну как разговаривать? Огрызаться, конечно. Но все же.
Даже это было лучше, чем совсем ничего, хотя и бесконечно мало. Так и металась весь день между двумя желаниями: чтобы он написал или чтобы перестал ее теребить, потому что в ней по-прежнему болело то, что осталось несказанным между ними. В том, что она все еще хочет его рядом – Женя не призналась бы даже себе. А Рома все молчал, так и не отвечая на ее вопрос.
Откуда ей было знать, что именно в это самое время он все свои даже самые безотлагательные дела попросту отодвинул в сторону, как она давеча телефон, заказал доставку жратвы на дом и, чувствуя небывалый для его состояния прилив сил, развернул на экране ноутбука любимую программку, одно из лучших детищ программистов IT-отдела собственной компании. С этой прогой они, если не лидерами, то наравне с оными вышли на отечественный рынок софта в области проектирования зданий и сооружений, с ней же – примерялись к международному, потому что вполне могли конкурировать.
А еще это была самая любимая Ромкина игрушка, в которой он проводил редкие свободные часы, постепенно пополняя коллекцию личных проектов, некоторые из которых компания потом реализовывала, если попадались соответствующие заказы. К слову, целый коттеджный поселок за городом вырос из этих черновиков, на которых свое собственное имя Моджеевский предпочитал не светить. Из скромности, так-то!
Архитектора по образованию и по призванию в себе задавить довольно трудно, даже когда давно уже одни цифры в голове. Ромка и не пытался.
Потому сейчас он очень похоже на Женю фыркал себе под нос и думал, что у него тоже в голове мозги имеются, не только у молодых и рьяных экономистов, которые, к слову, за все эти месяцы так и не утащили Женю в свою берлогу – в соседнем, между прочим, подъезде! Теперь Моджеевский отчетливо это понимал, а все остальное было лишь пустой бравадой с ее стороны, лишь бы его отпугнуть. Право на это она имела, что уж отрицать!
Но, ёптель же моптель, что это за мужик такой, который за столько времени и имея столько возможностей – ни мычит, ни телится! И так и не достучался до якобы любимой женщины. У него-то, в отличие от Романа, репутация была идеальной! Это Моджеевский – сплошной косяк по жизни. Завоевывал быстро. А если терял – то с сокрушительной силой и по собственной вине.
Пора было исправляться. Хотя бы в чем-то. Даже если ближе его не подпустят.
Словом, он долго еще сидел, перебирая свои черновики в поисках того самого. Когда-то давным-давно сделанного «для себя», но так и не воплотившегося. Сначала не до того было, потом не для кого, и, в конце концов, даже забылось. А теперь... да, наверное, теперь есть. И для кого, и зачем, и время найдется. Ромкино воображение живо рисовало ему участок у моря, и чтобы вокруг магнолии, и Женя, домашняя Женя с чашкой кофе на террасе, и рядом коляска. И чтобы однажды это случилось, ведь каких-то полгода назад все еще было возможно. Как теперь вернуть?
Моджеевский некоторое время разглядывал изображения на экране, примеряясь к тому, что в них изменить, чтобы они больше соответствовали его настоящему. И через несколько минут принялся за работу, чувствуя от этого особую удовлетворенность, какой уже очень давно не испытывал, а теперь думал: неужели все эти годы одиночества, живя, работая, выгуливая Ринго, занимаясь чем-то помимо этого, терял что-то важное в себе, все больше подгоняя собственный облик под шаблоны. И ожидая от других действий, соответствующих сложившимся стереотипам.
А потом появляется такая себе Женя. Встряхивает. Вытряхивает наружу все дерьмо. И после этого как раньше – уже нельзя. Просто не получается ничего как раньше.