Страница 4 из 143
— Это может быть хуже всего, что мне пришлось видеть на этой войне.
— Даже не представляю себе, как многое вы видели, сэр, — уважительно опустил глаза юный легионер.
— Намного больше, чем мне хотелось бы. Но война — такая штука, что ты всегда можешь оказаться еще в большем дерьме, чем все, в котором бывал ранее, — буркнул я, и тут замолк и навострил уши.
В баре вдруг поднялась суета.
— Прошу прощения! — Берни Андерсон вдруг разом утратил интерес к авиатору, находящемуся всего лишь на середине своего нудного, явно выдуманного рассказа.
Это был верный знак, что пришел кто-то поинтереснее.
§ 3
Майор Фрэнк Джакоби хорошо подходил для съемок. Это был высокий, шести футов росту, подкачанный темнокожий мужик слегка за тридцать, с мужественным лицом и звучным голосом.
Даже странно это признавать, но он, вопреки отведенной ему сейчас роли пропагандистской марионетки, был неплохим солдатом. На заре войны еще никто не знал его по имени. Он был простым лейтенантом, тридцати лет от роду, командиром взвода в 1-ом рэйнджерском батальоне, входящем в состав Сил специальных операций.
Силы специальных операций (ССО) состояли из подразделений особого назначения, выполняющих задачи, которые были не по плечу общевойсковым частям миротворцев. Попросту говорю, это был «белый» спецназ, о котором было известно общественности. Этот спецназ действовал в соответствии с официальной военной доктриной Содружества, соблюдал, по мере возможности, общепринятые правилами и обычаи войны. В этом было их главное отличие от «черного» спецназа, каковым был «Железный Легион» и подобные ему частные формирования, предназначенные для грязной работы, которая никогда не войдет в официальные хроники войны.
Отношение к ним в ЧВК было несколько надменным. Причем, чего уж греха таить, за показной надменностью нередко пряталась зависть из-за почета, которым пользовались ССО среди гражданских и военнослужащих прочих частей — в отличие от наемников, отношение к которым всегда оставалось настороженным и брезгливым.
Я, впрочем, не принадлежал к числу завистников. Фрэнк был неплохим солдатом. В критический момент в начале войны он вызвался добровольцем на самоубийственную, как многие полагали, миссию. Миссия и вправду оказалась последней для большинства ее участников. Но не для всех. Так уж вышло, что она окончилась успешно. И, благодаря всесильным СМИ, из простого бойца, чудом пережившего страшную мясорубку, Фрэнк за несколько недель стал всенародным героем.
С тех пор его тщательно берегли от пуль. Ни в одной операции, кроме постановочных, которые снимались специально для картинки в СМИ, Джакоби, насколько мне известно, больше не участвовал. Зато количество данных им интервью давно перевалило за сотню. Он гастролировал по всем театрам военных действий, вдохновляя солдат тщательно заученными речами, плодами творчества технологов информационной войны.
Я не порицал Фрэнка за то, кем он стал. Уверен, что новая роль поначалу даже была ему не по душе. Даже сейчас он держался довольно скромно, не позволяя звездной болезни затуманить рассудок. Поэтому репортеры его так и любили.
Мы с Фрэнком общались лишь раз, если тот краткий обмен репликами вообще можно назвать «общением». Это было в тот самый день, когда он еще и подумать не мог, что станет телезвездой, да и выжить не чаял. Уверен, что он меня помнит. Но он, конечно, не подойдет поздороваться, даже если приметит меня в людном баре. Конспирация запрещала ему выдавать, что мы знакомы. Так же, как и мне.
Объективы защелкали, едва герой войны показался на пороге. Журналисты замерли наизготовку, как стая гончих, готовых броситься на дичь. Майор неумело изобразил смущение, как будто не ожидал встретить здесь столько камер и репортеров. Но сосредоточенно-пустое выражение глаз Джакоби яснее-ясного говорило — герой пытается удержать в памяти весьма длинную речь, которую он со свойственной хорошему солдату добросовестностью зубрил всю ночь. А его речи пользуются большим спросом у телезрителей.
Едва знаменитость оказалась в помещении, как на ней тут же сосредоточилось внимание всех, кто тут находился. Прекратив разговоры, люди навострили уши. Некоторые и вовсе поднялись и подошли поближе к журналистам, настраивающим свои робокамеры, дабы не пропустить чего-то важного. Две девчонки из «Красного Креста» глупо захихикали, покраснели и захлопали ресницами. Важный генерал из 60-ой мотострелковой, делая вид, что продолжает пить свой чай, нет да и таращился туда же, куда и все. Молина, перестав отчитывать механика, облокотилась о стойку и неторопливо, как бы нехотя повернула свой орлиный взор к вошедшему. Даже мрачный Росомаха, как раз бахнув вторую рюмку и собиравшийся было, по своему обыкновению, косолапить прочь, задержался, чтобы посмотреть, что же будет.
Джакоби, делая вид, что не замечает поднявшегося из-за него оживления, прошел к столику, который держали для него товарищи из ССО. На ходу поймал банку содовой, брошенную барменом, кивком головы поблагодарив Рави и присел. По настойчивому знаку Берни Андерсона бармен движением пальцев приглушил звук музыкального автомата. Десантники из 101-ой, заказавшие песню, мрачно покосились на индуса, но не стали возражать — кажется, даже им стало интересно.
— Итак, с вами Керри Райс, и это ABC News, — ближе всего к нам оказалась та самая блондинка, что приглянулась Орфену, и мы могли слышать ее зычный, преисполненный важности голос. — Мы ведем прямую трансляцию с Высоты 4012. Да, да, вы правильно поняли — я сейчас в считанных милях от хребта Нандадеви, где вот уже пятый месяц не прекращается операция «Снежный барс» — крупнейшее, и, как все мы надеемся, последнее сражение страшной войны, исказившей до неузнаваемости лицо восставшего из праха Нового мира.
На третий год войны эти пафосные слова казались неуместными. Все знали, о какой именно войне идет речь. А красочных эпитетов все равно недостаточно, чтобы передать весь смысл случившегося. В человеческом языке не существует достаточно сильных и пугающих выражений, чтобы описать события, унесшие жизни почти тридцати пяти миллионов человек. Даже после того, как человечество пережило Армагеддон.
— Сейчас, в январе 2093-го года, никто уже не сомневается в исходе этого кошмарного конфликта. Миллионы граждан Содружества самоотверженно принесли себя в жертву, чтобы остановить марш коммунистической империи, посягнувшей на основы нашего мира. И эта страшная жертва не была напрасной. Противник, казавшийся непобедимым, практически повержен. Его ресурсы истощены, войска обескровлены, в тылах царит смута. После нескольких месяцев тяжелейшей осады, так называемая Новая Москва, город-исток этого ужасающего конфликта, расколовший наш мир на две части, со дня на день падет.
При этих словах я не удержался от ироничной усмешки, и не я один. Я заметил, как Молина громко хмыкнула, Росомаха беззвучно рассмеялся, обнажив неровные желтые зубы, а один из десантников, повернувшись к товарищам, даже не понижая голоса, сказал что-то крепко-матерное. Бригадный генерал из 60-ой дивизии исподлобья посмотрел на этих нарушителей спокойствия, но призывать их к порядку не стал.
— Но еще не так давно все было иначе, — тем временем, продолжила репортерша. — Два с половиной года назад, ранним летом кровавого 2090-го, мир, каким мы его знаем, был, как никогда, близок к краху. Все мы знаем о страшной опасности, нависшей тогда над всем человечеством, и о славном подвиге наших защитников, отвратившем эту беду. Сегодня вместе с нами человек, который непосредственно причастен к тому эпохальному событию…
— Она ведь об операции «Скайшредер, да, сэр? — склонился ко мне Орфен, и его шепот заглушил повесть репортерши. — Я слышал, что…
— Т-с-с! Дай послушать, — отмахнулся я от него.
По неизвестной Орфену причине, о которой я не мог говорить, тема, которой вскользь коснулась журналистка, была мне очень близка. Впрочем, я был уверен, что пропагандистская машина не намерена сегодня возвращаться к той давно покрытой пылью истории. Сегодня Джакоби будет говорить о другом.